Рассказы из всех провинций - Ихара Сайкаку

Тут начал свой рассказ третий пассажир:

— В наследство от отца я получил мандалу, творение самого святого Нитирэна. Несколько лет назад один человек из Удзи упрашивал меня продать эту семейную реликвию, любые деньги предлагал, но мне было жаль с нею расставаться, и я отказался. Нынче же я попал в трудное положение и отправился в Удзи разыскивать этого человека. Но за это время он успел переметнуться к секте «Чистая земля» и даже не прикоснулся к свитку. Надежды мои не оправдались, не знаю теперь, что и делать. Раздобыть деньги мне негде, а без них домой лучше не возвращаться: ничего доброго встреча с кредиторами мне не сулит. Чем ехать в Осаку, направлюсь-ка лучше в храм на горе Коя.[273] Вот уж посмеется надо мной Кобо Дайси, когда прочтет мои мысли.

Вслед за обладателем драгоценной мандалы заговорил еще один пассажир.

— Я торгую рисом, — сказал он, — и много лет продавал его в рассрочку товариществу киотоских ткачей. Комиссионных, причитающихся мне за труды, всегда хватало на то, чтобы без лишних хлопот встретить новогодний праздник. Ткачи рассчитывались за рис в конце третьего месяца, причем за каждый коку платили не по сорок пять моммэ, как на рынке, а по пятьдесят восемь моммэ. До нынешнего года эти условия их устраивали, но теперь они потолковали между собой и отказались покупать у меня рис. Лучше, дескать, встретить Новый год без риса, чем переплачивать по тринадцать моммэ за коку. Мне ничего не оставалось, как выгрузить рис в Тобе и с пустыми руками возвращаться домой.

Кого из путников ни возьми, у каждого свои заботы, свои беды. У каждого есть дом, а идти туда ему нельзя. К знакомым тоже не пойдешь, в предновогодние дни и у них немало хлопот. День еще можно как-то скоротать в храме, рассматривая от нечего делать вывешенные там эма,[274] но вечером деваться решительно некуда. Правильно делают те должники, которые заводят себе любовницу: в ее доме они могут найти убежище в день расплаты с кредиторами. Но такое позволяют себе лишь те, у кого хотя бы изредка водятся деньги. Бедняку это не по средствам. И все же существует множество способов обмануть кредиторов в последний день года.

Как-то одному человеку, беспечно распевавшему модные песенки в канун Нового года, сказали:

— Уж если вам сейчас петь охота, дела ваши наверняка благополучно улажены. Просто зависть берет, глядя на вас!

Тот рассмеялся и говорит:

— Вы, видно, еще не знаете, как провести день накануне Нового года, чтобы и себе польза была, и другому. Между тем вот уже несколько лет мы с приятелями в этот день попросту меняемся домами и так избавляем себя от хлопот и волнений. Как только являются сборщики долгов, каждый из нас прикидывается разгневанным и кричит жене друга: «Имейте в виду, ваш муж должен мне куда больше, чем остальным. Кишки из него выпущу, а денежки свои получу!» Тут кредиторы сразу уходят, понимая, что на сей раз им ничего не заплатят. Эта уловка — новинка последних лет. Не правда ли, красиво звучит: «Под Новый год хозяева меняются домами!» Пока еще мало кто знает об этой нашей придумке, так что нам удается обводить кредиторов вокруг пальца!

Рисовые лепешки в Нагасаки

к последнему дню месяца инея китайские суда покидают порт Нагасаки, и в городе становится тихо и пустынно. Однако за установленный для торговли с иностранцами срок[275] купцы в Нагасаки успевают заработать достаточно, чтобы не знать нужды весь год. И бедный и богатый живут здесь вольготно, каждый в меру своего достатка, и никто не отказывает себе в необходимом. Поскольку все в Нагасаки покупается, как правило, за наличные, в дни выплаты долгов здесь не бывает ни шума, ни суеты. Даже накануне Нового года люди спокойно попивают сакэ, как и в обычное время. Прожить в этом городе легче, чем где бы то ни было еще.

В последний месяц года люди не мечутся здесь взад-вперед, как заведенные. Нет здесь и попрошаек, «сэкидзоро», как в Камигате, и о приближении Нового года можно узнать разве что по календарю. Следуя старинным установлениям, тринадцатого числа последнего месяца года жители Нагасаки прибирают свои жилища, сметают сажу со стен. А закончив уборку, привязывают бамбуковую метелку к коньковому брусу, где она и хранится до следующего года.

Рисовые лепешки в каждом доме делают по-своему, как где заведено. Особенно занятны так называемые «столбовые» лепешки: последнюю порцию сбитого в ступе теста для новогодних лепешек налепливают на самый толстый столб-опору в доме, а в праздник Сагитё[276] пятнадцатого дня первого месяца года тесто снимают со столба и пекут из него лепешки. Вообще, какой из местных обычаев ни возьми, все любопытны. Под Новый год, например, жители Нагасаки протягивают в кухне веревки, которые здесь называют «канатами счастья», и подвешивают к ним всевозможные съестные припасы для новогоднего праздника: макрелей, сушеную мелкую рыбешку, насаженных на бамбуковые вертела моллюсков «морское ушко», гусей, уток, фазанов, соленых окуней, соленые сардины, водоросли, треску, тунцов, лопушник, редьку и многое другое. Любо-дорого взглянуть на очаг с красующейся над ним снедью. В предновогодний вечер на улицу выходят простолюдинки с разрисованными красной краской лицами. Каждая держит в руках глиняную фигурку Эбису или Дайкоку, а также поднос с рассыпанной на нем крупной солью. «Прилив начался как раз в той стороне, откуда в наступающем году пожалует бог счастья!» — возглашают они, входя в каждый дом с новогодними поздравлениями. Перед Новым годом с особой силой ощущаешь, что Нагасаки — город портовый.

Новогодние подарки по всей стране принято делать весьма скромные, в Нагасаки же и подавно: там подносят друг другу сущие мелочи: мужчинам — дешевые веера, по одному моммэ за полсотни; женщинам — по щепотке чайного листа в бумажной обертке. Что и говорить, подарки пустячные, но этому обычаю следуют все, и никому в голову не придет обвинить другого в скаредности. Свои нравы жители Нагасаки считают лучшими из лучших. «Нет краше места, чем то, где живешь», — говорится в пословице. Неудивительно, что и приезжие купцы стремятся поскорее завершить свои дела в Нагасаки, чтобы встретить Новый год у себя на родине.

Жил в Киото небогатый купец. Двадцать лет торговал он шелком-сырцом, закупая его в Нагасаки. На редкость расчетливый, он никогда не выезжал из дома, не подкрепившись как следует, в путь готовился основательно и, пока добирался от Киото до Нагасаки, пешком ли, на корабле ли, ни гроша не тратил впустую. Сколько раз он бывал в Нагасаки, а так и не заглянул в веселый квартал Маруяма. Потому понятия не имел ни о том, сколь пленительна гетера Киндзан, когда садится перед гостем, ни о том, сколь бела шея красотки Катё. Даже ложась спать, он не забывал класть у изголовья счеты и не выпускал из рук расходной тетради. Об одном день и ночь помышлял: как бы обставить какого-нибудь китайского торговца-простофилю да повыгодней провернуть сделку. Однако по нынешним временам обвести вокруг пальца китайского торговца не так-то просто: почти все они теперь знают по-японски да и поумнели. Денег у них полно, а в долг не дают, разве что под залог дома. Получат дом, тотчас подсчитают, какую плату брать с постояльцев, и, уж конечно, в убытке не останутся. Одним словом, чтобы не прогадать, лучше держаться от китайцев подальше. Но как ни ловки китайцы, на легкую наживу им рассчитывать не приходится, потому что торговца из Нагасаки тоже не проведешь.

Если бы одной расчетливости было достаточно, наш торговец давно разбогател бы, но удача обходила его стороной. А сколько торговцев шелком из того же Киото успели сколотить себе огромные состояния, хотя стали наезжать в Нагасаки в одно время с ним. Теперь они посылают туда своих приказчиков, сами же предпочитают осматривать достопримечательности Киото, любоваться вишнями в цвету или пировать с красавицами из веселых домов.

Как-то наш торговец обратился к одному из таких счастливчиков: «Расскажите, как вам удалось скопить столько денег?» Тот ответил: «Думаю, все дело в том, что я, как говорится, по природе своей торговец. Внимательно слежу за ценами на рынке, прикидываю и, если вижу, что в будущем году какой-либо товар поднимется в цене, обычно закупаю большую партию, потом денежки сами плывут ко мне в руки. В этом, конечно, есть определенный риск, но не рискнешь — не разбогатеешь».

Ну, а купец всегда все делал как раз наоборот. Стремился как мог точнее определить разницу в цене на тот или иной товар в Киото и в Нагасаки и в расчетах, как правило, больших погрешностей не допускал. Но ни разу не пошел он на риск, стремясь лишь к верной прибыли. И эта прибыль никогда не превышала его расчетов — уходила же она почти целиком на уплату процентов с тех денег, которые он брал в долг. Вот и получалось, что работал он не на себя, а на других, надрывался хуже простой прислуги, даром губил свое здоровье.