Охотники Гора - Джон Норман

Марленус жестом приказал налить вина. Сейчас Вьерна наполняла кубки совершенно иначе, чем прежде. Она стояла на коленях, низко опустив голову и плечи. Рабыня, наливающая вино своему хозяину, – это ощущалось в каждом ее движении.

Я заметил тускло сверкнувший под распущенными волосами ошейник. Марленус поднял на меня глаза и рассмеялся. Я кивнул. Вьерна была рабыней. Она беспомощно взглянула на него.

– Позже, – сказал Марленус. – Я должен закончить партию.

– Да, хозяин, – прошептала она.

Девушка отошла в сторону, опустилась на колени и стала наблюдать за партией. Глаза ее неотрывно следили за доской, но я видел, что правил игры она не знает. Фигуры она воспринимала лишь как разноцветные деревянные игрушки. Однако каким-то внутренним чутьем Вьерна улавливала напряжение игры. Не понимая смысла развернувшейся на доске баталии, она угадывала происходящее по выражению наших лиц и реагировала на малейшие изменения. Ее кулачки сжимались и разжимались, отражая ее волнение. Грудь ее вздымалась, а тело покрылось мелкими капельками пота. Наблюдая за своим хозяином, она была занята собственными переживаниями, зачастую столь заметными в каждой женщине-рабыне.

– Тарнсмен – к убаре, на клетку шесть, – произнес Марленус. Он переставил своего тарнсмена к убаре разрывая мою защиту на фланге. – Домашний Камень захвачен!

Я проиграл. Партия закончилась. Я с сожалением развел руками и поднялся из-за стола.

Глаза Вьерны сияли: я был разгромлен, потерпел поражение от ее хозяина. В тонкостях игры она не разбиралась, но основные моменты почувствовать сумела. О том, как складывается ситуация на доске, девушка могла безошибочно судить по быстроте и решительности, с которыми Марленус брал фигуру и делал очередной ход, по его горделивой осанке и по надменным взглядам, которые он бросал на доску. Манера игры Марленуса отличалась напористостью, точностью и четкостью проведения комбинаций. Я оказался сломлен еще до начала его заключительной атаки, я чувствовал себя беззащитным, беспомощным перед ним. Он уничтожил меня в процессе игры. Это Вьерна поняла. Она не сводила с Марленуса сверкающих глаз. Марленус взглянул на нее и отодвинул игральную доску. Теперь мужские дела остались позади, и он мог уделить внимание женщине. Я отошел от них. – Сними свою накидку, – велел убар, – и иди ко мне.

Вьерна сбросила с себя шелка и, вся дрожа, нерешительно шагнула к нему. Он протянул руку ей навстречу и усадил ее рядом с собой на пол, у левой ноги, прижав ее к своему левому плечу. Сейчас Вьерна казалась особенно уязвимой и беззащитной. Правая рука Марленуса легла ей на бедро, прямо на рабское клеймо.

– Ты кажешься женщиной, – заметил он.

– Я и есть женщина, – ответила Вьерна.

– Ты свободная?

– Нет, я рабыня, – прошептала она. – Ваша рабыня.

Небрежным движением Марленус отбросил волосы с ее лба назад.

– Красивые сережки, – отметил он.

Стоя в дальнем конце палатки, я заметил, что серьги действительно не только красивы сами по себе, но и подобраны так, чтобы подчеркивать изящную форму мочек ее ушей.

– Да, – ответила Вьерна, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить хозяина.

– Тебе нравятся? – поинтересовался Марленус.

– Да, – прошептала Вьерна. – Они… они волнуют меня… волнуют как женщину.

– В этом и заключается одно из их предназначений, – согласился Марленус.

Она попыталась дотронуться губами до лица убара, но он жестом предостерег ее от этой попытки.

– Тебе нравится помада на твоих губах? – спросил Марленус.

– Да, хозяин, – еле слышно ответила Вьерна.

– Она тоже вызывает у тебя волнение?

– Да… да!

– В чем это проявляется?

– Помада, как и серьги… заставляет меня чувствовать себя женщиной… женщиной и рабыней!

– Ты и есть женщина и рабыня.

– Да, хозяин. Я знаю. Я хорошо это уяснила.

Продолжая убирать ее волосы с лица, он привлек девушку к себе и прижал ее губы к своим. Это был жестокий, неистовый поцелуй, первый поцелуй, запечатленный на губах рабыни. Вьерна могла лишь отдать свои губы на растерзание Марленусу, чувствуя, как от прилива крови они постепенно превращаются в один большой синяк. Когда он отшвырнул от себя рабыню, на ее губах виднелись следы крови, а в глазах застыл страх. Теперь она боялась его, до смерти боялась. Марленус, не обращая внимания на ее состояние, уложил ее на спину и провел ладонью по напряженному телу. Страх не отпускал девушку, заставляя ее внутренне сжиматься, но тело, словно уже не принадлежа ей, само потянулось к могучей руке, отвечая на призыв своего истинного хозяина. В теле девушки словно проснулась собственная воля, не подвластная рассудку его владелицы, однако и эту волю Марленус тут же подчинил себе одним властным прикосновением. Внезапно девушка безвольно запрокинула голову назад, закрыла глаза, а из груди ее вырвался неистовый крик:

– Да, хозяин, да! – Ее тело содрогнулось от безудержных рыданий. – Я люблю вас, хозяин! Люблю!

– Завтра, – сдержанно произнес Марленус, – ты вденешь себе в волосы талендр.

– Да, хозяин, да! – закричала она. – Я вдену его, вдену!

Я направился к выходу из палатки, и, оглянувшись напоследок, увидел широкую вазу с пламенеющими в ней хрупкими пятилепестковыми фламиниумами, которые в народе зовут горицветами. Шагая в темноте, я еще долго слышал напоенные неистовой радостью крики Вьерны и мелодичный перезвон колокольчиков на щиколотке ее левой ноги, снять которые мог лишь Марленус своим ключом.

– Я люблю вас, хозяин! Люблю! Люблю! – далеко разносилось в спустившейся на лагерь темноте.

Я позавидовал Марленусу: Вьерна красива и со временем, вероятно, приобретет немалую ценность как рабыня. Мне вспомнилась Шира. Мысли о ней уже не раз посещали меня. Я сказал ей, что продам ее в Лидиусе. Скорее всего, я так не сделаю. Я поймал себя на мысли, что мне ее недостает. Идиот несчастный! Она ведь всего-навсего рабыня! Хотя, конечно, рабыня многообещающая, не без будущего. Мне вспомнилась ночь, проведенная с ней в лагере у «Терсефоры», вспомнилось утро следующего дня… Она не оставила меня равнодушным. Вероятно, с помощью тренировок я смогу добиться от нее определенных улучшений. Не зря же говорят, что из сломленных хозяином женщин получаются превосходные рабыни.

Я лежал, завернувшись в покрывала, предавался размышлениям и машинально прислушивался к восторженным крикам Вьерны. Наконец я не выдержал, сбросил с себя покрывала и направился к месту, где располагались на ночлег девушки Вьерны, скованные длинной цепью вместе за щиколотки правых ног. Завернувшись в шкуры пантер, они лежали прямо на земле. Марленус сказал, что я могу выбрать себе любую из них, за исключением Вьерны. Я осмотрел всех девушек, пока не выбрал ту, что мне понравилась: темноволосую, как Шира, с хорошей фигурой. Я опустился рядом на колени и прикрыл ей рот ладонью; проснувшись, она испуганно рванулась в сторону, глядя на меня расширенными от ужаса глазами.