Яма слепых - Антонио Редол

У самого же Мигела Жоана планы были иные. Однако сейчас его занимали недостающие ему два карамболя, и это было главное. Он мечтал оказаться наедине с Жулиньей Кинтела и лучшего дня, чем завтрашний, просто не видел, тем более что понял — она согласна. Совсем легонько он толкнул шар, так что задетый им второй только дрогнул, а свой стукнул красный, стукнул очень удачно, и, откатившись к борту, тихонько пошел навстречу белому. Партнеры в восторге от победы зааплодировали и застучали киями по полу.

— Стоит ли продолжать? — заносчиво спросил Мигел Жоан.

— Играйте до конца, — сказал Филипп Менданья и шутливо, и зло.

— Если бы мой сын не спал, я бы позвал его закончить… Мария до Пилар улыбалась ему. Он ответил сестре кивком головы и снова вспомнил, что рассказал ему сын Атоугии о ней и Зе Педро. Так был ли искренним ответ Марии до Пилар?!

Он обошел бильярд, выбирая наиболее удобное положение, чтобы закончить игру.

— Это для новичка…

Мигел с высокомерием подкрутил ус — теперь он носил усы, как погибший Антонио Аусио, — и ответил:

— Для маркера все карамболи одинаковы, старина. И решают дело мои партнеры: ну, так заканчивать партию просто или?…

Между Бонфином и мужем одной из родственниц со стороны Вильяверде — Констансы Изабел, красавицы лет сорока, грудь которой Мигел Жоан называл не иначе как «алтарь родины», — и То Ролином возникли разногласия. И опять же принимать решение должен был Мигел Жоан. Он вернулся к тому борту бильярда, где стояли три тара, и стал готовиться послать своего, который должен был стукнуться о противоположный угол и сыграть в два борта. Мигел Жоан представлял весь ход игры на зеленом поле, но, когда стал заказывать карамболь, передумал. Что-то вдруг его забеспокоило. И он решил сыграть там, где был верняк, но тут же вернулся и под дружно повторенное постукивание партнеров киями и комментарии противников разыграл уже продуманную комбинацию.

Мария до Пилар объявила дамам результат игры.

— Передайте мужчинам, что объединяться мужу с женой запрещено, — крикнула Кинтела, великолепно выглядевшая в платье цвета увядшей розы с глубоким вырезом, обнажившим ее фарфоровые груди. «Ну просто севрский фарфор!» — отмечал лакомка Ролин-сын.

Стоящие вокруг бильярда мужчины услышали многообещающий запрет и приняли этот приятный запрет к сведению. «Уже знают результат», — сказал Мигел Жоан, и тут же всем стало ясно, кого он наметил себе в пару, чтобы гнать первого зайца, который будет обнаружен в Лезирии. То Ролин вынужден был, согласно этикету, выбрать хозяйку дома, он сделал это не без раздражения, хотя Изабел Салгейро Перейра Релвас была и хорошей наездницей, и приятной собеседницей, и даже без предрассудков, она любила пикантные анекдоты, которые ее мужа приводили в ярость. Намеченный план нарушил Бонфин: он выбрал Марию до Пилар, хотя знал, что Релвасы предпочитали, чтобы она досталась Киму Салгейро.

После состоявшегося разбора дам был устроен маленький концерт. Хозяйка дома сыграла Шуберта, а жена Бонфина, пышнотелая особа, ответила ей Шопеном, чтобы романтизмом исполнения и страстью музыки скрасить свою всем известную супружескую строгость. Бонфин вынужден был исполнить романс, хотя и сослался на боль в горле. Потом То Ролин предложил фадо, опять же на пианино, выговаривая Мигелу Жоану за то, что в его доме нет ни гитары, ни виолы.

— Это же, позволь тебе сказать, настоящее предательство Рибатежо.

Мария до Пилар вызвалась ему аккомпанировать.

Только около полуночи Мигел Жоан поехал проводить Марию до Пилар в имение «Мать Солнца». Они ехали вдвоем, хотя Менданья и Телес поспешили предложить свои услуги. После прошедшего вечером дождя ночь была прохладной.

— Ну, и?… — спросил Мигел.

— Что, ну и?…

— Развлеклись хоть немного?

— Развлеклась.

— Как вам показался Телес?

— Хороший молодой человек… Все хорошие… Но ведь совсем не это вы хотели меня спросить. Так говорите откровенно, что именно вас интересует.

— Да. Так вот я хотел бы знать ваше мнение о Киме Салгейро.

— Хороший…

— О, это уже что-то.

— Я сказала, что все молодые люди хорошие.

Цоканье лошадиных копыт отдавалось в ночной тишине. Хотя Мигел Жоан и вошел в соглашение с отцом, он не забывал о союзе с самим собой. У него были свои планы — это ясно. Теперь, когда сын Эмилии Аделаиде изгнан из имения, а двое других внуков — дети Марии Луизы Сампейо Андраде были тоже в стороне, он имел свои виды на будущее дома Релвасов, несмотря на то что его отпрыску шел всего лишь второй годик.

— Так вы действительно не думаете выходить замуж?

— Я никогда не допускала возможности остаться только теткой, — ответила Мария до Пилар после некоторого колебания. Она поняла, что не должна показывать неприятие брака.

— Хорошо делаете, что не торопитесь, — сказал Мигел и добавил: — Надеюсь, что сказанное мною не дойдет до отца…

— Он считает, что я несчастна. Так что подчас его заботы о моем браке меня волнуют. Придет день, и я с удовольствием выйду замуж. Но я надеюсь полюбить…

Мигел Жоан подстегнул лошадей.

— Этого еще не случалось?

— Когда мне было одиннадцать. Не спрашивайте, кто это был, теперь он мне безразличен… Да, я была влюблена. Это было и ужасно, и прекрасно в одно и то же время.

— Отец приказал мне найти вам мужа.

— Я знаю это и не собираюсь причинять вам неприятности. Если вы сочтете кандидатуру брата Изабел подходящей, я могу выказать к нему интерес. Наверное, это уж не такая плохая партия, — добавила она иронически. — Земли в Алентежо, страховые общества, инспекционный совет компании по производству спичек…

— А в наших руках — акции компании «Табак», — пошутил он ей в тон. — Но будет лучше, если отец не вспомнит об этом, потому что спичечные компании угрожают теперь табачным. И война объявлена не на живот, а на смерть. И отец в бешенстве.

— Для меня-то брат Изабел — просто дурак. А я желала бы выйти замуж по любви.

— Согласен. И считаю это разумным. И даже защищал подобную позицию, беседуя с отцом.

— Спасибо, Мигел. — Она улыбнулась, спрягав улыбку в ворот пальто. — Салгейро — дурак, То Ролин — туп и способен завести гарем, в котором будут все женщины Алдебарана… Телес… Телес — вешалка для усов…

Мигел рассмеялся удачной шутке.

— Ну что ж, вы ведете себя верно. И есть еще время, — добавил он, когда коляска въезжала в ворота отцовского дома и Жоакин Таранта бежал им навстречу.

— Так поговорим о Киме Салгейро… Его вы находите хорошим?…

Теперь намерения брата ей были понятны. Она могла рассчитывать на его поддержку и длить свое безбрачие хоть до отцовской смерти — конечно же, она ее не желала. А дальше сама жизнь покажет…

— Так в шесть утра на берегу Тежо, — напомнил ей Мигел Жоан. — А отец к нам присоединится, не знаете?

— Думаю, что нет…

Так берите с собой Зе Педро. Он хорошо ездит на лошади…

— Почему Зе Педро, Мигел? Он уже и так зазнался. Отец правильно сделал, заставив его надеть форму пастуха. От этого он совсем обезумел!… Должно быть, чувствует себя оскорбленным.

Сказанное несколько успокоило Мигела Жоана.

В шесть утра Мария до Пилар была на пристани. Однако, кроме двух лодок, да лодочников, там никого не оказалось. По их мнению, несколько прохладное утро и ветерок предвещали ясную погоду.

На Марии до Пилар был купленный на ярмарке в Севилье черный жакет, отороченный бархатом, и кордовская шляпа с загнутыми вверх маленькими полями, приобретенная там же. Мария до Пилар знала, что была красива. Именно это сказал ей Зе Педро, когда она утром шла мимо манежа и, сочтя, что отец еще спит, задержалась там на четверть часика. Губы ее до сих пор хранили вкус поцелуев объездчика лошадей, а подбородок горел, даже болел от его небритых щек. Она готова была вернуться и отдаться ему прямо там, на манеже, как это уже не раз случалось.

Однако сдержала себя, приказала взять лошадь на бот, который будет перевозить животных, и пешком стала подниматься на высокий берег реки, придерживая руками кружева юбки, чтобы не зацепиться за кустарник, росший по бокам тропинки, что шла через тростниковые заросли, где уже начала петь проснувшаяся птичья стая. Пройтись пешком Мария до Пилар решила для того, чтобы хоть как-то охладить желание снова быть с Зе Педро. Похоже, окружающие что-то заподозрили. Во всяком случае, слова брата говорили именно за это, хотя она и схитрила, посмеявшись над тщеславием любовника. Любить? Нет, она его не любила, возможно потому, что они были такими разными. Во-первых, происхождение — это ясно. Ведь об их женитьбе и речи быть не могло — это абсурдно, но ей нравилось ласкать его, потому что он был красив, красивый волк, как называли они с мисс Карри стройного и худощавого Зе Педро, стройность его особенно подчеркивал пастушеский костюм, перепоясанный на бедрах кушаком. Она уже сказала ему, что отец приказал ей возобновить посещение манежа, но он не повеселел от услышанного. Теперь это был печальный араб — так она его называла.