Разум и чувства и гады морские - Джейн Остин

Наконец Элинор решила оставить их наедине и под предлогом, что ей нужно позвать Марианну, так и поступила, причем самым любезным образом помедлила несколько минут на лестнице, прежде чем постучать к сестре. Однако стоило Марианне узнать, что у них Эдвард, как его тет-а-тет с Люси завершился, ибо на радостях Марианна немедленно спустилась. Эта радость была такой же бурной, как и все ее чувства, и выразила она ее соответственно. Она протянула ему руку, которую было бы неприлично не пожать, и голосом, полным сестринской любви, воскликнула:

— Милый Эдвард! Какое счастье, что вы здесь! Это почти искупает все остальное! Боже мой, там человек, он тонет!

Элинор взглядом дала понять сестре, что ее восторг от встречи с Эдвардом чрезмерен, а внимание к судьбе тонущего станционного смотрителя неприлично. К последнему тем временем быстро приближался огромный и невообразимо зубастый удильщик, освещавший себе путь фотофором, как фонарем; увидев хищника, смотритель вновь повернулся к куполу, взглядом моля о спасении.

Эдвард попытался ответить на приветствия Марианны должным образом, но перед такими свидетельницами он не смел высказать и половины того, что чувствовал. Снова все сели, и снова наступила тишина. Марианна с красноречивой нежностью глядела то на Эдварда, то на Элинор, жалея лишь о том, что их радость от встречи омрачена непрошеным присутствием Люси.

Удильщик сомкнул свою пасть, утыканную сотнями острейших зубов, и самым беспардонным образом откусил смотрителю ноги чуть ли не по пояс.

На сей раз первым заговорил Эдвард, заметивший, что Марианна спала с лица, и выразивший сомнение в том, что Подводная Станция идет ей на пользу.

— Ах, не думайте обо мне! — пылко ответила она. Верхняя половина станционного смотрителя начала медленно всплывать, удильщик тем временем заглатывал его ноги. — У Элинор все хорошо. Этого нам с вами достаточно.

Подобные слова не могли успокоить ни Элинор, ни Эдварда, не могли они и снискать одобрение Люси, бросившей на Марианну не самый благожелательный взгляд.

— Нравится ли вам на Станции? — спросил Эдвард, готовый сказать что угодно, лишь бы переменить тему.

— Отнюдь! Я ожидала, что она станет для меня причиной многих радостей, но ничего подобного не произошло. Ваше появление — моя единственная здесь отрада, и слава Небесам! Вы такой же, каким были всегда.

С противоположной стороны купола у станционного смотрителя оставалось еще достаточно крови, чтобы не потерять сознания, и он с ужасом наблюдал, как удильщик пожирает его ноги. Марианна замолчала, и никто не произнес ни слова. Удильщик наконец расправился с ногами и приступил к оставшейся половине смотрителя. Вода затуманилась кровью.

— Я думаю, Элинор, — продолжала Марианна, — что на обратном пути на Погибель мы должны поручить себя заботам Эдварда. Мы покинем Станцию через неделю-две, вряд ли Эдварду будет неприятно оказать нам эту услугу.

Несчастный Эдвард пробормотал что-то, чего никто не понял, что-то похожее на «оказывается, у удильщиков много зубов».

Марианна, заметившая его волнение, осталась им совершенно довольна и вскоре сама сменила тему.

— Какой вечер мы провели вчера на запруде Харли! Такой скучный, такой отвратительно скучный! Но об этом мне надо вам сказать много такого, о чем сейчас я не могу говорить.

И с этой похвальной сдержанностью она отложила рассказ о том, что их общие родственники были противны как никогда, а его мать она нашла особенно невыносимой, до того времени, когда при их разговоре не будут присутствовать посторонние.

— Но почему вас не было, Эдвард? Почему вы не пришли?

— Я обещал быть в другом месте.

— Обещал! Что значат обещания, когда вас ждет встреча с такими друзьями!

— Быть может, мисс Марианна, — вмешалась Люси, обрадовавшись возможности отомстить, — вы считаете, что мужчины никогда не держат обещаний, если им того не хочется, будь то в большом или в малом?

Элинор очень рассердилась, но Марианна, казалось, была нечувствительна к этой шпильке. Станционный смотритель был тем более нечувствителен на веки вечные, поскольку удильщик сожрал его торс и голову в два больших глотка. Эдвард ахнул и закрыл глаза руками.

— Я не сомневаюсь, что лишь совесть помешала Эдварду появиться на запруде Харли, — спокойно ответила Марианна на укол Люси. — И я совершенно убеждена, что он — самый совестливый человек на свете, самый щепетильный в выполнении всех своих обязательств, даже самых незначительных, даже если они идут в ущерб его собственным интересам или удовольствию. Он боится причинить боль и не оправдать ожидания других, он — самый бескорыстный человек из всех, кого я знаю. Это правда, Эдвард, и я не собираюсь молчать. — Завершив таким образом свою речь, она вновь повернулась к стеклу купола. — Боже мой! Тут нужна уборка!

Глава 36

Несколько дней спустя после этой встречи газеты объявили, что супруга Томаса Палмера, эсквайра, разрешилась от бремени сыном и наследником. Это событие, крайне важное для счастья миссис Дженнингс, временно переменило ее распорядок дня, тем самым изменив и привычные порядки для ее юных гостий; каждое утро, едва проснувшись, миссис Дженнингс отправлялась навестить Шарлотту и не возвращалась до позднего вечера. Сестры Дэшвуд оказались предоставлены заботам леди Мидлтон и сестер Стил, ценивших их общество невысоко, но добивавшихся его с большим упорством.

Леди Мидлтон, у которой в последнее время появилось как никогда много секретов, общество сестер Дэшвуд было особенно неугодно. Ночами она восстанавливала субмарину, спрятанную в кладовке, а чтобы заварить корпус и починить старые, гнутые пропеллеры, по необходимости изучала искусство корабельщика, днем же, готовясь исполнить свою заветную мечту о побеге, без конца зубрила тонкости навигации и подводного пилотажа. Что до Люси, та бдительно наблюдала за Элинор и Марианной, как за захватчицами, вторгшимися на ее территорию и присваивающими часть тех благ, которые она по праву считала своими.

Станцию же будоражила буканьерская лихорадка, не оставившая никаких сомнений, что маскарад сэра Джона опередил всех состоятельных модников столицы, все чаще являвшихся в свет в пиратских нарядах. Сабля сделалась необходимым элементом гардероба, всякий истинный джентльмен выглядел как джентльмен удачи, а по Торговой набережной уже нельзя было пройтись, не оглохнув от воплей попугаев, рассевшихся по плечам кавалеров, чьи головы украшали лихо повязанные платки.

Азартные игры, акваувеселения и родео на морских львах уступили место состязаниям на саблях, в которых мужчины Станции закаляли боевой дух, хотя, конечно, бой с настоящими пиратами был делом совершенно немыслимым.