Смерть по сценарию - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Принес, извинился, что не сразу. Он, видите ли, строго выполнял завещание друга, теперь, после того как расследование закончится, издаст этот роман, он у Максима Николаевича есть целиком, с разными там воспоминаниями о детстве, лирическими отступлениями и прочей белибердой. А потом опишет, как велось следствие, каким необыкновенным человеком был покойный писатель, как задумал сценарий смерти, но выдал сначала за шутку, чтобы никто ему не помешал осуществить свой замысел.
— Как дела деминского издательства?
— Неплохо.
— И сколько он на этой «Смерти…» заработает?
— Что я, коммерсант?
— А на остальные книги Клишина у него тоже есть дарственная?
— Похоже, что да. Тот завещал свое творчество человеку, который прославит его имя.
— Что, такая жажда славы, а?
— Это ты у тех спроси, кто ради нее вены себе вскрывает.
— Значит, теперь будет поднята шумиха вокруг этого расследования. Еще бы! Написан детектив, автор которого и есть сама жертва! Потом неожиданная развязка, как положено, и лавры Демину в виде прибылей от продажи книги, ведь он, получается, и издатель, и владелец творческого наследия одновременно. Да, заработать на этом можно неплохо.
— Ты все еще про свое, Леша? Ну так я тебе скажу, что мы нашли приятеля Клишина, того фотографа.
— Голубого?
— Ну да. Он до сих пор по своему другу убивается, безумная, говорит, была любовь. Если бы, говорит, знал, для чего ему нужна ампула с ядом, ни за что не отдал бы.
— А это та ампула?
— Ну да. Там капелька белой краски была на донышке, фотограф ее случайно поставил на свежевыкрашенный подоконник у себя дома.
— А та, что для Аллы знакомый химик доставал?
— Про ту ампулу ничего не ведомо.
— Куда же такая штука делась? Ты же раньше говорил, что на ней маркировка того химико-фармацевтического комбината, с которого получала продукцию лаборатория знакомого Гончаровой.
— Ты думаешь, так много комбинатов в Москву свою продукцию поставляют? Ну, ошиблись. Я заглянул к тому химику, сверил маркировку и показал ампулу, так он подтвердил, что не та.
— А сразу нельзя было это сделать?
— Сразу мы как раз вцепились в версию о том, что к убийству Клишина причастна Алла Константиновна Гончарова, за это ее и убили.
— И за что, получается, ее убили теперь?
— Знаешь, я не хотел тебе говорить… У нее в сумочке нашли какие-то таблетки, они были рассыпаны в кармашке, без всякой упаковки. Химический анализ показал, что это желудочные средства, Гончарова маялась гастритом и часто принимала препараты от изжоги и болей. Возможно, съела что-нибудь в том итальянском ресторане, ее скрутило, и Алла Константиновна что-то приняла. А среди желудочных таблеток оказалось снотворное, она про это забыла, и…
— Чего же у нее таблетки были без пузырька?
— Ну, эти женщины такие рассеянные, сам знаешь.
— Я Аллу видел, она была настолько приземленной, что фантазиями, от которых и происходит всякая рассеянность, там не пахло.
— Может, она после смерти Клишина так расстроилась, а потом эта ампула, и мы с тобой ее стали трясти, и еще с племянницей мужа поцапалась.
— Откуда ты знаешь, что они поцапались?
— Демин рассказал: Алла очень нервничала, плохо спала. Пузырек-то в кабинете мужа нашли.
— Но не в ее же спальне?
— А может, они вместе употребляли, не таскать же туда-сюда? Ну, отсыпала маленько, а потом забыла.
— А кто тогда к Гончарову приходил?
— Да никто к нему не приходил. Доковылял старикан до прихожей, хотел позвонить, не дошел, брякнулся на пол.
— Почему из кухни не позвонил? Там же есть параллельный аппарат.
— Почему-почему… Замучил совсем. Кому и что ты хочешь доказать? Про ампулу выяснили, что Клишин звонил Гончарову около восьми вечера, ты сам мне сказал, есть свидетельница, про твою пуговицу тоже все ясно. Даже предсмертная записка есть с личной подписью Павла Клишина.
— Но Демин там был?
— Да, Демин там был.
— Вот видишь!
И Вера Валентиновна была.
— Что она показала?
— Что случайно увидела у Демина на столе рукопись «Смерти…», когда приезжала разговаривать об отсрочке долга, прочитала выборочно несколько страниц и заглянула в конец, испугалась.
— Чего? Не за племянника, во всяком случае.
— Ну, она и не скрывает, что знала про то, что Павел написал завещание в пользу своего сына от Любы. Они, кстати, с Любовью Николаевной подруги.
— Вот как?
— Та сказала, что ее семья такого наследства не примет, будет скандал, да и самой неохота ходить по судам, но Паша уперся так, что не сдвинешь.
— Еще бы! Если Самойлова начнет отдавать долги, дача все равно отойдет к Демину, зачем же лишние нервы тратить? А Любовь Николаевна не знала, случайно, от своей подруги, как погибли Пашины родители? Ты не спрашивал?
— Короче, когда Вера Валентиновна догадалась, что племянник действительно покончил жизнь самоубийством, она решила изъять завещание, в чем и призналась.
— И когда она приехала на дачу?
— В половине девятого. Павел ходил звонить, а она шарила в комнате. Пока нашла, полчаса прошло, приехала Люба, Вера Валентиновна спряталась на втором этаже, потом приехала Алла и поднялась в спальню наверху. Самойлова ушла в соседнюю со спальней комнатку и оттуда слышала, как та сразу позвонила.
— Так Алла с Любой видели друг друга?
— Выходит, что так.
— И почему Люба не уехала?
— Возможно, ее Клишин специально попросил, ему же нужно было получить еще одного героя для своей пьесы. Ну, наплел, что хочет от Аллы избавиться, а та не уйдет, попросил посидеть, чтобы довести Гончарову до белого каления.
— Понятно: Любе сказал, что не хочет, чтобы осталась Алла, а Алле — что мечтает избавиться от Любы. Блестящий ход!
— Ну а потом?
— Когда Павел вышел встречать Гончарова, Вера Валентиновна смогла выбраться из дома.
— И хладнокровно оставила племянника наедине с желанием покончить с собой? Впрочем, оставила же она родную сестру замерзать в снегу от потери крови. А дальше?
— Она говорит, что встретила машину Демина в двух километрах от клишинской дачи, и было это где-то в половине одиннадцатого. Он вышел, поздоровался, сказал, что очень переживает за Павла, хочет поговорить с ним, остановить его. Они поговорили минут десять, и Демин поехал.
— А почему он машину в лесу оставил?
— Говорит, просто захотел в туалет.
— Ха! С перепугу, не иначе.
— А что? Все мы люди. Потом решил по лесу прогуляться.
— И пришел к Клишину, когда тот был уже мертв?
— Ну да. Увидел труп, понял, что опоздал, и очень расстроился.
— Несчастный. А что говорит та тетенька о времени, когда видела в лесу джип?
— Да ничего не говорит. Она так напугалась, что не помнит, тот вечер был или не тот, видели они машину или не видели машину.
— Сколько лет ее внуку?
— Да ты что, Леша? Ребенка допрашивать? Ну, шесть ему всего.
— Маловато. Значит, Демин утверждает, что видел труп.
— Похоже, что все так и было.
— Нет, не мог я так бездарно ошибиться, не мог!
— Да все мы люди.
— Я же с самого начала понимал, куда Клишин клонит, все эти цитаты, которые Сереге Барышеву зачитывал, вся эта галиматья о том, что жизнь дерьмо… Я же сразу все это понял!
— Вот видишь.
— Но там еще что-то было.
— Начальство дало директиву. Дело ясное, Леша. Ты сам знаешь, сколько у нас проблем, чтобы еще и в очевидном сомневаться.
— Сразу бы так и сказал.
— У нас все есть, чтобы принять версию Демина, и нет ничего, чтобы доказать обратное, ни малейшей зацепки. Да я и не представляю, что там еще могло быть. Этот Клишин псих, больной человек, он сам признается, что не считает себя нормальным.
— Он хотел, чтобы его не считали нормальным, просто за уши притягивал всю свою необыкновенность, нестандартность, прямо из кожи лез. Но он был обычным человеком, и в этом, похоже, и есть ключ.
— Какой ключ?
— Ко всему, что произошло.
— Это уже твое дело.
— А ты свое сделал?
— Здесь опять труп нашли, на соседних дачах. Голый мужик в одних трусах под чьим-то забором. Представляешь? Беда с этими дачниками.
— Последнюю услугу можешь оказать?
— Ты для меня столько сделал. Честное слово, мне бы такой талант!
— Сам видишь, как подводит иногда интуиция.
— Но ты же первый сказал, что Клишин сам все улики подбросил? Я не догадался бы. Так что я могу?
— Адрес Демина. И где его издательство находится.
— Ты что надумал?
— Хочу поговорить о некоторых вещах, которые он собирается описывать в послесловии к клишинскому роману. Я ведь в этом романе тоже фигурирую, как и моя жена, мне это не безразлично.
— А… Ну, это всегда пожалуйста.
— Я возьму для коллекции эти размышления покойного?