Маршал Шапошников. Военный советник вождя - Рудольф Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не могу забыть, когда в присутствии народного комиссара обороны, большого количества высшего комсостава Красной Армии и иностранных гостей, Борис Михайлович проводил разбор крупных маневров, которыми он руководил.
Не пользуясь записями, он с длинной указкой в руке подробно излагал весь ход больших сложных маневров, показывая действия войск на большой схеме и карте в течение нескольких часов.
Иностранцы, а среди них немало было видных генералов, буквально раскрыв рты, следили за “изумительным господином Шапошниковым”, поражаясь не только его памяти, но и глубине разбора маневров. Они никак не ожидали встретить среди руководства молодой Красной Армии таких военных специалистов».
«ВЕСНА»
В 1927 году у Сталина были все основания спешно сплачивать руководство СССР и устанавливать свое единоначалие. Основанием для этого были не только экономическая слабость государства, обострение социальных проблем и внутрипартийные распри. Назревала
опасность создания «единого фронта капиталистических стран и нового крестового похода на СССР». Так говорилось в передовой статье журнала «Большевик» в августе 1925 года. Позже, на XV съезде ВКП(б), Сталин заявил, что период «мирного сожительства» отходит в прошлое, сравнив текущую ситуацию с обстановкой 1914 года, когда достаточно было одной искры, чтобы разгорелась война.
Правительство Великобритании (консерваторов) в середине 1927 года разорвало дипломатические отношения с Москвой. На Западе ужесточилась антисоветская пропаганда. О нависшей угрозе твердили центральные московские газеты. В городах и селах население запасалось продуктами, предполагая очередные бедствия, что усиливало экономическую нестабильность. Троцкий заявил о своей решимости в случае войны сделать все возможное для свержения Сталина.
Такая угроза была нешуточной. Хотя «демон революции» пребывал в «отставке», у него было много влиятельных сторонников среди руководителей партийных, военных, хозяйственных и карательных органов. Сталин стремился укрепить свое влияние среди командиров Красной Армии. Ведь в случае войны они могли бы, воспользовавшись моментом, свергнуть существующую власть. Вот почему назначение Б.М. Шапошникова на пост начальника штаба РККА имело важнейшее политическое значение, ибо ожидались крупные потрясения.
«Сколь бы серьезны ни были мотивы конфликта между капиталистическими державами, — пишет Дж. Боффа, — сами по себе они не могли быть достаточно обнадеживающими. Опасение, что все эти страны могут еще раз создать коалицию против СССР, как это уже было во время гражданской войны, постоянно тревожило советских руководителей. Империалистическое соперничество за передел мира искало и могло найти удовлетворение за счет более слабых стран; между тем СССР с его просторами, огромным внутренним рынком, с его природными богатствами и национальной неоднородностью был, подобно Китаю, заманчивой мишенью для коалиции, объединенной экспансионистскими притязаниями. Ко всему прочему, правящие круги этих стран ненавидели Советский Союз за его революционный дух. Вероятность образования по инициативе Англии единого фронта капиталистических государств против СССР как раз и тревожила больше всего советских коммунистов в 1927 году».
Однако две революции 1917 года и Гражданская война оставили тяжелейшее наследие: не только материальную разруху, но и нема-
217
лый моральный, идейный разброд. Продолжали господствовать революционные принципы типа «кто не с нами, тот против нас» и силовые методы подавления инакомыслия. На это накладывались извечные конфликты, связанные с борьбой за власть, личными амбициями, мстительностью, болезненной подозрительностью, идейными разногласиями. Увы, во все века и во всех странах подобные, чаще всего не лучшие качества проявлялись в общественной жизни.
Наиболее напряженная ситуация сложилась в Советской России конца 1920-х годов среди партийных работников и военачальников. Нас, естественно, более интересует вторая категория. Пятикратное сокращение РККА сказалось и на командном составе. После Гражданской войны в ней оставалось около 50 тысяч офицеров и генералов старой армии, из которых примерно четвертую часть составляли бывшие белогвардейцы, перешедшие на сторону красных. Неудивительно, что против таких «редисок» ополчились многие прославленные и удостоенные наград герои Гражданской войны. Теперь они — лихие рубаки и отчаянные командиры — нуждались в военном образовании, претендовали на высокие должности.
В этом отношении очень показательно письмо красных командиров Южного фронта, возмущенных понижением их в должности (кстати, вполне обоснованном: они не пресекли растущий бандитизм в своих частях, ослабили дисциплину) и заменой военспецами. Характерное начало этого официального документа: «Пролетарскому вождю Красной Армии тов. Троцкому. Дорогой всемирный вождь Красной Армии! Мы надеемся, что Вами не будет забыта просьба от авангарда Революционных командиров Северного Кавказа». И хотя это было написано в 1921 году, обиды этих командиров остались. Среди признанных и высокопоставленных военачальников существовали внутренние конфликты, и сохранилось недоверие и определенная ревность в отношении офицеров и генералов царской армии, закончивших Академию Генштаба и значительно раньше их по праву занимавших некогда высокие должности в российской армии (к этой категории относился и Б.М. Шапошников).
Вряд ли можно выяснить, кто и почему был инициатором первой крупной волны репрессий среди военных, которое получило название «дело генштабистов», или «Весна». Безусловно, Сталину и его окружению оно могло только навредить. Им нужна была стабильность в стране. Тем более когда развернулась коллективизация, совершенно необходимая для перевода сельского хозяйства на индустриальную базу и контроля над деятельностью колхозов. Но если провести такое мероприятие можно, используя метод принужде-
?,18
ния, то перебороть психологию селян так быстро нельзя. Они предпочитали забивать скот, не отдавая его в общее владение, не очень-то усердствовали, трудясь на государство (тем более что оно им мало что могло дать). В результате последовал страшный голод и ожесточенные репрессии со стороны власти.
В колхозы шли преимущественно бедняки. Многие из деревень подались в города на стройки и на заводы. Жили в переполненных бараках. Но главная беда — перебои с поставками сельхозпродуктов. Коллективизация могла бы исправить положение. Но ей противодействовали активнейшим образом. В 1929 году только в РСФСР было зарегистрировано более 30 тысяч поджогов. На Украине произошло вчетверо больше вооруженных нападений, «террористических актов», чем в 1927 году. Затем начались крестьянские бунты в разных регионах СССР.
К концу февраля 1930 года было забито 15 млн голов крупного рогатого скота, треть поголовья свиней и четверть — овец. Под угрозой срыва оказался весенний сев. Всё шло к надвигающемуся голоду и антисоветскому восстанию крестьян против «диктатуры пролетариата» — к новой гражданской войне.
О том периоде до сих пор высказываются противоречивые мнения. Одни утверждают, что так зловещий тиран беспощадно расправлялся с покорным рабским русским народом, осуществлял геноцид. Другие подчеркивают объективные обстоятельства. Даже буржуазный историк Д. Боффа отметил:
«Путь к повышению низкого уровня производительности сельского хозяйства лежал через крупное хозяйство, объединение усилий и материальных средств, широкое внедрение механизации — кто-кто, а большевики всегда исходили из этого убеждения. Идея была разумной. Однако, даже прозябая в далеко не блестящих условиях, крестьянин — и в особенности пресловутый середняк — сохранял недоверчивость к такого рода проектам. Помимо привязанности к недавно обретенному земельному наделу в его психологии была заложена еще глубинная враждебность к крупному хозяйству. Из-за многовекового опыта угнетения оно ассоциировалось у крестьянина с невозможностью трудиться на себя, с обязанностью работать на других, чуть ли не с возвратом крепостного права. Мотив этот, кстати, не случайно был использован противниками коллективизации».
Как в решающий период сражения, тогда на «внутреннем фронте», говоря словами Суворова, промедление было смерти подобно. Поэтому коллективизация проводилась «революционными метода-
219
ми» и чаще всего теми же людьми, которые устанавливали «военный коммунизм», главным образом горожанами, часто даже не русскими по национальности (хотя это обстоятельство не имело принципиального значения: усердствовали все одинаково).
Некоторое представление о том, что происходило и чем все завершилось, дает переписка М.А. Шолохова и И.В. Сталина весной 1933 года. Писатель подробно рассказал о злоупотреблениях и преступлениях тех, кто проводил коллективизацию в его районе. Привел данные о репрессиях, позволяющие понять их масштаб. Так, из 52 тысяч жителей было расстреляно 52 человека, осуждено 2,3 тысячи, исключено из колхозов 2 тысячи и выселено из домов 1 тысяча человек. Завершалось письмо так: «Если все описанное мною заслуживает внимания ЦК, — пошлите в Вешенский район доподлинных коммунистов, у которых хватило бы смелости, невзирая на лица, разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное хозяйство района, которые по-настоящему бы расследовали и открыли не только всех тех, кто применял к колхозникам омерзительные “методы” пыток, избиений и надругательств, но и тех, кто вдохновлял на это».
