Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

– Я это, а не призрак! Вы поможете мне сойти?

Он вскочил на ноги, торопливо подбежал и подал руку. Она соскользнула к нему так, что упала бы, если бы не ухватил в объятия. Она прижалась всем жарким телом, горячая кровь снова ударила ему в голову, а сердце застучало со звериной мощью.

Некоторое время он ничего не соображал, слыша только учащающийся стук своего сердца, огонь воспламенил кровь, затем ощутил, что ее ноги все еще не касаются земли, и заставил себя медленно опустить, а затем разжать руки и отступить на шаг.

– Леди Ортруда, – проговорил он хриплым голосом, – как это вы… одна… в лесу…

Она расхохоталась, играя обнаженными плечами с удивительно гладкой чистой кожей, исцелованной солнцем и покрытой нежным загаром.

– Разве женщина может отправиться куда-то одна? – спросила она с веселым упреком. – Нет, там целая кавалькада кавалеров… Но у меня лучший конь, никто не мог меня догнать… а потом понять, куда я умчалась!

Он покачал головой, все еще потрясенный как ее появлением, так и близостью ее манящего тела.

– Вы ездите по-мужски, – заметил он осторожно.

– Верно, – ответила она с вызовом, но глаза смеялись. – Вы в священном ужасе?

– Наоборот, – ответил он. – В ряде стран, где я бывал, женщины ездят именно так.

– И уважения не теряют?

– Да, леди Ортруда.

– Спасибо, мой лорд, – ответила она чарующим голосом, – конечно же, так удобнее. Не понимаю, почему женщина должна всегда выглядеть беспомощной куклой!.. У меня есть в мешке еда и вино, мы можем перекусить, пока нас найдут.

Он в неловкости оглянулся.

– Леди, это против правил… Как бы люди что-то не подумали, когда нас отыщут здесь…

Она фыркнула.

– Вас волнуют такие пустяки? Я уверена, что если вас любят, то не усомнятся. Как наши близкие, так и наши друзья.

Он развел руками, а она быстро сняла с седла мешок, на свет сперва появилась белая скатерть, Ортруда расстелила ее по траве красиво и быстро, вытащила и разложила красиво порезанное холодное мясо, сыр, хлеб, поставила два серебряных кубка и с торжеством водрузила посредине узкогорлый медный кувшин.

– Присаживайтесь, мой лорд, – предложила она, – мы должны подкрепить свои силы, ибо вы в лесу уже несколько часов.

– А вы?

Она хитро улыбнулась.

– Я меньше, но проголодалась тоже.

Села она красиво и быстро, без всяких церемоний, просто подогнула в сторону ноги, они выдвинулись из-под платья почти до колен, верх неприличия, если во дворе на людях, но Лоенгрин с учащенным сердцебиением чувствовал, что здесь это правильно и естественно, глупо соблюдать придворный церемониал в чаще леса.

– Вы умеете везде устраиваться, – заметил он с неловкостью. – Обед ничуть не хуже, чем в замке.

– У меня все не хуже, – ответила она жизнерадостно. – Позвольте, мой лорд, я налью вам…

Наполняя его кубок, она наклонилась к нему, и Лоенгрин, стараясь не смотреть в низкий вырез ее платья, все равно ощутил мощный животный зов ее сочной зрелой плоти, готовой принять его безропотно и с готовностью.

– Прекрасное вино, – проговорил он, вперив взгляд в темно-красную струю, – вид у него такой, словно только что из рая…

Она подняла на него взгляд темных блестящих глаз и намекающе улыбнулась.

– Это когда Адам и Ева согрешили? Это правда, что не они вдвоем, а Ева со Змеем, пока Адам спал?

Он взял кубок, пальцы дрогнули, когда через защищающее благородное серебро ощутил заключенною в этом вине темную и сладко-порочную страсть.

– Да, увы, – ответил он замедленно, словно отвечал кто-то другой. – И первые дети, близнецы, у нее родились от Змея. А от Адама сын родился только через триста лет, и назвали его Сифом.

Она расхохоталась.

– Значит, к этому времени Каин успел наполнить своим потомством мир?

– Увы, – согласился Лоенгрин. – Успел…

– А что внуки Сифа?

Он развел руками.

– Несмотря на запрет, не устояли перед порочными правнучками Каина…

Она смотрела на него лукаво, глаза смеялись, а губы становились все крупнее и рельефнее, словно просились к страстным поцелуям.

– Ну почему так грустно? – прозвучал ее волнующий голос. – Святая Библия учит нас, что даже Ева была прощена Господом, а уж Адам так и вовсе остался свят!.. Так осушим кубки за наших прародителей!

Он готовился отказаться от вина и опустить кубок на скатерть, но сейчас нельзя себе позволить такое непочтение к основавшим род человеческий и давшим миру всех великих людей, в том числе святых и подвижников.

Она осушила кубок легко и просто, словно сладкую воду, но щеки разрумянились больше, глаза блестят, как спелые маслины, а грудь при каждом вздохе вздымается выше.

– Прекрасное вино, – проговорил он и ощутил, что голос его опять меняется, всегда чистый и звонкий, как зов серебряной трубы, он сейчас, как и в тот раз, стал ниже, в нем прозвучали нехорошие хрипловатые нотки. – Да, весьма хорошее… хотя сладкое.

Она засмеялась, блестя очень живыми глазами, проследила взглядом, как он опустил нетвердой рукой пустой кубок.

– Женщины любят все сладкое! Начиная от речей… А вы сладкое не признаете? Почему?

– Я люблю сладкое, – ответил он смущенно. – Пусть это и не очень по-мужски. Что делать, у всех есть слабости.

– У всех, – согласилась она с готовностью и придвинулась к нему ближе. – И у всех разные. Даже у женщин! Но совпадают только в одном: все мы теряем голову при виде настоящих мужчин, что превосходят остальных!..

Он сказал с неловкостью:

– Таких на свете нет.

– Мой лорд?

– Одни превосходят силой рук, – пояснил он, – другие выше умом, третьи – святостью.

Она покачала головой:

– Нет-нет, такие мужчины есть. Мы, женщины, чувствуем их всей своей сутью!.. У нас при их виде слабеет все тело, мы тянемся к ним и раскрываемся перед ними полностью, мы готовы принять их, как иссохшая в засуху земля открыта благодатному теплому дождю…

Он ощутил, как горячая кровь бросилась в лицо, взял ломтик мяса, но жевал механически, хотя чувствовал его усиленный жгучими травами вкус, добавляющий жара в и без того уже корчащееся в муках тело.

Ортруда придвинулась еще ближе, коснулась горячим плотным бедром его ноги, жаркая волна тут же мощно пошла по его телу, заставляя в сладкой истоме корчиться каждую жилку.

– Леди Ортруда, – проговорил он таким хриплым голосом, что сам его не узнал, – Господь поставил преграды перед простыми влечениями, которые у нас от Змея, и обязал руководствоваться той искрой, которую вдохнул в Адама, дав ему жизнь и душу.

– Золотые слова, – проворковала она сладко и взяла его за руку, – именно Господь дал нам жизнь и велел плодиться и размножаться.

– Да, но…

Он запнулся, пытаясь собрать нужные слова, а в голове такой жар, что мысли путаются, а она произнесла сладким голосом:

– Что-то вам мешает, господин моих души и тела?

– Он велел, – произнес он сипло, – плодиться и размножаться, но… по закону…

– Какой был закон у Адама и Евы? – спросила она. – Они даже наготу свою прятали только от холода и ветра, а не друг от друга… Мой господин, в моих мыслях и намерениях нет ничего, что бросило бы на вас тень!.. Это на нас, женщин, она всегда падает в подобных случаях, а вы только гордитесь и бахвалитесь победами.

Лоенгрин рванул себя за воротник, чувствуя, что он душит горло.

– Ортруда… Вы не должны так…

– Почему?

– Это… нехорошо…

– Но я хочу быть с вами, мой лорд, – жарко шепнула Ортруда, – мой господин. Хочу чувствовать ваши грубые сильные руки на моем теле… Хочу, чтобы вы распластали меня на земле, чтобы схватили за грудь, сорвали с меня платье и взяли, как победитель, что врывается в захваченный штурмом город!

Лоенгрин прошептал сипло:

– Я не груб…

– Мужчины все грубы, – возразила она страстным шепотом, – это у вас в крови, а у нас в крови – покоряться сильному. Вы сильный, господин моих тела и души, вы самый сильный! Как молодых коров ведут к самому сильному быку, так и мы стремимся к победителю… чтобы и дети наши были сильными и… победителями. Я хочу вас, мой господин!

– Ортруда…

– Лоенгрин, войди в меня и ороси мое лоно своим семенем! Я хочу, чтобы спустя годы весь мир восторгался моими детьми!

Он сказал все так же сипло, чувствуя, что сражается из последних сил:

– Я верю, что вы действуете не по наущению своего законного супруга Тельрамунда. Но все равно я не могу…

– Почему?

– Я верен Эльзе.

Она вскрикнула в великом изумлении:

– Верен? Мужчина верен?

– Да, – ответил он, чувствуя, что уже проиграл битву, – все-таки верен.

Она рассмеялась тихо и загадочно.

– Мой господин, вы говорите не то, что думаете. И не то, что говорит ваша такая живая плоть. Я вижу, как в вас уже проснулась, пробудилась и клокочет яростная животная страсть… Так выпустите ее! Схватите меня, терзайте меня. Я с наслаждением отдамся вашей грубой мужской власти, вашей животной похоти. Делайте со мной все, что изволите и вздумаете! Я настоящая женщина, буду радоваться вторжению вашей грубости и мощи, ибо она прорастет и взлелеется в моих детях…