Лицо порока - Виктор Песиголовец

Домой я добрался уже на «автопилоте». Но добрался, как всегда, благополучно.

Утром, вспомнив происшедшее, пересчитал деньги, чтобы хоть примерно определить стоимость билета. По всему выходило, что я отправил мужика в другой конец Украины.

Примчавшись на работу в половине седьмого утра, я сразу засел за бумаги. Решил по быстрому управиться с делами и рвануть в Ивановку.

Так и получилось. Уже через два часа я сел в редакционную «Ладу» и отчалил в село, нагородив шефу, что мне якобы позарез нужен материал для очерка в страницу «Сельская жизнь».

В Ивановке я отпустил Сергея, наказав заехать за мной в шесть вечера и ожидать у магазина.

Старик растапливал плиту. Он находился в веселом расположении духа, а может, просто обрадовался моему приезду.

— Что-то это ты припозднился, Ванятка? — спросил он, растягивая губы в улыбке. — Или ты заехал просто навестить меня?

— Нет, я приехал не просто так, — возразил я, присаживаясь на топчан. — Хочу отправиться в путешествие. Это возможно?

— Тянет?

— Да, — признался я.

— Ладно! — Устин вытер испачканные сажей руки о ветошь, достал свой кисет и, опустившись на табурет, принялся набивать трубку.

— Сегодня отправимся на четвертый горизонт? — поинтересовался я, наблюдая за стариком.

Он жестом указал на початую бутылку водки, стоявшую на столе, дескать, наливай, и подтвердил:

— На четвертый, в обиталище полубесовской знати и старшины.

Я налил водки, и мы выпили, закусив солеными огурчиками и ломтиками отварной курицы. После быстренько перекурили. Затем я разделся, связал свою одежду в узелок и вытянулся на топчане.

…Оглушенный, перепуганный, открываю глаза уже там. Фиолетовый шатер небес густо покрыт белыми хлопьями облаков. Солнца не видно, оно прячется где-то за ними. Спину лижет приятная прохлада. Ощупываю руками то, на чем лижу. Нежный шелк. Поворачиваю голову, чтобы осмотреться. «Трава — низкорослая, плотная, ярко-ярко зеленая! Она везде, куда ни кинь глазом. Поджимаюсь и, уже сидя, оглядываюсь по сторонам: ни деревца, ни холмика, сплошная изумрудная равнина. Нет».

— Это остров, — объясняет Устин. Он лежит рядом, опираясь на локоть.

— Какая красота! — восхищенно говорю я, вдыхая на полную грудь дурманящий, пропитанный морской свежестью воздух.

— Смотри! — старик хлопает меня по колену. — Вон там, справа!

Поворачиваюсь. Шагов за сто прямо из травы медленно поднимается, будто прорастает из земли стебель растения, что-то большое и округлое. Оно из металла и стекла, ярко освещенное как бы изнутри. Но того, что находится в нем за стеклом, не разглядеть — только желтый свет — насыщенный, густой, плотный. Им, словно сиропом, наполнено это цилиндрическое строение.

Наконец, возвысившись над поверхностью равнины, сооружение, теперь уже напоминающее лабораторную колбу, останавливается. Гаснет свет. Раздвигаются створки, и появляются люди в зеленых рубашках с закатанными рукавами, и черных брюках, босые. Их четверо. Нет, уже пятеро. Из колбы выходит еще кто-то. Женщина? Да, женщина. Не останавливаясь, она прямиком идет к нам с Устином. За ней на небольшом удалении следуют мужчины.

Хорошо видно, что дама одета в черное платье с кружевами, не доходящее до колен. Она среднего роста, прекрасно сложена. Пепельные волосы разбросаны по плечам.

По мере того, как эта группа приближается, я рассматриваю лица и детали одежды. Женщина очень молода, скорее, даже совсем юная — тоненькая, хрупкая, но в то же время статная. Она обута в узенькие черные туфельки. Глубокий вырез на платье обнажает волнующие мужской взор холмики высокой белоснежной груди. Лицо девушки, худощавое, немного вытянутое, очаровывает неземной красотой. Живые, пытливые, черные и глубокие, как бездны, глаза, очень раскосые, вытянутые и крупные, полуприкрыты длинными пушистыми ресницами. Тонкий, идеально ровный нос, пышные, манящие губы, разлет длинных, в меру тонких бровей — все это поражает совершенством и изяществом.

— Кто это, дедушка? — спрашиваю я тихо у старика, не отрывая глаз от красавицы.

— Это дочь барона Анадоля — Вереста, — отвечает, он также негромко. — Она и ее слуги будут сегодня твоими провожатыми.

Девушка коротко отдает какой-то приказ, мужчины останавливаются, а она продолжает шагать к нам. Ее поступь легкая и скользящая, она не идет, а словно плывет.

Приблизившись к нам, девушка дружески кивает Устину и переводит взор на меня. Смотрит с легкой иронией, но добродушно и даже, пожалуй, ласково.

— Твой подопечный, Устинушка, я вижу, еще не подготовился к путешествию, — ее звонкий голос звучит завораживающе, будто свирель пастуха.

Спохватившись, начинаю торопливо натягивать рубашку, потому как, кроме брюк, я ничего еще не надел.

— Как зовут твоего друга? — интересуется Вереста у старика, не глядя в мою сторону.

— Иван! — называет тот мое имя.

— Ну, а кто я, надеюсь, ты уже поведал Ивану? — девушка стоит, слегка покачиваясь на изящных ножках. На ее лице блуждает ничего не выражающая улыбка.

Лица ее провожатых, застывших, как изваяния, бесстрастны.

Вереста немного выше меня ростом, из-за каблуков. Обычно мне наплевать, если рост женщина превышает мой, но тут я почему-то чувствую неловкость, инстинктивно подтягиваюсь, расправляю спину.

— Пойдем, Иван? — эти слова девушка произносит с мягкостью заботливой няньки и, чего я никак не ожидал, протягивает мне руку. Замечаю на среднем жальце золотой перстень, увитый змеей с бирюзовыми глазами.

Я послушно подаю Вересте свою руку. Ее ладошка прохладная и нежная. Мы поворачиваемся и уходим. Слуги юной баронессы следуют за нами с безмолвным почтением.

Держась за руки, будто малые дети, мы вхожим в чрево колбы. Вспыхивает апельсиновый свет. Он, как туман, скрывает от глаз все, что осталось за стеклом. Начинаем бесшумно спускаться.

Движемся медленно. Проходит минута за минутой. Кажется, что этому движению не будет конца. Но вот — мягкий толчок, и колба, чуть дернувшись, останавливается. Сначала меркнет, а потом и вовсе гаснет свет. Створки раздвигаются.

Перед нами — своды величественного дворца. Он из серого камня. На шести колоннах покоятся перекрытие портала. У входной двери — огромной, черной, из кованого железа — застыли бронзовые изваяния двух львов с диадемами на головах. Вместо глаз у них — красные, как кровь, камни, каждое величиной с гусиное яйцо.

— Это дворец моего отца барона Анадоля, — объясняет Вереста, не дожидаясь моих вопросов. — Для того, чтобы ты знал, скажу: на этом горизонте живут шесть баронов и шесть князей. А еще шестьсот командиров стад. У всех челядь, прислуга. Командиры стад дворцов, конечно, не имеют, но у них очень приличные особняки.