Не искушай меня - Сильвия Дэй

Теперь же оказалось, что возраст Фуше сыграл ему на руку, предоставив Джеймсу шанс еще раз сыграть – сочувствовать себя героем, а главное, стать героем в глазах Лизетт.

Виконт как раз успел сесть за письменный стол, когда в дверь постучали. Он улыбнулся дворецкому и сказал:

– Впустите.

Дежардан знал, кто к нему пожаловал, и был готов к этому визиту – эти встречи всегда проходили точно по расписанию.

Через несколько секунд зашел Тьерри:

– Доброе утро, милорд.

– Да, доброе.

Улыбка, которой Дежардан поприветствовал гостя, была вполне искренней. Он успел привязаться к этому человеку за двадцать лет его безупречной службы. Тьерри за это время выполнял много обязанностей: от привратника до курьера. И теперешняя его роль – роль сына господ Фуше – позволяла ему быть в курсе развития отношений между Лизетт и Джеймсом. Несмотря на возраст, Фуше легко приспосабливались к очередной игре, и в одночасье, став родителями взрослого мужчины, не растерялись.

– Как Лизетт? – спросил виконт.

– Она проснулась сегодня.

– Хорошие новости.

– Она устала и слаба, конечно, – сказал Тьерри, – но выглядит в целом неплохо.

Дежардан откинулся на спинку кресла и вытянул перед собой ноги.

– Расскажешь мне что-нибудь о том, как они с Джеймсом собираются продолжать отношения?

– Джеймс вернется завтра.

– Не сегодня?

– Нет, и я его понимаю. Ему нужен отдых. За мадемуазель Руссо непросто смотреть, когда она в беспамятстве. Надо сказать, что Депардье и его ребята сильно перестарались.

– Будь он неладен.

Дежардан никогда не забудет того момента, как увидел ее впервые: съежившуюся и несчастную, безжалостно отданную на растерзание целой своре грубых мужланов, которые измывались над ней до тех пор, пока почти окончательно не сломили ее дух. Но с другой стороны, и это прискорбное обстоятельство, как выяснилось, обернулось преимуществом для Дежардана, потому что вместе с Лизетт он приобретал ценный инструмент, который не получил бы, не будь Депардье так жесток к ней. Теперь Дежардан располагал сразу двумя ценными вещами: беззаветной преданностью Лизетт и знанием, кто она такая на самом деле. Только время может ответить на вопрос, пригодится ли Дежардану последнее, но от ценной информации он никогда не отказывался.

– Тогда я зайду к ней сегодня вечером, – сказал виконт. – Скажи ей, чтобы ждала меня.

– Да, милорд. – Тьерри выпрямился и наклонился вперед, положив на край стола конверт с большой черной печатью на обратной стороне. – Мне вручили это по дороге сюда.

Тьерри в последнее время стал практически единственным человеком, передающим ему послания Эспри, но с другой стороны, Тьерри был одним из тех немногих, с кем Дежардан виделся регулярно.

Дежардан бросил послание в ящик стола и вытащил маленький, но увесистый мешочек с серебром.

– Этим вечером можешь не работать. Однако я хотел бы знать, зачем Куинн приходил к ней. Хочу, чтобы ты был на месте, когда он откликнется на ее приглашение. Надеюсь, это произойдет завтра.

– Разумеется. – Тьерри поймал брошенный ему кошелек – Я, как обычно, в вашем распоряжении.

Дежардан ответил на несколько писем, а когда часы на стене пробили полдень, он встал из-за стола и привычным движением одернул камзол. Еще через мгновение в дверях возникла его жена. Она натягивала перчатки.

– Ты готов, Дежардан? – спросила она.

Ее темные волосы были искусно уложены, а на запястьях, пальцах и в ушах горели изумруды, которые так шли к ее глазам.

– Да, конечно. – Он обошел письменный стол. – Мне так же не терпится выразить свое сочувствие баронессе Орлинде, как и тебе.

Жена его хотела увидеть баронессу немедленно после пожара, но Дежардан откладывал визит, объясняя это тем, что баронессу сейчас и так осаждает множество любопытствующих и сочувствующих, и поскольку сейчас она жила в доме сестры, последней это едва ли могло понравиться.

Виконтесса пожала плечами.

– Я сочувствую этой женщине, – сказала она, – как сочувствовала бы любому, оказавшемуся в такой беде, но, если честно, такого рода трагедии чаще всего случаются с теми, кто попирает мораль.

– Конечно, – согласился виконт.

Он не боялся того, что о его присутствии на балу станет известно его жене. Баронесса никогда не обсуждала список гостей с кем бы то ни было, и те, кто посещал ее мероприятия, предпочитали об этом помалкивать. Таким образом, пресекалась всякая утечка информации, ибо, распространяя сплетни об увиденном или увиденных на очередном балу баронессы, сам сплетник признавался, что присутствовал на нем.

– Пойдем? – сказал виконт и предложил виконтессе руку.

Для него это будет не просто визит вежливости, в противном случае он позволил бы жене явиться с визитом к баронессе одной, без него, и передать от него необходимые слова соболезнования. У Дежардана был в том деле свой интерес. До того, как он покинет дом баронессы, ему предстоит узнать, было ли присутствие на том балу Куинна случайным совпадением или нет. Если принять во внимание приход Куинна к Лизетт вскоре после пожара, шансов на то, что произошло совпадение, почти не остается. К тому же если, как утверждала Лизетт, Куинн больше не работает на англичан, то вставал закономерный вопрос: почему Куинн до сих пор в Париже и что он тут делает?

Конечно, было бы проще убить его и покончить со всеми вопросами. Убийство человека, который больше никому не служит, не грозит расплатой.

«Да, в этом что-то есть», – подумал Дежардан и решил, что потом все хорошенько обмозгует.

Глава 14

Еще до полудня на стол Саймона легло первое сообщение. Написанное красивым летящим женским почерком, оно содержало вопрос, принял ли он решение относительно того разговора, что имел накануне днем с виконтессой де Гренье. Вначале Саймон решил письмо сжечь, но передумал и спрятал в стол.

Потом пришло еще одно сообщение, на этот раз в нем ничего не было, кроме одного адреса. В отличие от сообщения виконтессы эта записка Саймона порадовала.

Накинув камзол, он торопливо вышел из дома. Находиться в доме стало для Куинна пыткой, поскольку теперь там обитал не только Эддингтон, но еще и воспоминания, связанные с Линетт. Будь его воля, он вообще бы не бывал у себя дома, но только там он мог дожидаться новостей и как-то убивать время до темноты – раньше он к Лизетт заглядывать не хотел.

Саймон подгонял коня, словно силился умчаться от себя самого. Он чувствовал себя так, словно его загнали в угол. Обстоятельства не оставляли ему выбора. Он вынужден был поступать против собственной воли. Он не мог и шагу сделать ни вперед, ни назад, – отсутствие информации связывало его по рукам и ногам.