Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953) - Борис Акунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хуже всего было то, что под угрозой срыва оказалась приближающаяся посевная кампания.
И Сталин дал обратный ход. В те времена главным способом общения с народом у власти были газетные публикации, и в марте 1930 года Вождь обратился к стране с новой программной статьей. Она называлась «Головокружение от успехов». Вина за «перегибы» возлагалась на местное начальство, которое, оказывается, сгоняло крестьян в колхозы и коммуны насильно.
Газета «Правда»
«Тройки» сразу притормозили свою активность, забой скота и саботирование прекратились. Весенний сев был спасен.
Но голос Вождя в деревне был воспринят как разрешение уходить из колхозов. И начался массовый исход. За весну «коллективизация», достигшая (во всяком случае по отчетам) 58 %, опустилась до 24 %. В некоторых областях, например в Московской, колхозов вообще почти не осталось.
Зато осенью крестьяне в своих хозяйствах собрали отличный урожай, да и колхозы — те, которые были созданы действительно добровольно — дали неплохие показатели.
Это, однако, не означало, что Сталин отступился от своего плана, вовсе нет. Именно в это время Вождь, по-видимому, и решил не просто ужесточить коллективизацию за счет более радикальных мер, но и изменить ее генеральную задачу. Успехи отдельных колхозных хозяйств давали основания надеяться, что для увеличения производительности и общего объема сельхозпродукции стране так много крестьянского населения и не нужно, тем более что скоро в колхозы начнут массово поступать трактора, а вот на стройках пятилетки освободившиеся рабочие руки очень пригодятся.
Ужесточение «коллективизации»
Формула изначального, ленинского большевизма складывалась из двух компонентов: идеальной цели (мировой революции) и готовности достичь этой цели любой ценой. Первая часть формулы, оказавшаяся нереализуемой, в сталинские времена отпала и была заменена целью труднодостижимой, но всё же не фантастической: обретением военной мощи. Но вторая часть сохранилась и была доведена до экстремальности. Суть сталинского метода управления и сталинизма в целом справедливо сводят к поговорке «лес рубят — щепки летят». И количество «щепок» при этом значения не имеет.
Бесчисленное количество книг описывает ужасы Большого Террора (и он безусловно чудовищен), но самое большое количество жертв относится не к 1937–1938 годам, а к 1932–1933, когда крестьянство уничтожалось как класс. Среди погибших не было громких имен, но счет шел не на сотни тысяч, а на миллионы. Как выразился в Нобелевской лекции Иосиф Бродский: «В настоящей трагедии гибнет не герой. Гибнет хор». Именно это и произошло.
В официозном «Кратком курсе истории ВКП(б)» говорится, что в 1930 году «широкие массы крестьянства повернули к социализму».
«Поворот» был организован следующим образом.
Страну разделили на три зоны: главные сельскохозяйственные регионы, второстепенные и все остальные, включая национальные республики. В первой зоне было приказано до конца 1931 года довести уровень коллективизации до 80 %, во второй — до 50 %, в третьей — до 25 %. В июне 1930 г. на XVI съезде Сталин выдвинул лозунг «развернутого наступления социализма по всему фронту, ликвидации кулачества как класса и проведения в жизнь сплошной коллективизации».
Теперь кампания насильственного сгона людей в колхозы проводилась не хаотически, а систематически, в соответствии с разнарядкой. За первую половину 1931 года количество колхозников увеличилось вдвое. По итогам 1932 года, на исходе первой пятилетки, коллективизацией было охвачено 62 % всех дворов, то есть в целом по стране партийная директива была выполнена. Но чрезвычайные меры на этом не закончились. В январе 1933 года пленум ЦК постановил передать управление колхозами и совхозами политотделам, в которых обязательно состоял представитель ГПУ. Эти органы совмещали с организационной функцией репрессивную, то есть управляли посредством страха.
Статистический успех «сплошной коллективизации» сопровождался тотальным развалом сельскохозяйственного производства. Возобновился массовый забой домашнего скота (общее поголовье уменьшилось наполовину), сократились посевы, урожай из-под палки собирался плохо.
Надежды, возлагавшиеся на механизацию колхозов, не оправдались. Количество тракторов действительно увеличилось почти впятеро, но зерна от этого больше не стало — наоборот. В «год великого перелома» генеральный секретарь сулил, что через три года, то есть в 1932 году, СССР станет «одной из самых хлебных, если не самой хлебной страной в мире», на деле же в 1932 году сбор зерна был даже ниже, чем в неурожайном 1929-м и намного ниже, чем в последний полноценный год НЭПа.
Низкий урожай, собранный осенью 1932 года, привел к тому, что теперь в городах уже повсеместно пришлось вводить продовольственные карточки, но главный удар пришелся по деревне, притом по регионам, которые всегда кормили страну: Кубани, Нижнему Поволжью, Украине.
Главной причиной кризиса стали реквизиция личных запасов зерна и провал колхозного производства в сочетании с чрезмерно высокой нормой госзаготовок (то есть изъятия государством продукции).
Самая катастрофическая ситуация сложилась на Украине и в Казахстане, где драконовские указания Центра применялись с дополнительными суровостями.
Голод на Украине, являвшейся главной житницей страны, был результатом не только общегосударственного курса на выколачивание запланированных заготовок любой ценой, но еще и политической установкой. Современный историк Сергий Плохий пишет: «Хотя голод поразил также Северный Кавказ, Нижнее Поволжье и Казахстан, только на Украине он имел явную этнонациональную окраску; он стал результатом сталинского решения прекратить украинизацию и совмещался с атакой на украинские партийные кадры». Разгрому подверглось и украинское культурное сообщество. Вторую по значению союзную республику в «профилактических целях», дабы не поощрять «уход в национализм», перевели из режима «коренизации» в режим русификации. Еще одной целью являлось ослабление самой массовой группы аграрного населения, украинского крестьянства, не столь давно развернувшего под руководством Махно большую антибольшевистскую войну и оказывавшего глухое сопротивление коллективизации.
Украинских крестьян не только оставили без припасов на зиму, но еще и обложили дополнительными штрафами за срыв заготовок. Целые села заносились на так называемые «черные доски», что означало полное прекращение снабжения, запрет на всяческую торговлю, а во многих случаях еще и кордонирование войсками. Патрули и загрядотряды не давали голодным крестьянам проникнуть в города, тоже отнюдь не сытые. Украинцы вымирали деревнями, были зарегистрированы случаи каннибализма.
Французский историк Николя Верт пишет: «…Мне кажется справедливым квалифицировать как геноцид действия сталинского режима, направленные на наказание голодом и террором украинского крестьянства». Сегодня украинский «Голодомор» официально признан геноцидом в десятках стран (но не в Российской Федерации).
В Казахстане «сплошная коллективизация» тоже имела явственные черты геноцида, атаки на весь народ. Она проходила под лозунгом борьбы с «кочевничеством», хотя все степное хозяйство испокон веков строилось на
