История военного искусства - Ганс Дельбрюк

За застрельщиками французских революционных армий следовали, как резерв для конечного, решительного удара, колонны. Как стрелковый бой, так и тактика колонн революционных войн имела свои прецеденты, но в то время как первый возник из практики, вторую породила теория. Развитие тактики пехоты привело к тому, что, в целях усиления действия огня, построение делалось все более тонким. Однако тонкая линия должна была не ограничиваться одной стрельбой, но и наносить удар. При затруднительности стрельбы на ходу пруссаки одно время хотели при атаке наносить удар без выстрела. От этого, впрочем, скоро отказались, но появились теоретики, и в частности француз Фолар, которые указывали на то, что удар более глубокой колонны окажет совсем иное действие, чем удар тонкой линии. Колонна безусловно должна прорвать тонкую линию и разорвать ее на части. Поговаривали даже о том, чтобы заменить ружье со штыком пикой. Граф Липпе, учитель Шарнхорста, на службе которого последний находился, был поборником этой идеи, и молодой Шарнхорст с ним соглашался (1784 г.)16. Передают также об одних французских маневрах, состоявшихся в 1778 г. под руководством герцога Брольи, одного из талантливейших французских генералов того времени, на которых соединение подготовительного огневого боя с заключительной атакой колоннами предуказало новый боевой прием17; даже в Семилетнюю войну, в сражении при Бергене, Брольи вводил в бой свою пехоту таким образом. В течение всего промежутка времени, отделяющего Семилетнюю войну от войн революционных, преимущества линии и колонны служили темой теоретических дебатов, и хотя в общем за сторонниками линии остался перевес, тем не менее французский строевой устав 1791 г., следовательно, изданный уже во время революции, но еще не затронутый ее духом, наряду с линейным  построением предусматривал несколько построений колоннами, между прочим, батальонную колонну из середины. Сам устав не выводит их этого никаких дальнейших заключений; он всецело выдержан в духе линейной тактики. Представляется, что колонны включены чисто внешним образом, но не введены органически в систему пехотного боя18. Но теперь практика революционных войн отвергла то, что ей не подходило - длинные выровненные линии - и воспользовалась построением колоннами, которое даже без чрезмерной мучительной точности в построении все же было пригодно, сочетав его, правда, с уже заранее известным, но получившим теперь сильное развитие стрелковым боем. Колонны не только обладали преимуществом более сильного удара, но и могли с гораздо большей легкостью передвигаться по неровной местности, чем линии, и легко находили прикрытие, укрывавшее их от взоров и орудийного огня противника.

 Новый метод ведения боя можно было бы характеризовать так, что старая тактика линейной и легкой пехоты слились, получив добавление в виде заимствованной у теории колонны. Но это вызвало бы побочное представление, будто мы имеем дело с сознательным новым изобретением, что на самом деле неверно. Ни в одном дошедшем до нас источнике мне не попадалось указаний на то, чтобы существовало в сознании представление о создании или желании создать что-то новое, лучшее, как то было в отношении государственного строя, а просто пользовались из числа традиционных форм теми, которые можно было применить, отказавшись от тех, которые были непригодны. Таким образом, возникла совершенно новая форма боя, в которой, однако, каждый отдельный момент преемственно связан с чем-то традиционным, имевшимся в наличности19.

 Даже тогда, когда дисциплина была восстановлена и армия снова получила более твердые формы, не было введено нового систематизированного порядка. Наполеон не дал нового строения устава, и французская армия вплоть до 1831 г. продолжала обучаться по уставу 1791 г. Следовательно, в области тактики не только революция непосредственно была связана с традицией, но и в дальнейшем развитии вновь воспринимались такие традиционные моменты, которые успели уже утратиться. Особенно это относится к дисциплине. Генералы, сделавшие карьеру во время революции, были почти все (за исключением главным образом Моро) уже до революции солдатами, большей частью - молодыми лейтенантами, как например Бонапарт, и убеждение, что плодом муштры является дисциплина и что боеспособность войска покоится на дисциплине, сохранилось в их умах сквозь все смуты и беды революции. Как только новые генералы снова взяли в свои руки армию, они усердно и строго стали работать в этом направлении. Тотчас после заключения мира 1797 г. Наполеон отдал приказ, чтобы офицеры изучали уставы, чтобы по утрам производилось одиночное учение, по вечерам - батальонное, а два раза в неделю - полковое. Сам он лично усердно производил инспекторские смотры, "как настоящий, казарменный фронтовик" (Kasernen-Troupier)20. Как только он овладел властью, он разрешил зачислять рекрутов в полки не раньше, чем они будут внешне вымуштрованы, и притом приучены внутренне к военным порядкам21.

 Оригинальное свидетельство о том, как в новой французской армии происходило смешение новизны и старины, милитаризма и национального духа, представляет приказ Наполеона о постановке в строй негров. Когда в Египте, отрезанный от родины, он увидел, как его армия постепенно тает, он написал генералу Дезэ (Dezaix) 22 июня 1799 года: "Гражданин генерал! я хотел бы купить от 2 000 до 3 000 негров в возрасте от 16 и старше и зачислить их приблизительно по 100 человек в каждый батальон".

 До тех пор пока стрелковый бой оставался приемом, необходимости, все время угрожала опасность, что его разовьют слишком широко и что у командующих не останется достаточно войск для производства конечного удара. Поэтому, когда снова водворился известный порядок, стали снова ограничивать стрелковый бой. Стали применять одновременно и попеременно, в зависимости от потребности, стрелковый бой, линейное построение и колонны. По этой причине коренное противоречие между старой и новой тактикой не так бросалось в глаза внешнему наблюдателю, как можно было бы полагать, и современники, в частности сами французы, едва отдавали себе отчет в происшедшей на их глазах перемене; при этом из многих показаний усматривается, как мало думали о систематической разработке новых форм. Для стрелкового боя, естественно, необходимо обучение солдата стрельбе; но в этом направлении делалось так мало, что начальник штаба Бонапарта Бертье, еще в 1800 г., за несколько дней до выступления в поход через Большой Сен-Бернар должен был издать приказ: "С завтрашнего дня надлежит заставлять всех новобранцев ежедневно делать несколько выстрелов; их следует обучить тому, как прикладывать ружье, чтобы нацелиться, и как, наконец, надо заряжать ружье". В том же году вышла в Германии уже упомянутая нами превосходная книга Гойера "Geschichte der Kriegskunst". В ней автор ставит вопрос: "Приобрело ли что-либо, в смысле своего развития, военное искусство за эту войну (с 1792 г.)?" На этот вопрос, полагает автор, невозможно ответить безоговорочно ни да, ни нет. Далее идет перечисление: более разностороннее использование артиллерии, удачное применение стрелков в горной войне, применение воздушных шаров для рекогносцировки: "На основании всего этого можно, правда, утверждать, что военное искусство развилось за эту войну, как, впрочем, за всякую войну вообще, но что коренному перевороту тактика не подверглась". В одном месте (II, 958) он говорит о стрелковом бое в Вандее. Колонны представляются ему просто беспорядочными толпами, что с внешней точки зрения и верно. "Ни в одну войну, - говорит он (стр. 1017), - не было так часто применено искусство полевой фортификации, как в настоящую". Опять в другом месте (т. I, Предисловие) он говорит об усовершенствованиях ружья, о более сильно действующем порохе, об изобретенном оптическом телеграфе. Наконец (стр. 886), он говорит, что победы одерживали те революционные генералы, которые разыскали выбранные прежними французскими генералами в пограничных местностях и зарисованные в военном министерстве позиции и которые умели читать карты и ими пользоваться.

 Мы, обозревающие эволюцию в ее последовательном ходе, видим военно- историческое значение революционных войн не в усовершенствовании пороха и ружей; происшедшие за это время изменения в этом отношении представляются нам столь ничтожными, что мы даже говорим, что войны Фридриха и Наполеона велись одними и теми же ружьями. А то, что тогда достигалось при помощи наблюдения с воздушного шара, представляется нам не больше как курьезом. Никто из нас не видит в применении полевых окопов существенного признака революционных войн и не приписывает победы революционных генералов тому, что они сумели высмотреть на картах позиции, открытые прежними французскими генералами. Единственным решающим для нас моментом является новая организация армии, сперва породившая новую тактику, из которой затем должна была расцвести и новая стратегия. Гойер, этот умный, образованный наблюдатель-специалист, усматривает новую тактику лишь в горной войне и в Вандее, а о новой стратегии он даже не подозревает.