Похищение Афины - Карин Эссекс

— О, это лучшее из всего, что ты сделал, Фидий, — восхищенно произнесла я.

Храм возвышался на холме с таким спокойным достоинством, словно сам являлся божеством. Высокая торжественная колоннада окружала четырехугольное здание[32], устремляясь к небу так, будто вырастала из земли, а не представляла собой лишь тяжелые каменные глыбы, уложенные человеческими руками. Сами колонны слегка заужались кверху, что создавало впечатление и легкости, и симметрии. Хоть Фидий поручил надзор за техническими деталями архитекторам Иктину и Калликрату, он не оставлял без внимания ни один участок строительства. Знаменитый скульптор отдавал должное усилиям всех своих работников, но мне казалось, что он полагает возведение храма исключительно собственным делом.

На некотором расстоянии от здания храма, в яме был разведен небольшой костер, который поддерживали двое рабочих. На огне стоял горшок для плавки свинца, издававший тошнотворный запах.

— Так мы готовим отливки металлических скоб, которыми будем крепить каменные украшения. Чтоб камень стал прочнее, в него следует добавлять горячий свинец, — объяснил мне Фидий и, указав на лежащие на земле блоки мрамора с вырезанными на них сценами битвы между кентаврами и людьми, продолжал: — Скоро все эти метопы будут установлены на предназначенные им места. Большая часть каменных картин уже водружена над колоннами, размещенными между триглифами.

Жестом он указал на уже установленные метопы под фронтонами. На тех, что оставались еще на земле, были изображены эпизоды похищения кентаврами женщин. Чудовища закинули их на свои могучие плечи, сильные лошадиные ноги готовы унести добычу, в то время как мужчины отчаянно пытаются предотвратить насилие.

— Те метопы, что еще остались, будут подняты с помощью вот этих машин. — Фидий показал сложную систему вращающихся барабанов и переплетенных канатов. — Всего я сделал девяносто две метопы; когда последняя из них окажется на месте, крыша будет закончена и мы украсим фронтоны скульптурами.

— Ты сделал кентавров такими грозными, что у меня нет уверенности в том, кому в итоге будут принадлежать эти женщины, — пошутила я.

Кентавры, с выкатившимися глазами, обросшими бородами лицами и волосатыми телами, казались дикими и обезумевшими. Острые кончики ушей выглядывали из-под густых шапок нечесаных грив. Когда я смотрела на эти рельефы, то вдруг задала себе вопрос: а каково это, быть похищенной таким чудищем — голова и грудь мужчины принадлежит крупу и ногам дикого необузданного коня.

— Я вижу, что женщины в ужасе отталкивают похитителей, но нет ли тени желания в выражении их лиц? Не находят ли они этих чудовищ более привлекательными, чем их смертные мужья?

Фидий выглядел оскорбленным.

— Я нахожу, что мои молодые ученики хорошо справились с работой.

— Конечно, это так, Фидий. Тела смертных вырезаны просто прекрасно. Я в жизни никогда не видела таких красивых форм.

Мускулатура грудной клетки, тугие мышцы брюшного пресса заставили бы меня мучиться желанием и страстью, если бы мне случилось смотреть на них слишком долго. Какой красивый юноша вон там, он почти полностью обнажен, лишь легкий плащ обвивает его плечи, когда он старается нагнать убегающего кентавра. Напряжение, которым дышит его тело, кажется таким героическим и одновременно таким прекрасным и жизненным, что мне захотелось обнять его.

— Неужели все мужчины выглядят такими без одежд?

— По моему мнению, это именно так, — лукаво отвечал он. — Кроме того, для человека кардинальным является стремление к победе. Фигура, которой ты так восхищаешься, это Тесей. Его пригласили на свадебный пир к царю лапифов Фессалии, кентавры же явились на торжество незваными и, напившись, попытались похитить присутствовавших там женщин. Грязные скоты!

— С тех пор греки и одерживают победы над чужеземными чудовищами?

— Ты абсолютно права.

— Каждая фигура на метопах более выразительна, чем предыдущая. Твой гений тоже одерживает победы.

— Я осознаю это. Над каждым изображением я работал сам. Другим мастерам я позволяю набросать сцену на камне начерно, разумеется, тоже только после моего одобрения. Но вся основная работа выполнена мной, и нужно ли говорить, что на рельефе нет и царапины от неосторожного резца.

— Но эти метопы будут расположены так высоко, что только боги увидят твою работу и смогут оценить ее, — сказала я.

— А если боги довольны, что может, в конце концов, значить чье-либо мнение? — заметил Фидий.

— Ты рассуждаешь как философ.

Мой ответ заставил его рассмеяться. Фидий обернулся, чтобы подняться по ступеням лестницы в здание храма, меня же что-то заставило задержаться. Пугающая своим совершенством красота здания остановила меня. Фидий, должно быть, прочел мои мысли и сказал:

— Пойдем же, Аспасия. Храм еще не освящен жрецами и не посвящен богам. А пока этого не произошло, он не имеет отношения к богине.

Внутри все помещение заливал солнечный свет, проникавший через незаконченную крышу, которая опиралась на массивную структуру из кедровых стволов. Наверху я заметила четырех человек, укладывавших на стропила мраморные плиты. Храм состоял из двух помещений, в большем из которых предстояло находиться статуе великой богини, а в меньшем должна содержаться казна афинян. Фидий указал мне на то место, где будет стоять статуя.

— У ног Афины я расположу неглубокий бассейн, и блики воды будут играть на деталях из слоновой кости, отражаться на золотом наряде богини. В результате вся статуя будет сверкать невиданным блеском.

— Да, именно огромное количество золота, что потребуется для твоей Афины, заставляет всех болтать об огромных издержках.

— Они просто чешут языками. Как Перикл объяснил в Народном собрании, золото будет уложено таким образом, чтоб в случае нужды его можно было легко снять.

Скульптор покачал головой, как бы сокрушаясь о мелочности своих врагов.

— Я предпочитаю сосредоточиться на главном результате, который, как ты видишь, может быть достославным. Когда все это дурачье уже упокоится в могилах, статуя Афины будет стоять как стояла. Гордая, наряженная, как и подобает богине, украшенная драгоценностями — золотом, дорогими камнями, стеклянными мозаиками. Лишь немногие счастливчики смогут похвастать, что видели ее, но молва о величественном монументе достигнет ушей каждого.

Доступ на Акрополь получали лишь жрецы, служительницы храмов и самые выдающиеся люди страны. Вследствие моих отношений с Периклом такого разрешения удостоилась и я.