Творения - Амвросий Медиоланский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При самом выезде мог я увидеть знаки происшедшего уже, но из–за поспешности ничего не приметил. Я уже подъезжал к Альпийским горам, как услышал весть горестную для меня и для всех о смерти императора. Возвратился назад и слезами моими омочил путь. Ехал я по желанию всех, возвращался же со стонами всех, ибо все думали, что лишились не императора, но спасения своего. Сам я сокрушаем был печалью неизреченной о кончине столь великого императора, вожделенного залога моего, который перед смертью так сильно желал меня видеть. Узнал я, какой в нем был жар в те два дня, в которые он еще, жив будучи, послал ко мне письмо. Вечером послан был ко мне гонец, а на третий день поутру спрашивал, отправился ли он, и приехал ли я? Из этого видно, что он думал получить от меня как бы некое спасение.
О если бы я тебя, преизящный юноша, мог еще живого застать! О если бы какое–нибудь промедление задержало тебя до моего пришествия! Не ждал я многого от моих добродетели, разума или мудрости, но попытался бы всеми силами восстановить между тобой и вельможей твоим согласие и дружбу; за твою верность поручился бы и сам, принял бы на мое попечение тех, которых он опасался, и если бы он не согласился, то я бы остался с тобой. Надеялся я, что ты меня сам послушаешь, если другие не послушали бы меня, защищающего твою сторону.
Много имел я, что мог бы получить, теперь же ничего не имею, кроме плача и слез: с каждым днем умножается соболезнование мое о тебе, умножаются воздыхания. Все свидетельствуют о том, как глубоко ты почитал меня, все приписывают твою смерть моему отсутствию. Но я не Илия, не пророк, чтобы мог познавать будущее, но глас вопиющего со стонами, которым могу оплакивать прошедшее. Больше ничего не могу сделать, как только за такую твою ко мне любовь воздавать тебе слезами. Я принял тебя малого, когда ехал послом к неприятелю твоему, обнимал тебя, порученного мне материнскими руками: снова ездил я от тебя послом в Галлию, и эта должность приятна мне была как для поддержания твоего здоровья, так и по причине мира и благочестия, с которыми ты требовал останков брата моего, хотя тогда ты не был еще в безопасности, однако заботился о воздаянии чести погребения брату.
Но возвратимся к пророческому плачу и вникнем в самую сущность болезни. Что, — говорит пророк, — мне сказать тебе, с чем сравнить тебя, дшерь Иерусалима? чему уподобить тебя, чтоб утешить тебя, дева, дшерь Сиона? ибо рана твоя велика, как море; кто может исцелить тебя? (Плач. 2,13). Кто же утешит меня, от кого другие требуют услуги утешения? Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью (Плач. 3,15). Утроба моя! утроба моя! скорблю во глубине сердца моего (Иер. 4,19), по словам пророка, ибо лишился я того, кто был рожден в Евангелии.
Но не лишился благодати, которой требовал тот, кто сегодня в речи моей к народу воскрес. Ибо читая, что убогий народ благословляет Бога, рассудил я сам себя спросить, кто есть этот народ, и разделить народ на богатый и убогий: богатый народ иудейский, а убогий — народ Церкви: тот богат изречениями ему вверенными, а этот убог заимствованием чужих изречений. И подлинно убог, ибо собран от убогого, который, будучи богат, обнищал, да мы нищетой его обогатимся: истощил себя, чтобы сделать нас преизбыточествующими.
Но убог ли тот, который имел богатство вечности и совершенство благодати? Который будучи во плоти, говорил: отныне узрите Сына человеческого, сидящего одесную силы (Мф. 26,64). А в другом месте к Петру говорит: дам тебе ключи Царства Небесного (Мф. 16,19). Нищ ли тот, кто давал Царство Небесное? Но, послушай, каким образом он нищ: возьмите, восклицает, иго Мое на себя, и научитесь от Меня, ибо Кроток и смирен сердцем (Мф. 11,29). Почему и народ его нищ не по недостатку какому–либо, ибо вижу его богаче богатого того народа, когда рассуждаю, что он удостоился иметь не только пророческие изречения, но и апостольские предания, Духом Божиим вдохновенные.
Итак, не по недостатку какому–либо нищ, но нищ духом, о каковых сказано: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5,3). Поистине, блаженны нищие, ибо получили то, чего не имели богатые. Из их числа и тот пророческий нищий, о котором написано: Сей нищий воззвал, — и Господь услышал (Пс. 33:7). Из этого народа происходит говоривший: серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи (Деян. 3,6). Нищий этот — виновник убогого народа — говорит: Боже хвалы моей! не промолчи, ибо отверзлись на меня уста нечестивые и уста коварные; говорят со мною языком лживым; отовсюду окружают меня словами ненависти, вооружаются против меня без причины. За любовь мою они враждуют на меня, а я молюсь (Пс. 108,1–4). Молитва есть добрый щит, которым прогоняются все раскаленные стрелы лукавого. Молился Господь Иисус, и подражателем Его был Валентиниан.
Но, может быть, кто–нибудь скажет: какую пользу принесла ему молитва? В начале своей жизни скончался. Но я говорю здесь о скорой смерти, а не о ее роде: ибо употребляю голос не обвинения, но сожаления. Молился Господь и распят был, ибо молился, чтобы истребить грех мира. Послушаем же, о чем молится Христов ученик: конечно, о том, что повелел учитель. Повелел же, чтобы мы бодрствовали и молились, да не впадем в искушение, то есть, да не впадем в грех. Искушение христианина, когда его касается бедствие его души, бояться же смерти не есть совершенство.
Просить должны мы за самих врагов наших и молить за гонящих нас, как Господь молился, восклицая: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23,34). Усмотри здесь великое милосердие. Люди гнали своего Творца, а Он прощал им самые тяжкие прегрешения и еще извинял их неведением, говоря:ибо не знают, что делают. Ибо если бы знали, то не дерзнули бы гнать Господа своего и видели бы в Его власти свое спасение. Гонители Христа не недовольны были Его умерщвлением, но употребляли еще хулы и злословия, как Сам говорит: они проклинают, а Ты благослови (Пс. 108,28). Этим научил нас не бояться злословии гонящих нас, ибо мы имеем виновника благословения, научил не огорчаться проклятиями, имея Архиерея, могущего снять с нас всякое проклятие. Валентиниан не страшился смерти, но одного себя больше всех винил, говоря, что несправедливо невинных подвергать зависти, несправедливо, чтобы другие за него бедствовали. Желал более себе смерти, чтобы самому не быть причиной смерти других. Это сходно с Евангельским словом Господним: итак, если Меня ищите, оставьте их, пусть идут (Ин. 18,8). И так умер за всех, кого он любил, и по этому случаю друзья его были недовольны, что не они все могли умереть за него.
Видели мы, каким духом был он расположен к своим приятелям: теперь посмотрим, как сильно любил родных своих сестер. Они были утешением его духа и успокоением сердца. Просил их, что, если он по молодости раздражит их каким–либо словом, то простили бы ему и молились бы Господу Богу об отпущении ему того. Целовал их руки и головы, забывая свою честь, помня же родство, и чем больше властью своей превосходил других, тем более смиренно проявлял себя перед сестрами. Просил, чтоб они не помнили обид, а помнили бы одну благосклонность.
Случилось слушать ему некоторое дело об их имении: ибо не сомневались в его справедливости и в рассуждении самих сестер, хотя он имел склонность к освящению святых нужд, однако любовь свою растворял справедливостью. Дело было не о праве, но о владении долей наследства. И так боролись тогда в нем любовь к сестрам и милость к сироте; однако он у самих сестер ходатайствовал за осиротевшего. Дело отослал к публичному судье, чтобы не погрешить ему против права или не нарушить набожности. По намерению благородных девиц можем мы заметить, что Валентиниан внушил им благочестивый поступок, то есть, чтобы они согласились уступить долю. Поистине, достойные сестры такого брата: ибо из оставленного матерью лучше хотели уступить, нежели причинить брату стыд в их деле.
Это для вас, святые души, драгоценное наследство братской похвалы и славы. Этим благочестивый ваш брат сделал вас благороднейшими и богатейшими, который голову вашу отягощал не драгоценными камнями, но поцелуями. Руки ваши не столько украшал царскими знаками, сколько целовал императорскими своими устами. В присутствии вашем находил он свое утешение, для того откладывал и бракосочетание, что больше всего радовался вашей любви. Это должно быть вам более желанием, нежели печалью, слава его должна более успокаивать вашу мысль, нежели наполнять сетованием и плачем. Часто самые слезы утешают и облегчают мысль, часто плач успокаивает сердце и печальный дух.
Стоите вы перед горестным гробом, но стояла и святая Мария у креста Сына своего, и Дева лицезрела страдание единородного своего. Стояла она, но не испускала слез. Почему сказал ей Сын: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя (Ин. 19,26–27), оставляя ему наследство своей любви и благодати. В этом случае и я вам, благочестивые залоги, желаю оказать отеческую любовь, если уж брата вашего сохранить за грехи мои не удостоился. Теперь я вижу его в вас и помышляю, что он как будто предстоит мне со своим братом, и оба они, как глаза, отняты у меня. Императоры с большей удачей гонят епископов, нежели любят их. Не лучше ли были мне угрозы Максима? В ненависти его крылась хвала, в любви же этих — наследие печали. О если бы я, дети мои, мог за вас испустить дух! Этим моя болезнь была бы короче, и лучше бы было мне умереть.