Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой - Жак Пикар

Проблема выделяемого аккумуляторами газа изучалась очень тщательно, ведь она прямо влияла на стабильность мезоскафа. Литр воздуха или газа обладает на поверхности положительной плавучестью весом около килограмма, на глубине 10 метров она уменьшается до 500 граммов, на глубине 20 метров — до 250 граммов и так далее. Поэтому мы позаботились о том, чтобы газ, особенно после зарядки, выходил по возможности одинаково легко из всех секций. Аккумуляторы разместили внутри киля горизонтально; разделительные прокладки между свинцовыми пластинами сделали из специально подобранного материала; держатели разместили так, чтобы направлять газ наружу.

В общем принятые нами меры позволили свести зону нестабильности мезоскафа под водой (мы еще к ней вернемся) до нескольких десятков метров от поверхности, а в этой зоне разность температур во всех случаях была нам только на руку.

Все исследования проводились при теснейшем сотрудничестве между изготовителем батарей фирмой «Электрона» в Будри, где этим делом занимался инженер Эжен Зингер, и моей лабораторией в лице Христиана Блана. И сколько же пришлось инженерам, техникам и рабочим повозиться с множеством соединений между различными элементами батареи и устройствами и приборами внутри мезоскафа, с сотнями метров провода, подающего сотни ампер при напряжении в сотни вольт, и все это в соленой воде, к тому же в непрестанном единоборстве с законом Мэрфи («если что-то может сломаться — непременно сломается»). Тем не менее, как вы дальше увидите, система себя оправдала и работала превосходно. Но мы, конечно, еще будем совершенствовать кое-какие детали.

Итак, характеристики основных компонентов РХ-15 — корпуса, двигателей, аккумуляторных батарей, преобразователей — были определены. Можно приступать к строительству. Заказы поставщикам на эти четыре стержневых узла были оформлены примерно в одно и то же время — в конце 1966 — начале 1967 года.

Довольно скоро мне пришлось расширить свою бригаду. Вы, очевидно, помните, что при создании первого мезоскафа я сколотил отличную группу, в которой все, за исключением одного-единственного субъекта, работали душа в душу. И что вся группа, за исключением упомянутого исключения, была уволена руководством Выставки. К сожалению, я не мог сохранить всех сотрудников, некоторым пришлось искать себе новое место. Только Эрвин Эберсолд, Христиан Блан и Жерар Бехлер остались в моей лаборатории; дело не застопорилось совсем, но пошло гораздо медленнее. С помощью этих трех ключевых сотрудников я и разработал все те проекты, которые были предложены на рассмотрение компании «Граммен». А как только было подписано соглашение с компанией, у меня появилась возможность увеличить персонал и снова сколотить бригаду, в которую вошли многие из моих прежних сотрудников. В частности, Пульезе, который устроился инженером на механическом заводе в Веве, стал моим заместителем. Пульезе накопил немалый опыт, он участвовал в строительстве и внутреннем оборудовании второй кабины «Триеста» и в конструкции первого мезоскафа. Так что он был для меня, как говорится, очень ценным приобретением.

На первых порах центром всей деятельности оставалась моя расширенная лаборатория в Лозанне, но мне все чаще приходилось наведываться в Монте, на завод «Джованьола», где рождался новый корпус.

14. Джованьола

В Монте я тоже встретил многих своих прежних сотрудников. Всех не перечислишь, но особенно приятно мне было снова работать плечом к плечу с главным инженером Карлом Губи, с бывшим главным инженером Огюстом Шевале, который, хотя и ушел на пенсию, всегда был готов нам помочь, наконец, с упоминавшимся уже Шарлем Вейлгани.

Заводу «Джованьола» присуща какая-то особая атмосфера. Я затрудняюсь ее определить, но во всяком случае она чрезвычайно способствует слаженной работе. Начнем с места, где расположен завод, — у подножия Дан-дю-Миди и Дан-де-Моркль. После теснины у Сен-Мориса долина Роны здесь снова расширяется. Кругом широкий простор, хотя до гор недалеко, зеленеют пастбища, поля, виноградники; чистый воздух струится вниз со стороны Валь-де-Илье или поднимается с берегов Женевского озера, до которого около 20 километров. Иногда над Роной стелется легкий туман, окутывая старые тополя по берегам реки; лето в меру теплое, без засух и жары, зима сухая, в меру холодная. Но как бы климат и природа ни прибавляли энергии рабочим, одних только географических условий мало, нужно еще кое-что, и здесь следует сказать о заслугах семейства Джованьола, ведь речь идет о чисто фамильном предприятии. Основанная лет сто назад одним из дедов и принадлежащая только членам семьи (паи никогда не продавались на бирже), фирма теперь возглавляется Марком Джованьола, сыном Жозефа Джованьола, при котором компания особенно далеко шагнула вперед. Из поколения в поколение семейство Джованьола растет; на заводе его членов видишь на всех постах: директора, заведующего, инженера, мастера, рабочего. Джованьола преобладают в телефонном каталоге фирмы и в правлении. Но сила их не в количестве и не в акциях, которыми они владеют, а в самом нраве этих людей. Джованьола не империя, это именно семья с подобающими человеческими взаимоотношениями.

Когда Марк Джованьола совершает ежедневный обход цехов, он для кого отец, для кого дядя, для кого брат, для кого управляющий, но для всех и каждого он друг. И это не былой патернализм, который столько превозносили и поносили, не сознательная политика, нет, это непритворная человечность людей, словно созданных для того, чтобы руководить такой фирмой. О семействе Джованьола рассказывают много легенд, и некоторые из них, несомненно, достоверны. Другие, как и большинство исторических преданий, хотя и не совсем точны, зато раскрывают душу персонажа. Кстати, наше представление о той или иной исторической личности подчас важнее протокольной истины.

Вот одна такая легенда.

Один рабочий фирмы «Джованьола» объявил своим друзьям, что собирается жениться. А надо сказать, что этот человек — назовем его Боломе — был малый честный, но не очень далекий. Товарищи любили подшучивать над ним, вот и теперь они сказали ему:

— Пойди к боссу, скажи, что ты женишься, и он тебе подарит роскошный кухонный гарнитур.

— Нет, правда? — усомнился Боломе.

— Ну, конечно, не зевай! Здесь так заведено. Каждой новой семье — новый кухонный гарнитур!

И Боломе отправился к директору.

— Сударь, я женюсь…

— Чудесно, — ответил директор. — От души поздравляю.

Боломе растерянно повертел шапку в руках, наконец вымолвил:

— А как насчет кухни, сударь?

— Какой кухни, ты о чем это?

— Так ведь мне тут сказали, что, кто женится, получает в подарок кухонный гарнитур…

Директор тотчас смекнул, в чем дело, и решил посадить в лужу шутников.

— Да-да, — сказал он. — Совершенно верно. Вот тебе записка, ступай в магазин на Гран-Рю и возьми себе холодильник, мебель, кастрюли, вообще всю посуду. Счет пусть пришлют мне.

Зубоскалы с нетерпением поджидали Боломе.

— Ну, как? — спросили они, когда он вернулся в цех.

Счастливое лицо Боломе озадачило их, а когда он заговорил, им расхотелось смеяться.

— Все в порядке, после работы отправляюсь в магазин. Велел только счет ему переслать.

15. Американцы в Лозанне

Компания «Граммен» направила в Лозанну своих инженеров, чтобы они проследили за строительством мезоскафа. Двое из них, Дон Террана и Эл Кун, помогали нам контролировать каждый этап изготовления корпуса и всего оборудования РХ-15.

Выросший в Техасе, Дон не сразу освоился в Швейцарии. Проблемы уличного движения в узких извилистых переулках, очаровательные сельские сценки, которые были бы еще очаровательнее, если бы не мелькали так часто, сноровка европейских водителей автомашин (американцы склонны называть эту сноровку скорее проявлением нервозности или помешательства) — все это выводило его из равновесия. Но он подобно справному туристу все же свыкся с новой обстановкой, занялся лыжами и авиаспортом, много путешествовал по стране и с удивлением обнаружил, что Швейцария производит не одни только часы да сыр. Дон проникся глубоким уважением к швейцарской промышленности и высоко оценивал ее возможности. А мы отдавали должное проницательности Дона, точности его критических замечаний и — отчасти — американским методам работы.

Кстати, в наши дни такое вот сотрудничество между американской и европейской фирмами отнюдь не удивительное и не исключительное явление, хотя бы европейская компания была в три тысячи раз меньше. Неверно думать, будто Европа для американцев — книга за семью печатями. Они ее прекрасно знают, только не все приемлют, точно так же как нам, европейцам, трудно воспринимать заокеанскую культуру и методы. Но в наших взаимоотношениях с фирмой «Граммен» Америку от Швейцарии отличали только обильное потребление кока-колы, американский распорядок дня и привычка все переводить на деньги.