Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мазепа договорился с Неплюевым и Косаговым, что вместо леса, который должны были высечь и доставить малороссийские люди на строительство города, гетманские люди сделают 100 лодок для великороссийских ратных людей и пригонят их к устью Самары. «А городовую стену и иную крепость те вышепомянутые войсковые работные люди зделают сколко будет возможно, а старшине и урядом, которые будут у городового дела над теми работными людьми», гетман обещал приказать, чтоб «они дозирали того прилежно и неотступно, имея тщание, чтоб тех городовых крепостей по настовлению инженера зделано было немало». Неплюев добавлял к этому, «чтоб великие государи указали по гетманскому челобитью в Олешанских лесах гадячским и миргородским полчаном на водяные суды высечь лесу».
Одним из деликатных был вопрос о жалованье служилым людям самарского города. Мазепа в статьях, с одной стороны, признавал: «что ни есть под моим региментом людцких поселений и надлежащих с них повинности, все то Божие и их монаршеское». С другой стороны, гетман уклонялся от окончательного ответа касательно финансирования гарнизона и просил еще дать ему время на размышление и совет со старшиной[490]. А в отдельном письме В. В. Голицыну, также отправленном в Москву с М. Вуяхевичем, гетман уже недвусмысленно намекал, чтобы его освободили от «зборов» на гарнизон будущей самарской крепости. Мазепа указывал, что войсковой скарб и так уже несет немалые расходы на содержание наемных полков, запорожских казаков, которые приходят на зимовку в города Гадячского и Полтавского полков, а также на снабжение Запорожской Сечи[491].
Приезд М. Вуяхевича в Москву с гетманскими статьями положил начало обсуждению правительством окончательного плана кампании 1688 г., который был принят в середине апреля. Дату — 16 апреля — указывает в своем дневнике П. Гордон, который вообще достаточно точен в своих наблюдениях, почти всегда подтверждающихся русскими архивными материалами. В этот день шотландец сделал запись о встрече с М. Вуяхевичем (по словам автора дневника, он «страстно настаивал на моей отправке к армии») и В. В. Голицыным, отметив, что «дело с Казыкерменом стоит и едва ли будет совершено или решено». А спустя два дня Гордон сообщил об отпускной аудиенции гетманского посланца и отмене планов похода на Казы-Кермен («нападение на Казы-Кермен не решено»)[492].
С информацией об этом 18 апреля 1687 г. к Мазепе был отправлен стольник Андрей Иванович Лызлов. Черновик наказа ему сохранился крайне плохо, часть листов отсутствует, другие повреждены, нарушен порядок сохранившихся листов. Тем не менее указанный документ дает возможность реконструировать окончательные военные решения Москвы на текущий год более-менее целостно. Все мероприятия, столь детально обсуждавшиеся в конце зимы — начале весны, были решительным образом пересмотрены. Кампанию было решено провести в сугубо оборонительном ключе, поставив во главу угла задачу строительства самарской крепости.
Лызлов должен был объявить Мазепе, что в текущем году ему и Неплюеву с войсками следует «идти на свою великих государей службу на реку Самару для строения крепостей», соединившись 25 мая на р. Коломак. Гетману приказывалось послать в поход 20 тыс. казаков (предусматривалось, что в случае сложной обстановки на Украине и какого-то «замешания» в отдельных полках Мазепа пошлет вместо себя надежного «региментаря»), расположив оставшееся войско «для остерегания от неприятелскаго приходу» «в пристойных местех». В поход «для бережения… целости» гетманы из Москвы к Мазепе обещали отправить два полка московских стрельцов. Придя на Самару, Мазепе и Неплюеву предписывалось найти «к тому городовому строению пристойное место» и приступить к сооружению крепости. Строительство прямо объяснялось необходимостью создания опорных пунктов для будущего нового наступления на Крым: новый город «царского величества ратем, которые посланы будут на крымские юрты, будет надежным пристанищем». При этом накануне выступления Мазепа должен был приказать не только «словесно розголосить, но и уневерсалами объявить, что тот их великих государей с ратными людми поход будет на самой Крым и для промыслу под турские городки, на Днепре стоящие». О планах же строительства Самарской крепости никто из «посополитых людей» знать был не должен. Только в случае «подлинных» вестей о том, что крымский хан отправился в поход на Польшу, несмотря на «отвращение себе от их городового строения и от промыслу запорожского», Неплюеву и Мазепе предписывалось «для удержания хана крымского» идти «сухим путем и плавным» со всеми силами на Запорожье и под «турские городки» и «чинить… как над городками, так и над крымскими юрты военной промысл». Однако, сделав последнее объявление гетману при старшине, Лызлов наедине должен был пояснить Мазепе, что это было сделано нарочно, для «старшины и посполства», тогда как в реальности великие государи «наступателного над неприятели промыслу и над турскими городки промыслу ему, гетману Ивану Степановичю и околничему и воеводе Леонтью Романовичю чинить не указали, а иметь [им] промысл оборонителной» (курсив наш. — Авт.).
Идя на встречу просьбам гетмана, в Москве согласились с тем, чтобы Б. П. Шереметев держал в текущем году в готовности войска «по черте и за чертою». Критику Мазепой похода Косагова на Запорожьев в Москве не восприняли. Генерал должен был действовать по схеме 1686 г., двинувшись «сухим путем» с отрядом («а ратным людем с ним быть по прежнему наряду») в Запорожье, «где он прошлого году стоял», чтобы «над теми крымскими татары на
