Шестая жена короля Генриха VIII - Ф. Мюльбах

Она бросилась к дверям.

Генри Говард не стал удерживать ее. Он улыбаясь смотрел ей вслед и, когда она скрылась, сказал почти с состраданием:

— Бедная женщина! Я лишил ее возможности завести себе еще одного любовника, и она никогда не простит мне этого. Ну что же! будь что будет! Пусть она станет моим врагом и примется мучить меня мелкими уколами, лишь бы она не повредила ей! Но я все-таки надеюсь, что сумел хорошо замаскировать свою тайну и что сестра не догадается об истинной причине моего сопротивления. Ах, мне пришлось закутаться в эту дурацкую мантию родовой гордости и сделать надменность покровом своей любви! О, Джеральдина, я избрал бы тебя, даже если бы ты была дочерью мужика… Но что это? Уже бьет четыре? Начинается моя служба! Прощай, Джеральдина, я должен идти к королеве!

В то время как он направился в уборную, чтобы облачиться там для большого придворного праздника в должностной мундир, герцогиня Ричмонд, дрожа от ярости, вернулась в свои комнаты. Она торопливо прошла к себе в будуар, где ее ждал граф Дуглас.

— Ну? — спросил он, подходя к ней с нежной, вкрадчивой улыбкой. — Ваш брат согласился?

— Нет! — ответила герцогиня, скрипя зубами. — Он клянется, что никогда в жизни не допустит родства с Сеймурами.

— Я так и знал! — пробормотал граф Дуглас. — Что же решаете вы теперь, миледи?

— Я хочу мстить! Брат хочет помешать мне быть счастливой, так я сделаю его самого несчастным!

— И будете совершенно правы, миледи, потому что он — отщепенец и клятвопреступник, вероломный сын церкви, он склоняется к еретической секте и забывает веру своих отцов!

— Я знаю это! — задыхаясь, промолвила герцогиня.

Граф Дуглас с удивлением посмотрел на нее и продолжал:

— Однако он — не только безбожник, но и преступник против своего короля. Он не раз хулил Генриха Восьмого, так как в безграничной надменности своего сердца считает себя несравненно выше его!

— Я знаю это! — повторила герцогиня.

— Он так горд, — продолжал граф, — преисполнен такой богохульной надменности, что готов протянуть руку за королевской короной!

— Я знаю это! — снова сказала герцогиня, а когда увидала удивленный и сомневающийся взгляд графа, прибавила с жесткой улыбкой: — Я знаю все, что вы хотите, чтобы я знала! Только обвините его, только выдайте его королю, и я все подтвержу, все докажу, пойду на все, что может привести его к погибели. Моя мать — наша союзница. Она так же пламенно ненавидит отца, как я — сына. Так обвините же его, граф Дуглас! Мы — ваши свидетельницы!

— Но помилуйте, миледи! — сказал он все с той же кроткой, вкрадчивой улыбкой. — Ведь я ничего не знаю, ничего не слышал, так как же я могу обвинить вашего брата? Вы все знаете, с вами он говорил! Так вы и должны стать его обвинительницей!

— Ну, так ведите меня к королю! — воскликнула герцогиня.

— Разрешите мне сначала дать вам совет?

— Пожалуйста, граф Дуглас!

— Будьте осторожны в выборе своих средств, не расточайте их сразу, чтобы, в том случае если намеченный вами удар не попадет в цель, вам не остаться безоружной! Гораздо лучше и несравненно безопаснее медленным, тонким ядом, постепенно и наверняка изводить врага, которого ненавидишь, и делать это изо дня в день, чем сразу убивать его ударом кинжала, который может сломаться о ребро и стать неопасным. Так скажите же все, что вы знаете, но не сразу, а постепенно! Давайте королю небольшими порциями яд ваших слов, от которого он придет в бешенство, но делайте это последовательно, чтобы, если сегодня он не накинулся в гневе на вашего врага, он наверное сделал это завтра. Не забудьте, что нам нужно не только наказать еретика графа Генри Говарда, но прежде и важнее всего — уничтожить эту еретичку королеву, неверие которой может вызвать гнев Всевышнего на всю нашу страну.

— Пойдемте к королю! — поспешно сказала герцогиня. — По дороге вы мне скажете, в чем я должна признаться и о чем — умолчать. Я в точности последую вашим указаниям.

— Я к вашим услугам, герцогиня! — произнес Дуглас.

— Ну, Генри Говард! — тихо сказала она. — Берегись, борьба началась! Ты в своем гордом эгоизме лишил меня счастья всей жизни, даже вечного блаженства. Я любила Томаса Сеймура, я надеялась возле него найти то счастье, которого напрасно искала по лабиринту жизни. Этой любовью могла бы спастись моя душа, я снова могла бы стать на путь добродетели… Но ты, мой брат, не захотел этого, ты проклял меня и заставил вместо ангела быть демоном. Так я выполню свое предназначение и буду для тебя злым демоном!

XIV

ТУАЛЕТ КОРОЛЕВЫ

Дневное празднество было закончено, а храбрые рыцари и бойцы, ломавшие на турнире копья в честь своих дам могли отдохнуть от побед на лаврах.

Турнир силы был закончен, и теперь должен был начаться турнир духа. Поэтому рыцари удалились, чтобы заменить панцирь расшитыми золотом бархатными одеяниями.

Дамы тоже разошлись, чтобы надеть легкие вечерние платья, и сама королева удалилась с этой целью в свою гардеробную, тогда как мужчины и дамы ее свиты поджидали ее в приемной, чтобы оттуда проводить ее в тронный зал.

Начинало темнеть, и сумерки отбрасывали по залу длинные тени. Кавалеры и дамы расхаживали взад и вперед, горячо обсуждая отдельные моменты сегодняшнего турнира.

Томас Сеймур, граф Сэдлей, взял высший приз на турнире, победив своего противника, Генри Говарда. Король был в восхищении от этого. С некоторого времени Сеймур стал его любимцем — может быть именно потому, что был отъявленным врагом Говарда. Поэтому к золотому лавровому венку, преподнесенному королевой графу Сеймуру как приз победителю, он прибавил еще бриллиантовую булавку, приказав королеве собственноручно вдеть ее графу в галстук.

Екатерина сделала это с мрачным лицом и обращенным в сторону взглядом, да и сам Томас Сеймур казался очень мало восхищенным той гордой почестью, которую оказала ему королева по приказанию супруга.

Сильная папистская придворная партия почерпнула в этом новые надежды и возмечтала о перемене образа мыслей королевы и о ее возврате к прежнему, истинному верованию, а «еретическая» партия увидала будущее в очень мрачных красках и боялась потери столь могущественной опоры и влиятельного покровительства.

Никто не заметил, что в тот момент, когда королева приподнялась, чтобы увенчать победителя Томаса Сеймура, она уронила свой расшитый золотом носовой платок и что граф, подняв его и вручив обратно королеве, случайным и непреднамеренным движением засунул руку под галстук, столь же белый, как и маленький сложенный клочок бумаги, который он нашел в платке королевы и спрятал за галстук.