Ветер Дивнозёрья - Алан Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тайка хотела этого всей душой: не ради Огнеславы — ради Яромира. Как он теперь жить будет, зная, что убил ту, кого любил прежде? А может, и до сих пор любит…
Лис, поймав Тайкин отчаянный взгляд, прислонил ее к стене, а сам склонился над телом, пощупал жилку на шее, приподнял веко и покачал головой.
В этот момент послышался шелест крыльев — это вернулся Пушок.
— Уф, не догнал! — Он сел на открытую дверь, нахохлился. — Вы уже нашли ее, да?
— И кое-что еще нашли. — Лис выудил из сумки Огнеславы ожерелье. — Нет, вы только представьте, какая змеюка! Опоила нас, обобрала до нитки, в острог приволокла… Вот и верь после этого людям.
У Тайки тряслись плечи, но глаза были сухими. Даже когда Лис кинул ей Кладенец (осторожно, держа только за цепочку), она едва шевельнула рукой, чтобы поймать подвеску.
— Ладно, на самом деле все не так плохо, — приговаривал Кощеевич, обыскивая тело Огнеславы. — Ожерелье на месте, Кладенец на месте, чешуйка Горыныча нашлась и пригодилась. Зеркало твое тоже тут. Еще травки какие-то, но пес их знает, для чего они нужны. Кинжал уже забрали. Кольцо и одолень-траву отправили вовремя. Все прочее, видать, у дядьки Ешэ в становище осталось. Надеюсь, эта дурочка самонадеянная его не прирезала? Он ведь и мстительным духом может вернуться, с него станется… Так, а это что за браслеты? Ладно, возьму на всякий случай, потом разберемся. Места мне знакомы: мы прямо под замком, так что не заблудимся. Можно даже сказать нашему врагу спасибочки за быструю доставку до места. Предлагаю вернуться к первоначальному плану: найти Доброгневу, надеть на нее ожерелье… Эй, вы двое меня слушаете вообще?
— Мы должны найти Яромира. — Тайка не узнала собственного голоса.
— Полетает — и вернется, никуда не денется.
Ох, всем бы такую уверенность…
Пушок слетел с двери ей на плечо, тронул щеку мягкой лапкой:
— Тай, он прав. Надо идти.
— Угу…
Тайка всхлипнула и медленно встала, опираясь о стеночку. Мятный вкус во рту больше не ощущался — видимо, весь яд был нейтрализован. Она сплюнула поблекшую чешуйку в ладонь.
— Выбрось, — посоветовал Лис. — Больше она ни на что не годится.
Поплевав на руки, чародей приподнял Огнеславу под плечи и волоком затащил в камеру, закрыл снаружи дверь и провернул в замке ключ.
— Вот, так ее не скоро найдут.
В этот миг из-за двери донесся сдавленный стон, и у Тайки бешено заколотилось сердце: неужто целительница жива?
— Открывай, скорее!
— Да, ты права, нужно добить.
— Не добить, а исцелить.
Лис посмотрел на нее как на умалишенную:
— Видать, сильно тебя головушкой стукнуло, ведьма. Эта змеюка тебя едва не убила!
— Знаю. — Тайка упрямо выпятила подбородок. — Но если мы бросим ее умирать, то будем не лучше, чем она.
— Напоминаю: я тебе не «скорая помощь», — проворчал Кощеевич, но дверь все-таки открыл.
Огнеслава снова застонала, не приходя в сознание.
— Но что-то ты можешь сделать?
— Могу посыпать травкой, которую мы в ее сумке нашли.
— А это поможет?
— Понятия не имею, — пожал плечами Лис. — Может, это лекарство. Может, яд. А может, вообще приправа к плову.
Тайка сжала кулаки:
— Сейчас не время для твоих шуточек!
— А я и не шучу. Посмотри правде в глаза, ведьма: никто из нас не лекарь. А наш дивий приятель качественно придушил эту гадину. И правильно сделал! На мой взгляд, тут исцелять нечего: все равно с минуты на минуту помрет.
Девушка молитвенно сложила ладони:
— Я очень тебя прошу! Если сам не можешь, сделай так, чтобы она дожила до момента, пока мы врача не приведем или воду живую не добудем!
— Хм… — Лис почесал в затылке. — Вообще-то есть один способ. Правда, тебе не понравится.
— Это какой?
— Тот, к которому я обещал больше никогда не возвращаться.
Тут до Тайки дошло. Сперва она нервно икнула, потом обхватила себя за локти, чтобы унять нервную дрожь, и скомандовала:
— Морозь!
— Тогда выйди. — Кощеевич развернул ее за плечи и легонько подтолкнул в спину. — И этого рыжего забери.
— А чё эта?! — возмутился Пушок. — Может, я остаться хочу и посмотреть!
— Ладно, оставайся. Будет у нас скульптурная композиция: дама с коловершей, — усмехнулся Лис, и Пушок опрометью выскочил за дверь.
Тайке и самой поглядеть хотелось, но здравый смысл взял верх над любопытством. Когда оставшийся в камере Кощеевич затянул над телом песню, она поняла: правильно сделала, что не осталась. Колдовство было сильным, мрачным — до мурашек. А потом вдруг ударил ледяной ветер. Тайка, ахнув, упала, накрывая собой коловершу. По земляному полу поползла синяя изморозь, дошла до пальцев (она отдернула руку), подступила к локтю. Пришлось вскочить, подхватить Пушка и вжаться в противоположную стену. Сухие травинки, что остались валяться на полу, превратились в морозные кристаллы, холщовая сумка на глазах стала прозрачной и звонкой… Ух, и страшно! Одно касание — и все, станешь ледяной снегуркой, какую под Новый год у Дома культуры ставят. Но Тайке повезло: изморозь остановилась где-то на расстоянии ладони от носков ее кроссовок. Дверь темницы распахнулась, и оттуда вышел Лис, утирающий пот со лба. Наверное, ему единственному сейчас было жарко.
— Ты очумел?! — напустился на него Пушок. — Нас едва не заморозил!
— Извините, увлекся. Как начал петь «Холод смерти, сердца лед» — так и всколыхнулась старая память. — Кощеевич виновато улыбнулся и поспешно добавил: — Вы только маме не говорите.
Тайка хихикнула. Тоже мне, злой чародей! Прозвучало так, будто они его не о страшном колдунстве попросили, а застукали на школьном дворе с папироской в зубах.
— Не скажем. — Пушок, вопреки обыкновению, отнесся к делу крайне серьезно. — Васёнке и так забот хватает. Но ты имей в виду, лисья морда, я за тобой по ее просьбе присматриваю. Так что не балуй!
Кощеевич от такой прямоты аж закашлялся, а потом галантно подал Тайке руку, чтобы помочь перебраться в безопасное место.
— Так, теперь-то мы готовы наконец-то? Айда за мной. У меня есть план. Кстати, твоя идея с заморозкой чудо как хороша, ведьма. Мы же теперь эту гадюку допросить сумеем.
— И как же? Разве она теперь не в «сонном пузыре», куда только родичи пробраться могут, да и то если повезет?
Тайке пришлось придержать Лиса за рукав: он так быстро бежал по коридорам, что она боялась отстать.
— Так мне дорожка открыта будет. Ведь это я ее заколдовал! —