Царство Флоры - Татьяна Степанова

— А адрес фабрики гобеленов отыскали, Сергей Геннадьевич? — спросил Колосов.

— Да, там у нас и расходные чеки есть. Вам же бумажки небось все подай.

— Когда приехать, ознакомиться?

— Да хоть сейчас, я в Воронцове. Или завтра вечером. С утра я занят на таможне, у нас там грузы пришли. Срочно надо оформлять.

Колосов прикинул: если завтра вечером, то еще целый день коту под хвост. А может быть, там, в этих документах, что-то полезное, важное. Он глянул на часы.

— Я выезжаю к вам, Сергей Геннадьевич.

Он двинул в Воронцово и уже на Кутузовском влип в затор. В этот летний вечер, казалось, вся Москва устремилась за город, на дачи. Перманентная пробка была и на МКАД, и потом на Ильинском шоссе, куда он рванул в объезд. Настроения, естественно, это не подняло.

Когда он вот так парился и изнывал в машине, несмотря на включенный кондиционер, позвонила Катя.

— Привет, Никита.

— Привет. — Он критически разглядывал себя в зеркале: ну и рожа, господи ты боже мой!

— Новости есть?

— Целый ворох, хоть стой, хоть падай.

— А ты где сейчас? В прокуратуре?

— Был в прокуратуре. Теперь в Воронцово мчу. — Он еле-еле полз в это время в общем потоке. — Там их финансы надо скачать да забрать и адреса, ну то, чем я Тихомирова озадачил.

— Никита, а что насчет военных? Что-нибудь выяснилось? — тревожно спросила Катя.

— Да ничего пока. Круг клиентов фирмы мои орлы проверяют. А ты почему не зашла?

— Ты же в разъездах сегодня сплошных.

— Знаешь, я вспомнил. — Колосов в эту минуту действительно вспомнил разговор с Балмашовым — там, на тропинке у озера. — Он ведь сам меня спрашивал.

— О чем?

— Ну, не из бывших ли я военных… Что-то еще про спецназ вякал и про…

Он не договорил — машины впереди шустро рванули вперед.

— Катя, все, я погнал к Тихомирову, завтра сам с утра к тебе загляну.

Впереди, оказывается, была авария, и вся километровая пробка упиралась в нее. Дальше ехать было гораздо свободнее. Но, несмотря на всю спешку, он попал на территорию Воронцова только уже около девяти вечера.

Однако и вечером там вовсю бурлила жизнь. Возле здания конторы стоял черный «Лендкрузер» с тонированными стеклами. В оранжереях, на делянках, на клумбах, на полях, как и днем, трудился «батальон» китайцев, поливавших цветы, рассаду, половших грядки. Воздух был здесь свежий, напоенный влагой. На газонах работал автополив. Аромат цветов к вечеру как будто даже усилился троектратно. У Колосова аж виски заломило — вот что значит привычка вечно нюхать бензин и сигаретный дым.

Смеркалось. Небо над головой было чистым и прозрачным. Тихомирова Колосов отыскал позади конторы среди делянок каких-то карликовых хвойников, оказавшихся молодой порослью тиса. Он разговаривал с двумя мужчинами средних лет в безупречных костюмах и модных темных очках. Завидев Колосова, те конец беседы явно скомкали, быстро попрощались, сели в «Лендкрузер» и уехали.

— Добрый вечер, всполошил я ваших клиентов, — сказал Колосов, поздоровавшись.

— Это не клиенты, это из банка к нам, — хмуро ответил Тихомиров. Выглядел он из рук вон плохо. Ясно было, что все происшедшее с Балмашовым и «Царством Флоры» было принято им слишком близко к сердцу.

— Из какого банка? — поинтересовался Колосов. — Не из того ли, часом, с кем судились?

— Угадали. Вот как-то прознали уже, что с Андреем беда. Слетелись, как воронье.

— Как банк-то называется?

— «Прогресс и развитие».

— Это у них офис на углу Тверской и Палашевского? Крутой банк, крутые ребята, — хмыкнул Колосов. — Вы уж меня извините, Сергей, что я вас так долго заставил ждать. Из города к вам не так-то просто вырваться.

— Ничего, мы тут допоздна. — Тихомиров махнул рукой рабочим. — Пойдемте.

Они направились к зданию, обшитому белым сайдингом.

— Что с Андреем? Вы так и не нашли его? — спросил он хрипло.

— Непросто найти того, кто скрывается, Сергей Геннадьевич.

— Но отчего вы так уверены? Может быть, с ним несчастье стряслось!

— С ним давно уже стряслось несчастье. С тех самых пор, как он стал убийцей.

— Андрей не убийца, нет, — Тихомиров остановился (они поднимались на крыльцо офиса). — Он… нет, никогда. Вы ошибаетесь.

— Мы располагаем доказательствами его вины, я это вам уже говорил. А вы… Вы так и не подумали о моих словах? И зря.

— Я подумал, — Тихомиров пропустил его внутрь. — Я голову сломал, ночь не спал.

— Давайте смотреть ваши финансовые отчеты. — Колосов уже знакомым путем направился к стойке с компьютером и кассой.

В зале все было по-прежнему — цветы, цветы, цветы в горшках, емкостях, керамических вазах, на подставках. А на стене — гобелен. Колосов, отрываясь от монитора, заполненного столбцами цифр, таблицами и прочей финансовой дребеденью, то и дело смотрел на него. Надо же… Оказывается, и на классике, на живописи старинной можно долой с катушек сорваться. Стать маньяком.

Стать маньяком в царстве флоры, среди цветов…

— Сергей Геннадьевич, — спросил Колосов тихо, — ну признайтесь, только честно — он, ваш друг Балмашов, он ведь странный человек?

— Он гений, — ответил Тихомиров, — я вам это сколько раз повторял.

— Но он же странный. Я это, например, сразу заметил. Еще тогда, в первый раз, как он обратился к нам.

— Он просто смотрит на мир несколько иначе. По-другому. Шире, что ли, чем мы.

— Ну да, шире, — хмыкнул Колосов. — Спросил у меня: а почему это, интересно, нельзя убивать людей? Кем это запрещено?

— Он так говорил? Это все потому, что он часто думал, размышлял. Слишком часто даже…

— О чем?

— О жизни, о смерти. Ему было всего семнадцать лет, когда умерла его мать от рака. А потом через два года и отец. Он рано с этим столкнулся — с потерями, с горем, со смертью. Поэтому не мог уже больше быть прежним.

— Он о смерти размышлял? О своей или чужой?

— Он как-то сказал мне, что это все две стороны одной медали. И нет никакой разницы… Смерть, жизнь — это как две половинки одного целого, того, что и в нас самих, и вокруг нас. — Тихомиров помолчал. — А то, о чем вы мне говорили… Я думал об этом. И я не понимаю. При чем здесь эта картина? — Он кивнул на гобелен.

— А я в ответ повторю свой вопрос: разве она не была для вашего Балмашова настоящим наваждением?

— Она была лишь источником творческой фантазии, он сам так говорил.

— Фантазии творческой? По составлению цветочков в букеты? По убийствам — вот каким источником, — Колосов покачал головой. — Эх, Сергей, дружба-то дружбой, а голову надо на плечах иметь. Вот давайте опять начистоту, мужской ведь разговор у нас с вами — позвонит вам ваш приятель, объявится, так вы ведь нам об этом не сообщите.

— Нет.

— А как же ответственность уголовная?

— Еще детей моих вспомните снова.

— Вы сами лучше о них подумайте. А то сиротами вполне могут остаться. А у нас еще один труп будет. Четвертый по счету. Ладно, где адрес фабрики, на которой он заказывал гобелены?

— Вот, — Тихомиров отыскал файл, — а вот тут в папке чеки. У нас все прозрачно. И мы своих расходов друг от друга никогда не скрывали.

— Версаль? — Колосов прочел адрес. — Фабрика что же, прямо там, во дворце? А, в городе… Ладно… А вас не удивляло, что на этих ваших гобеленах так крови много, словно нарочно, напоказ сделано?

— Нет, так ведь у Пуссена.

— Да вот все и дело-то, что не так. Совсем не так у него.

— Может, это просто фабричный дефект? — Тихомиров пристально вглядывался в картину. — Это же просто картина. Я вообще никогда ей значения не придавал особого…

— А я опять, в который уж раз, советую вам придать и подумать. Очень серьезно поразмыслить обо всем. Ваш друг — убийца.

— Вы в этом так уверены?

— Я уверен. Уверен! У него на совести трое. Он в бегах, и что ему в голову взбредет, каким образом его навязчивая идея заставит его действовать — одному черту известно. Поймите вы, такие, как он, в определенные минуты не контролируют себя. Они полностью подчиняются инстинкту убийства. И тут уж роли не играет ни дружба, ни любовь. Поверьте мне, я таких типов повидал достаточно. Они считают себя хозяевами судьбы — своей и чужой. И не дай бог с ними встретиться, когда они выходят вершить эту самую чужую судьбу, руководствуясь собственными бредовыми фантазиями.

Колосов скачал нужные файлы на диск. Тихомиров помогал ему. Он угрюмо молчал. Но Колосову казалось, что на этот раз его слова не пропали даром.

Уже стемнело, когда он собрался уезжать. Тихомиров вышел его проводить. Китайские рабочие всем трудовым коллективом кантовались у конторы.

— Машину ждут, она их организованно в общежитие отвозит, — пояснил Тихомиров. — Так проще, удобнее им, ихнему профсоюзу и нам с Андреем. То есть было проще. Теперь не знаю, как будет. Ничего уже не знаю.