Афанасий Фет - Михаил Сергеевич Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Всего забавнее выходило толкование стихотворения “О не зови! Страстей твоих так звонок / Родной язык...”, кончающегося стихами:
“И не зови, но песню наудачу Любви запой — На первый звук я как дитя заплачу И за тобой!”Каждый, прислушиваясь к целому стихотворению, чувствовал заключающуюся в нём поэтическую правду, и она нравилась ему, как гастроному вкусное блюдо, составных частей которого он определить не умеет.
— Ну позвольте! Не перебивайте меня! — говорит кто-либо из объясняющих. — Дело очень просто: не зови меня, мне не следует идти за тобою, я уже испытал, как этот путь гибелен для меня, а потому оставь меня в покое и не зови.
— Прекрасно! — возражают другие. — Но почему же вы не объясняете до конца? Как же связать — “о не зови...” с концом: “я как дитя заплачу / И за тобой!”?
— Ясно, что эта решимость следовать за нею в противоречии со всем стихотворением.
— Да, точно! — в смущении говорит объяснитель, и всеобщий хохот заглушает слова его»266.
Иногда такие попытки завершались консенсусом. Так, вызвавшую общее недоумение строку объяснил Дружинин, и Тургенев сообщал Фету: «Не мучьтесь более над стихом “На суку извилистом и чудном”. Дружинин растолковал нам, что фантастическая жар-птица и на плафоне, и в стихах может сидеть только на извилистом и чудном суку рококо. И мы согласились, что этого стиха трогать не надо»267. Однако намного чаще непонятные стихи признавались «ареопагом» неудачными, требующими изъятия или замены. «Почти каждую неделю стали приходить ко мне письма с подчёркнутыми стихами и требованиями их исправлений», — вспоминал Фет. Мнение самого поэта учитывалось мало — сказывалось укоренившееся в кружке представление о «телячьих мозгах» и «бессознательном» характере его творчества. «Там, где я не согласен был с желаемыми исправлениями, я ревностно отстаивал свой текст, но по пословице “один в поле не воин” вынужден был соглашаться с большинством...»268 — утверждал поэт в своих воспоминаниях. Получившимся результатом «ареопаг» остался доволен. Дружинин записал в дневнике 29 января 1856 года, после того как работу признали завершённой: «После обеда читали предполагаемое собрание очищенных творений Фета. Впечатление осталось отличное»269. Был удовлетворён и Тургенев, видевший свою заслугу в том, что, как он написал позднее в своеобразной автоэпиграмме, «Тютчева заставил расстегнуться / И Фету вычистил штаны».
Современных исследователей и поклонников творчества поэта напечатанный в феврале 1856 года в типографии Эдуарда Праца сборник «Стихотворения А. А. Фета» часто приводит в замешательство: где в нём автор, а где редакторы? Насколько это издание вообще имеет смысл называть сборником произведений Фета? Замечательный литературовед Борис Яковлевич Бухштаб писал: «По количеству переделок издание 1856 г. являет пример едва ли не уникальный в истории русской литературы. В издание 1850 г. входило 182 стихотворения. При подготовке издания 1856 г. около половины было исключено: перенесено в новое издание только 95 стихотворений; из них в прежнем виде 27, а в переделанном 68»270.
«Ареопаг» во главе с Тургеневым действительно проделал огромную работу. Она сказалась не только на отборе текстов, выглядящем беспрецедентно строгим и одновременно прихотливо-субъективным (исключались и действительно слабые стихотворения, и те, которые сейчас входят в антологии и хрестоматии), но и на композиции сборника. Разделы сохранились, но их расположение и состав резко изменились. Новая книга начиналась с раздела «Элегии» (сборник 1850 года начинался со «Снегов», «Элегии» же были под девятым номером), из которого исчезли стихотворения «Виноват ли я, что долго месяц...», «Тебе в молчании я простираю руку...», но прибавились «Не говори, мой друг: “Она меня забудет...”» и «Не спится. Дай зажгу свечу. К чему читать?..». Отдел «Подражание восточному» переименован в «Подражания восточному» и сокращён с четырёх стихотворений до двух (оказались исключёнными «Из Саади» и «Язык цветов»). Из раздела «К Офелии» было решено исключить стихотворения «Как идёт к вам чепчик новый...», «Сосна так темна, хоть и месяц...», «Как майский голубоокий...» и «Офелия гибла и пела...»; придирчивые редакторы сочли достойными публикации только «Не здесь ли ты лёгкою тенью...», «Я болен, Офелия, милый мой друг!..» и «Как Ангел неба безмятежный...». «Снега» переместились на третье место и сохранились практически в полном составе, за исключением стихотворения «Ветер злой, ветр крутой в поле...». Мало пострадал раздел «Гадания» — из пяти текстов в новый сборник включено четыре (исчезло стихотворение «Ночь крещенская морозна...»). Зато совершенному разгрому подверглись «Мелодии»: из 35 стихотворений осталось 18. Из раздела «Вечера и ночи», первоначально включавшего 15 произведений, пропали «Долго ещё прогорит Веспера скромная лампа...» и «Что за вечер, а ручей...», зато прибавилось «Шёпот, робкое дыханье...».
Составители явно скептически относились к эпическим потугам Фета и из девяти баллад оставили только четыре («Тайна», «Ворот», «На дворе не слышно вьюги...», «Легенда»), По той же причине были отклонены поэмы «Талисман» и «Саконтала». Не оценили составители и явно дорогое автору «Соловей и роза». Зато с разделом «Антологические стихотворения» «ареопаг» обошёлся бережно: из 20 текстов, входивших в сборник 1850 года, в новом издании осталось 16: вместо выброшенных стихотворений «Когда петух...», «Нептуну», «Архилох», «Застольная песня», «Многим богам в тишине я фимиам воскуряю...», «Водопад», переводов «Из Катулла» и «Из