Звучит повсюду голос мой - Азиза Джафарзаде

Исмаил долго повторял про себя последние слова Махмуда-аги, то верил им, то сомневался в них.

Через день после беседы с Махмудом-агой, когда все расходились после пятничного намаза из мечети, ему сказали, что его хочет видеть Ахунд Агасеидали. Он задержался, не смея поднять голову, чтобы не встретить любопытствующих взглядов покидавших мечеть прихожан.

Честно признаться, он растерялся. После разговора с Махмудом-агой он, казалось, несколько успокоился, теперь предстоял новый разговор. Как он обернется? Его пугало, что скажет Ахунд Агасеидали. Вдруг он потребует уничтожить того, кто порочит имя семьи?.. Его колени дрожали, когда он приблизился к алтарю. Сидевший на тюфячке справа от высокой, богато украшенной кафедры Ахунд Агасеидали казался существом, спустившимся на землю из мира света: белый шелковый тюрбан, венчавший голову, белая египетская аба, окутывавшая его невесомую плоть, белоснежная борода и усы, седые брови, мудрое просветленное лицо.

- Подойди ближе, дитя мое, подойди ближе... Садись - пригласил он Исмаила и указал на тюфяк рядом с собой.

Однако Исмаил не осмелился сесть рядом с Ахундом и почтительно опустился на колени на полосатый палас невдалеке. От растерянности он не мог поднять глаза.

- Я знаю о твоем горе, сынок, слышал о разговорах, которые ведутся... Но ты выслушай мое наставление, мой совет, сын мой... Не верь словам недостойных! Они грешные люди...

С души Исмаила будто сняли камень.

Проведя белыми тонкими, как пергамент, пальцами по длинной белой бороде, Ахунд Агасеидали продолжал:

- Ты только внимательно прислушайся к его стихотворению, сынок. Ты сам бывал на их меджлисах, кое-что слышал... Знай и то, что в поэзии необходимы символы, вся великая поэзия строится на символике. Я хочу обратить твое внимание на его стихотворение о благословенном пророке:

Любовь, одна любовь лишь в мире есть

Ты стать рабом любви сочти за честь.

Сеид, пускай судьба обманет вновь,

Забудь о ней, спасет тебя любовь.

Коль истиной в душе ты наделен,

В Мухаммеда ты должен быть влюблен.

Мухаммед нам и солнце, и луна,

И власть, и мудрость в нем воплощена.

- Вот видишь! Здесь благословенный пророк Мухаммед называется возлюбленным! Гаджи Сеид Азим одним этим стихотворением ответил всем недостойным людям. Он ясно сказал, что его истинной любовью является вера, его истинным возлюбленным - пророк благословенный. Ага - чистый человек! Если ты поверишь людям нечистым, ты сделаешь себя несчастным, уготовишь себя для ада... Иди, найди девушку, взращенную праведным молоком, чтобы прекратить ненужные разговоры, жени своего младшего брата. Я сам, если понадобится, окажу содействие при сватовстве. Пусть всякие сплетни-слухи прекратятся.

Исмаил машинально наклонился и поцеловал белую, с отчетливо проступающими голубыми венами руку Ахунда. Ноги сами вынесли его из мечети, он и не заметил, как оказался дома.

В те дни, когда брат покойного мужа расторгнул договор обручения помолвленных при рождении Мухаммеда и Гамзы, Ханумсолтан сказала:

- Ну что ж, Гаджикиши не отдает нам Гамзу, жаль, конечно, но у Мешади Агабалы тоже растет хорошая дочь... Когда был еще жив покойный муж, он хотел с нами породниться. Может быть, и сейчас у него не пропало это желание?

И сваты отправились в дом Мешади Агабалы. Мешади Агабала дал сватам очень ясный ответ:

- У нас есть и пес, есть и хлеб для него! А невесту ищите в доме своего дяди, тем более что они были с детства обручены. Если родной дядя не отдает свою дочь за племянника, то почему я должен свою отдать? Был бы хороший парень, дядя бы от него не отвернулся!

Сваты вернулись пристыженные и оскорбленные.

- Мешади Агабала откровенно сказал: "Собаке отдам, а ему - ни за что!"

Весть о неудачном сватовстве молнией распространилась по Базару.

В тот же день старый верный друг отца - главный весовщик Ага Расул специально вызвал Исмаила на Весовую площадь. Разговор, который состоялся при закрытых дверях на складе, засел в голове, как гвоздь.

- Ага Исмаил, сынок! Ты хорошо знаешь, как я уважал твоего покойного отца, и как мы с ним дружили! Когда я услышал о расторжении помолвки твоего брата с твоей двоюродной сестрой, я очень расстроился. Клянусь аллахом, чуть не кинулся в драку с твоим дядей. Потом счел необходимым сгладить обиду между вами. Пошел к нему... К сожалению, я опоздал вас помирить... Но решил, что время само исправит положение... А теперь... Клянусь пророком, про твоего младшего брата мне рассказали такие вещи, что я просто остолбенел! Ты ведь меня хорошо знаешь, слава аллаху!.. То, что прежде я считал досужими вымыслами врагов и не придавал тому значения, обернулось постоянными разговорами купцов и ремесленников нашего Базара, с которыми мы не можем не считаться! Тут уж выхода нет!.. Как ты мог приютить в своем доме эту заразу?

- Клянусь, дядя, вначале я не придавал всему этому особенного значения, а спустя некоторое время не смог уже повернуть вспять события... Но сколько раз я сам бывал на их меджлисах, я не мог обнаружить ничего плохого или неугодного порядочным людям. Когда до меня дошли слухи об этих сборищах, хоть я и присутствовал на них, я счел своим долгом отругать брата... В ответ он говорил: "Что ты увидел плохого на наших меджлисах? Что недостойное совершил я?". Я был у Ахунда Агасеидали, и он тоже сказал мне: "Все это вранье, пойди и жени его, чтобы прекратить разговоры..."

Ага Расул прервал Исмаила:

- Только аллаху ведомо, что было, чего не было! Как говорит Ахунд: "Аллах превелик". Я - не пророк, не имам... Я знаю только одно совершенно точно: в этом городе никто не отдаст свою дочь в ваш дом после всех этих разговоров, особенно после того, как собственный дядя отказал вам. И не ходи от двери к двери, не срамись! И не подводи солидных мужчин, которых ты просишь быть сватами! У нас есть свои обычай, свои традиции. Здесь идет разговор о чести. Ты должен исполнить свой долг. Если ты не сможешь защитить свою честь, свою честь должен буду защищать я... Твой дядя говорит: "Пока этот парень жив, я им не дядя. Если даже я умру, они не посмеют переступить мой порог, если умрет кто-нибудь из них, я не приду помянуть их к ним в дом!" Теперь ты понимаешь, что черное пятно со своего имени должен смыть ты! Решайся!

Исмаил прекрасно понимал, что Ага Расул лучше многих знает законы соблюдения чести и его устами говорят законодатели Базара. И в эти минуты он в первый раз вынес смертный приговор брату.

А три дня назад, когда Исмаил открыл свою лавку в Мануфактурных рядах, Гаджи Асад громко прокричал своему соседу:

- Гаджи Кадыр! Говорят, твоему приятелю невесту ищут... - Потом добавил еще громче, не глядя в сторону Исмаила: - А что, разве Ага дал ему развод?

Мануфактурный ряд взорвался хохотом. Намек поняли все, хоть и не было названо имя. Кровь бросилась Исмаилу в лицо. Слова ударили, словно хлыстом обожгли.

Один голос перебивал другой:

- Клянусь тобой, чтоб я видел твой труп, у этих людей уже чести не осталось...

- Слушай, а, совсем забыли традиции, завещанные нам отцами и дедами, держать в чистоте свое имя!

- О аллах, люди совсем стыд потеряли... Честь забыли...

- Да кто за него отдаст свою дочь? Если даже у хозяина, избави аллах, десять слепых щенят появится, он в дом к такому и одного не отдаст!

К лавке Исмаила приблизился Мешади Алыш. Подбоченясь, с наглой улыбкой взирая на Исмаила, он громко, с издевкой спросил:

- Слушай, говорят, твой брат стал для Аги настоящим чанги?

Это было выше сил Исмаила. Не дослушав, что еще хочет сказать Алыш, под громкий хохот, свист и улюлюканье он убежал с Базара. Страшная мысль засела в его мозгу: "Я сделаю его добычей коршуна!"

Едва переступив порог дома, он улегся под одеяло. Его бил озноб. Каким-то образом события стали известны всем членам семьи. Все перестали выходить на улицу. Прекратилась торговля в лавке, в доме воцарилась напряженная тишина, никто не разговаривал друг с другом. Только несчастная мать металась между сыновьями. Поила чаем горевшего в жару Исмаила, утешала измученного раздумьями Мухаммеда. Ханумсолтан больше всего на свете боялась ссоры между братьями, и вот эта беда у нее в доме.

Исмаил и в жару перебирал возможные выходы из создавшегося положения... И снова вынес свой приговор брату... И Махмуд-ага, и Ахунд Агасеидали пусть говорят, что хотят... Они могут говорить, рассуждать. Честь их семьи не нуждается в очищении... Им нет необходимости жить в согласии с Базаром... "Я больше не могу выносить этого бесчестья... Я сделаю его добычей коршуна!"

... Ханумсолтан, предчувствуя материнским сердцем беду, остановила Исмаила перед тем, как он покинул на рассвете дом, и увела его в боковую комнатку:

- Куда ты все-таки идешь, сынок?

В голосе матери слышалось такое волнение, глаза с такой мольбой взирали на сына, что у Исмаила комок застрял в горле. Не глядя на мать, он проворчал: