Хирургическое вмешательство - Олег Серегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один зарубежный коллега уже ждал, развалившись на мягком стуле: голливудская улыбка Гены вселила в Даниля некоторый оптимизм, главным образом в виде надежды, что Гена возьмет часть работы на себя. Подле Гены восседала, по-совиному крутя головой, Лильяна Евстафьевна Казимеж, женщина толстая, хитрая и веселая. Задев локоть Даниля краем шали, прошла мимо Алиса Викторовна, шепнула ему в плечо: «Ну что ж ты стоишь, Данечка, садись», — и плюхнулась рядом с Лильяной.
Даниль медленно сел, озираясь. Ректор закрыл дверь и прошел на свое место во главе стола, а аспиранту все казалось, что не хватает чего-то.
Кого-то.
Здесь не было Ящера.
Потом Сергиевский удивился, почему не пригласили Аннаэр, но это еще можно было понять, в то время как отсутствию Лаунхоффера, специалиста специалистов, найти объяснение было решительно невозможно. «Он же здесь, — подумал Даниль. — Никуда не уезжал. Весь в работе, что ли? Но дело важное, если даже меня позвали…»
— Начнем, — сказал ректор.
— Ла-Ла опять разругались, — глубокомысленно сказал Даниль, выпуская дым через ноздри.
Лейнид фыркнул:
— Они хоть мирились с прошлого раза?
— Да вроде бы… Хотя не упомню, чтоб они руки друг другу подавали.
— А на этот раз что?
— Из-за Северорусской аномалии, — вздохнул аспирант и уставился на дно пустой кружки.
…Об этом ему потом рассказал Гена-матерщинник, похохатывая и уснащая речь цветистыми оборотами. Оказалось, что растревоженный Алисой Викторовной Ларионов стал искать способ бороться с последствиями аномалии и пришел к мысли, что природа аномалии еще не выяснена, зато анатомию человеческого тонкого тела наука изучила достаточно хорошо. Устранить саму аномалию пока невозможно, невозможно и эвакуировать население, а значит, нужно по возможности повысить сопротивляемость — изобрести вакцину для душ. Ректор собрал совещание и изложил соображения коллегам.
Лаунхоффер заявил, что это тупиковый путь. Пострадавших десятки тысяч, и их число по мере реинкарнирования будет расти. Нужно досконально изучить феномен, а потом бороться с его причинами.
— Сколько времени займет исследование аномалии? — недовольно возразил Ларионов. — Здесь несколько десятилетий — реальный срок. Разве что вы сами этим займетесь.
— Этим занимается мой аспирант, — пожал плечами Эрик Юрьевич. — Я курирую его работу.
— Один человек! — Андрей Анатольевич начал кипятиться. — Это немыслимо. Нужно спешить. Сколько людей будут страдать и безвозвратно погибнут, не прожив всех своих жизней? Даже последнюю не дожив по-человечески?!
— Люди вообще смертны, — заметил Ящер. — Исследование может серьезно продвинуть науку вперед.
Ларионов побледнел.
…Даниль вздохнул и раздавил окурок в пепельнице.
— А потом сказал: «Эрик Юрьевич, вы фашист», — закончил он и покачал головой. Он знал об этой беседе только по насмешливому пересказу Гены, но представлял ее точно въяве: как Ящер выпрямляется во весь свой немалый рост, нехорошо глядя на Ларионова, как оба каменеют лицами, и как Лаунхоффер, прежде чем удалиться, замечает с ледяной иронией: «Вам, Саваоф Баалович, давно на пенсию пора…»
— И чего? — спросил Лейнид.
Даниль выгнул бровь и хмыкнул:
— Ты знаешь, сколько Ларионову лет?
— Ну, — поколебался Лейнид, — шестьдесят. Под шестьдесят.
— Он ветеран войны.
— Афганской? — не понял Широков.
— Великой Отечественной.
— Ничего себе дед сохранился! — вытаращил глаза студент.
Даниль улыбнулся.
— Будешь пересоздавать тело по два раза на дню — еще и не так сохранишься.
— А чего он еще моложе выглядеть не хочет?
— Потому как сед и благолепен видом. А Ящер не сед и не благолепен. Ла-Ла — это ж притча во языцех. Но, сам понимаешь, фашистом дедуган просто так не назовет. Только Ящера ж хрен словом убьешь, а дед этого понять не хочет…
— Даниль, — сказал Андрей Анатольевич, — как видишь, от тебя не требуется ничего, кроме добросовестной работы над диссертацией. То бишь, — он улыбнулся и поправился: — сам текст может и подождать, но мы все очень заинтересованы в аналитической части.
Аспирант кивнул, радуясь, что можно не врать и не выкручиваться.
— Я в ближайшее время собирался ехать на место, — сказал он. — Проводить полевые исследования.
— Это очень хорошо, — согласился ректор, постукивая карандашом по столу. — Итак, товарищи! — в партию Ларионов вступил на фронте и забывать привычные обращения не собирался. — Я думаю, что если мы возьмемся за это дело всем коллективом, то сможем выработать технологию достаточно быстро. Вопрос только в том, как ее внедрить?
— Как раз не вопрос, — пробурчала Лильяна. — В любом случае работать с больными будут наши выпускники. Либо у них проснется совесть, и будет миссия доброй воли, либо придется выбивать деньги. Но кроме них некому. Тут вопрос, нужны ли курсы повышения квалификации.
— Курсы вообще нужны, — покачал головой ректор. — Преподавателей нет. Разве что когда Аня придет, появится хоть сколько-нибудь времени. Кстати, — лицо его стало тревожным, — товарищи, я вас прошу ничего Эрику не говорить.
— Почему? — быстро спросила Ворона.
— А то он вмешается и все сделает наоборот, — удрученно сказал Ларионов и развел руками: — Дух противоречия силен в этом достойнейшем человеке.
— Что сделает наоборот? — недоумевала Алиса.
— Все! — посетовал Андрей Анатольевич. — Нет такого дела, где нельзя чего-нибудь испортить. Лисонька, а то ты его не знаешь? Вмешается и сделает, и не потому, что он кому-то враг, а потому, что я по несчастливой случайности являюсь его формальным начальством. Эрик Юрьевич глубоко убежден, что от начальства не может исходить никакая добрая инициатива.
— Ладно, — нахмурилась Ворона. — Не скажу.
— Забудешь, — проницательно сказала Лильяна.
— Не забуду! — вскинулась Алиса.
— Запиши, — зловеще посоветовала Казимеж.
— Запишу, — пригорюнилась Воронецкая и даже, кажется, действительно что-то записала; Даниль не следил.
Он думал о Матьземле.
От плинтусов к потолку тянулись занавеси паутины, почти невидимые — лишь изредка мерцали там и здесь светлые нити. Словно опираясь на пустоту, на одно лишь нежное свечение воздуха, по ним вился золотистый плющ; сияли, заменяя собой лампы дневного света, белые и голубые его цветы. Оштукатуренные стены отливали странными оттенками серебра, ящики генераторов перемигивались многоцветными огоньками, будто драгоценности рассыпали блики, и заставкой на мониторе мерцала звездная радуга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});