Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как вам мое пение? – спросила девушка, смело глядя Андрею в глаза своим пылающим взглядом и широко улыбаясь.
Юноша смутился и промолчал. Он разрывался между возможностью еще раз обняться с ней и грубой правдой. Его опередил Зайцев, пропищавший:
– Нам очень понравилось. Ты молодец! Поздравляю со сдачей экзамена.
Он раскинул руки, чтобы обнять ее. Но она этого не заметила. Марго не отрывала глаз от лица Андрея, который не сказал ни слова.
Наконец под ее взглядом юноша не выдержал и как бы невзначай спросил у приятеля:
– А разве экзамен уже окончен?
– Окончен, – ответила за Васю Марго с еще большим напряжением в голосе, – а почему он не должен был окончиться?
– Ну, на экзамене бывает всякое, – попытался выкрутиться Андрей и снова почувствовал, как краснеет. Он сделал вид, что внимательно рассматривает командирские часы, которые все время держал в руке.
– Мое выступление тебя не впечатлило? – спросила она, и ее правильное лицо странно, злобно исказилось.
– Оно впечатлило меня, – ответил Андрей спокойно, подражая голосу отца. Ему пока удавалось отвечать правдиво.
– Что же не так?
– Может быть, тональность подобрана не совсем верно, – сказал юноша осторожно.
– Тональность? Нет, с тональностью все было отлично.
Зайцев глядел на них весь румяный и хлопал ресницами.
– Тогда, возможно, ты переволновалась, потому что…
– Я совсем не волновалась, мне нравится петь! – почти крикнула она, и Андрей впервые увидел ее некрасивой.
– Тогда тебе лучше еще немного подучиться или вообще не заниматься этим.
Ему показалось, что она сейчас испепелит его взглядом. Но глаза Марго стали влажными и заблестели, хотя лицо оставалось свирепым.
Словно ураган, на них налетела дальняя родственница Марго, закутанная в шаль и вталкивающая между ними свои пакеты и сумки.
– Марго! Марго! Какое же ты золото. Ну до чего талантливая девочка…
Приятели уходили по коридору, поклонница Марго что-то говорила ей и гладила ее руки, но девушка ничего не отвечала – только смотрела вслед Андрею застывшим стеклянным взглядом.
Зайцев промолвил, глядя на друга испуганными глазами:
– Когда ты говорил с ней, я прямо-таки видел, как каждым словом ты роешь себе могилу.
– Ты совсем не разбираешься в чае, – ответил ему Андрей угрюмо, и Вася, конечно, не понял, что' он имеет в виду.
Отец открыл форточку и вернулся в свою кровать. Юноша перевернулся на спину и уставился в потолок. Темнота обволакивала комнату, – он с трудом мог разглядеть пальцы на вытянутой руке.
– Хватит ворочаться и сопеть. Скажи уже, что такого напела тебе Цветкова. Дала от ворот поворот или обещала стать верной подругой? По твоим вздохам не поймешь, хорошо тебе или плохо.
– Плохо.
– Это даже лучше. Хотя я не рассчитываю, что ты поймешь, почему «плохо» для тебя гораздо лучше, чем «хорошо».
– Не было никакого отворота-поворота, я все испортил сам. Ты то и дело твердишь, что нужно быть честным, говорить людям правду. Но от этого одни проблемы. Какой смысл в этой правде, если в итоге не получаешь того, чего хочешь?
– А ты уверен, что если получишь то, чего хочешь, проблем не станет больше?
– Я не понимаю, о чем ты, у меня голова гудит от твоих загадок.
Отец промолчал. За окном медленно проехала машина. Было слышно, как ее шины выталкивают воду из лужи. По потолку пробежали две полосы от фар. Штыгин-старший неспешно заговорил:
– От правды не бывает никакой выгоды. Принимать ее всегда тяжело и неудобно. Поэтому она в большом дефиците. Нет никакого смысла говорить правду. Это неприятно. Тогда почему ты не солгал?
Андрей отвернулся к стене и начал ковырять обои.
– Пап, скажи, как такая красивая девушка может не понимать, что поет она отвратительно?
– Ты когда-нибудь слышал, как кричит павлин? А хвост у него между тем прекрасен. Когда девочку с детства пытаются сделать лучшей во всем – это уже начало обмана.
Опять наступила тишина. Андрей не хотел, чтобы она длилась слишком долго. Было слышно, как бабушка стонет во сне от боли. И ему приходилось делать вид, что он не замечает ее стонов.
«Это тоже обман. Притворяться, будто болезни и смерти не существует. Многие живут в этом обмане, пока не заболеют и не умрут».
У Аладдина осталось еще два желания для джинна на сегодня.
Чтобы каждый на свете понял, к чему он призван, а к чему нет? Чтобы люди не мучились от болезней?
Андрей сел на кровати и положил отяжелевшую голову на ладони.
– Честно говоря, я сомневаюсь, что из меня выйдет хороший музыкант. Во всяком случае, мне не стоит заниматься этим профессионально. Я буду петь иногда для тебя, для бабушки, для друзей. Но сегодня я понял, что мои способности в музыке не представляют ничего выдающегося.
– Концерт для бабушки был не так уж плох, – отец широко зевнул, – но тебе виднее. Лучше вовремя понять, чего ты не можешь, чем думать, что ты способен на все.
– Опять твои загадки. Скажи еще парочку, и я точно усну.
– Ты определенно становишься наглее. Кажется, умники вроде тебя ошибочно называют это явление «переходным возрастом».
Озеров
«Через пять минут вернусь, постарайтесь за это время закончить с уборкой» – так он сказал ровно пять минут назад, но разве в классе кто-нибудь остался? Озеров остановился в дверях с открытым ртом. Дежурных, конечно, уже и след простыл. В интерьере кабинета мало что изменилось, если не считать, что швабры валяются на полу и добавились новые кучи мусора.
За учебный день чистый кабинет