Таинство - Клайв Баркер

— Я никогда не говорила «гений». Может быть, я использовала слово «талант», но думала, что ты сдохнешь, а потому была щедрой.

— Ты плакала.

— Нет, на такую щедрость я не способна.

— Господи, до чего с тобой трудно.

— Ну хорошо, я плакала. Немного. Но я больше не повторю этой ошибки, даже если ты скормишь себя к хренам собачьим целой стае белых медведей.

— Ты мне напомнила. Что случилось с Гутри?

— На кладбище. В «Таймс» даже некролог был — хочешь верь, хочешь не верь.

— Некролог Гутри?

— Он был известный человек. Ну… так когда ты встанешь на ноги?

— Коппельман пока не говорит ничего определенного. Может, несколько недель.

— Но ты приедешь в Сан-Франциско?

— Еще не решил.

— Здесь есть люди, которым ты небезразличен. Тот же Патрик. Он все время спрашивает о тебе. Потом я. И Глен…

— Ты вернулась к Глену?

— Не меняй тему. Но я действительно вернулась к Глену. Я открою твой дом, все приготовлю, чтобы у тебя было настоящее возвращение домой.

— Такие возвращения — для людей, у которых есть дом, — сказал Уилл.

Ему никогда не нравился дом на Санчес-стрит. Строго говоря, дома ему вообще не нравились.

— Ну, тогда сделай вид, — сказала Адрианна. — Дай себе время прийти в себя.

— Я подумаю об этом. Кстати, как дела у Патрика?

— Я встретила его на прошлой неделе. За то время, что мы не виделись, он накопил немного жирку.

— Ты не позвонишь ему от моего имени?

— Нет.

— Адрианна…

— Звони сам. Ему это понравится. Очень. Ты даже сможешь загладить свою вину передо мной — позвонить Патрику и сказать, что с тобой все в порядке.

— Ну у тебя и логика.

— Это не логика. Так я воспитываю в тебе чувство вины. Научилась у матери. У тебя есть телефон Патрика?

— Вероятно.

— Нет, отговорки не принимаются. Запиши. Ручка есть?

Он нащупал авторучку на прикроватном столике. Она продиктовала номер, и Уилл покорно его записал.

— Я буду разговаривать с ним завтра, Уилл, и если ты ему не позвонишь — жди неприятностей.

— Я позвоню ему. Позвоню. Господи Иисусе!

— Рафаэль его бросил, так что не упоминай этого козла.

— Я думал, он тебе нравится.

— Ну, он умеет обаять, — сказала Адрианна, — но в глубине души любит развлекаться и ничего больше.

— Он молодой. Ему можно.

— Тогда как мы…

— …старые, мудрые и надутые.

Адрианна хохотнула.

— Мне тебя не хватало, — сказала она.

— Ну, это объяснимо.

— У Патрика, кстати, теперь есть гуру — Бетлинн Рейхле. Она учит его медитировать. В этом есть что-то ностальгическое. Теперь, когда я встречаюсь с Патом, мы садимся, скрестив ноги, на полу, курим косячки и подаем друг другу знаки мира.

— Что бы Патрик ни говорил, он никогда не был хиппи. Лето любви не добралось до Миннеаполиса.

— Он что — из Миннеаполиса?

— Откуда-то оттуда. Его папаша великий фермер-свиновод.

— Что? — спросила Адрианна в напускном гневе. — Он сказал, что его отец — пейзажист…

— И умер от опухоли мозга? Ну, это он всем говорит. Его папашка жив-здоров, обитает где-то в центре Миннесоты по колено в свином дерьме. И, могу добавить, зарабатывает кучу денег на беконе.

— Пат — гнусный врунишка. Ну подожди, я ему скажу.

Уилл усмехнулся.

— Только не жди, что заставишь его краснеть, — сказал он. — Этого с ним не случается. Как дела у тебя с Гленом?

— Да так, живем потихоньку, — сказала она без особою энтузиазма. — Лучше, чем у большинства. Ну, нет вдохновения — не велика беда. Я всегда хотела великой любви. Взаимной, конечно. Теперь, думаю, уже поздновато. — Она вздохнула. — Господи, услышь меня!

— Тебе нужен хороший коктейль — только и всего.

— Тебе уже разрешили пить?

— Спрошу у Берни. Не знаю. Кстати, он не пытался тебя соблазнить?

— Кто? Коппельман? Нет. А с чего ты взял?

— Мне кажется, он в тебя влюбился. Послушать, как он о тебе говорит…

— Так какого черта он мне ничего не сказал?

— Может, ты его напугала?

— Это я-то? Нет. Я же как котенок, ты прекрасно знаешь. Хотя это не значит, что я бы дала согласие, если б он предложил. Я хочу сказать, у меня есть определенная планка. Пусть и низкая, но есть, и я горжусь этим.

— Ты никогда не думала стать комиком? — не без удивления спросил Уилл. — Возможно, сделала бы неплохую карьеру.

— Это означает, что ты говорил серьезно там, в Бальтазаре? О том, что собираешься бросить все это?

— Думаю, все как раз наоборот, — сказал Уилл. — Это фотография от меня отвернулась, Ади. Мы повидали достаточно кладбищ — на одну жизнь хватит с избытком.

— И что теперь?

— Закончу книгу. Отдам в печать. И буду ждать. Ты же знаешь, как я люблю ждать. Наблюдать.

— Ждать чего, Уилл?

— Не знаю. Чего-нибудь необыкновенного.

II

На следующий день, вдохновленный разговором с Адрианной, он занялся физиотерапией с таким энтузиазмом, к какому его тело не было готово, а потому почувствовал себя хуже, чем в любой из дней после выхода из комы. Коппельман прописал ему болеутоляющее, и оно оказалось достаточно мощным, вызвав приятное головокружение. В этом состоянии он и сделал обещанный звонок Патрику. Трубку взял не Патрик, а Джек Фишер, чернокожий парень, который последние пять лет то появлялся в кружке Патрика, то исчезал. Если память не изменяла Уиллу, прежде Джек был танцором. Гибкий, длинноногий и невыносимо сообразительный. Голос его звучал устало, но доброжелательно.

— Я знаю, он хочет с тобой поговорить, но сейчас спит.

— Ничего, Джек. Позвоню в другой раз. Как у него дела?

— Оправляется после пневмонии, — ответил Фишер. — Ему уже лучше. Но еще не слишком — сам понимаешь. Я слышал, тебе досталось.

— Я поправляюсь, — сказал Уилл.

Он в этот момент летал. Болеутоляющее вызвало легкую эйфорию. Он закрыл глаза, представляя себе человека на другом конце провода.

— Я приеду недели через две-три. Может, выпьем пива.

— Конечно, — сказал Джек, хотя после этого приглашения в его голосе появилось недоумение. — Уж выпить-то мы можем.

— Ты сейчас присматриваешь за Патриком?

— Нет, просто заглянул к нему. Ты же знаешь Патрика. Он любит, когда вокруг люди. А я прекрасно делаю массаж ног. Ой, знаешь что? Я слышу голос Патрика. Отнесу ему телефон. Рад был с тобой поговорить, братишка. Звони, когда вернешься в город. Эй, Патрик, ну-ка, догадайся, кто это.

Уилл услышал приглушенный обмен словами, потом снова раздался голос Джека: