Не повышай на меня голос, птичка (СИ) - Рейн Миша

Мой сын?!

Дьявол, дай мне сил и терпения не придушить эту женщину. Вот только за что мне ее душить?! Блядь, да хотя б за то, что она не сказала мне об этом ни в туалете, ни в машине, ни после того, как я трахнул ее возле дерева. Гордая сучка просто промолчала. Твою мать… Провожу ладонями по голове и обхватываю затылок, мечтая раздавить собственный череп. Если это правда мой сын, я отрежу себе язык за грязь, пролитую в сторону его и птички.

Тогда я убрал всех, кто перешел мне дорогу, включая ебаного депутата и бывшего друга. Всех, кроме главной крысы, которой оказался Салим. Но сучий потрох вовремя залег на дно, а я ошибочно не предал этому значения. Знал, что рано или поздно он высунется на поверхность и мои люди тут же приволокут его тело ко мне. Только вот как эта крыса улизнула из города, где практически каждый угол был под моим контролем? Я слишком зациклился на себе и этом контроле, совершенно позабыв о Птичке. А ведь она мое слабое место. Всегда. Была и будет. И Салим это знает, так же как и то, что Тата мне позвонила. Этот гондон ищет встречи. И я обещаю, она будет жаркой.

С этой мыслью я уже выхожу из Пулково, но замираю, когда вижу машину с моими людьми, среди которых стоит Тата. Вот никогда меня не слушается. Зараза.

Глава 51. Я не остановлюсь

Я думала, что контролирую эмоции и готова к этой встрече, но сильно ошиблась. И особенно понимаю это сейчас, когда из аэропорта выходит Хаджиев. Гранитная скала моего больного прошлого, о которую у меня есть все шансы разбиться в настоящем. Он так стремительно приближается, что я не успеваю натянуть на себя фальшивую маску железной леди. Не успеваю скрыть свою боль и тревогу, которые не ускользают от внимания Хаджиева.

— Здравствуй, Тата. — Марат останавливается на расстоянии вытянутой руки, мрачный как самая хмурая туча, а я не нахожу в себе сил произнести хоть слово, боясь, что окончательно раскрою себя. Но все же не могу отвести взгляд от мужского лица. Оно выглядит уставшим и измученным, правда Хаджиев в присущей ему манере даже не думает скрывать свою злость, бросая строгий взгляд в сторону людей, которых приставил ко мне. — Я вроде бы дал указания? Где она должна быть?

— Они здесь не при чем! — успеваю ответить первой и выступить вперед. Навстречу Марату.

— Тата, сядь в машину. Ты едешь…

— Нет! Я поеду с тобой! Это мой сын и я не намерена сидеть в четырех стенах! Я и так схожу с ума от бездействия… — мой голос ломается, и я быстро отвожу взгляд, ощущая, как в носу начинает предательски жечь от неконтролируемых эмоций. Не хочу плакать перед ним. Я и без того уязвима, как никогда прежде. Поэтому даю себе пару секунд, чтобы прийти в себя. Кажется, еще немного, и я просто сломаюсь. Распадусь на частицы отчаяния. У меня нет сил спорить с ним. Почему-то только сейчас понимаю, стоило увидеть его, как дышать стало легче. Ведь я совершенно одна… А он единственный человек, имеющий доступ к моему сердцу. Конечно же после сына. О боже, мне так плохо, что я прикрываю ладонью рот и беззвучно кричу в нее, кусая кожу и зажмуриваясь. Мне нужно сделать хоть что-нибудь, что угодно, лишь бы не ощущать это разъедающее чувство беспомощности и потери… Эти сутки вымотали меня до состояния пустой оболочки, и я не в силах справиться со своим состоянием. В моей жизни случилось много дерьма, но ни одна боль не сравнится с той, что способно вызвать материнство. Даже мои мысли ополчились против меня, окончательно добивая самыми ужасными догадками о том, что сейчас происходит с моим мальчиком. Я собираюсь отойти подальше, чтобы хоть на секунду позволить сковывающей боли покинуть мою грудь, но не успеваю сделать и шагу, потому что Марат ловит меня за руку, так нежно и… отчаянно, что внутри что-то лопается, и я позволяю ему притянуть меня в объятья. Разрешаю поддержать себя, и этот жест кажется таким значимым, что я начинаю рыдать.

— Тата, — сокрушенно шепчет он и прижимает меня еще крепче, утыкаясь губами в мою макушку. А я лишь стискиваю в кулаках накрахмаленную рубашку и выпиваю его объятья как лечебный эликсир. — Я обещаю тебе, Птичка, с нашим сыном все будет в порядке. Салим гребаный трус, — произнесенное имя звучит грубо, но во мне не осталось милосердия. Я буду рада, если после случившегося Марат убьет его самым ужасным из способов. За, как он зачем-то всегда выделяет, НАШЕГО сына. В противном случае это сделаю я.

— Почему он забрал его? — выдавливаю сквозь горечь слез, только Хаджиев молчит, лишь водит ладонью по моей спине, успокаивая проклятой тишиной. А внезапно я сама понимаю, что все дело в Марате, он и есть причина того, почему с моим Ваней случилась беда. — Он мог забрать меня, причинить боль мне, но этот ублюдок похитил моего мальчика, — шиплю я, пребывая в яростном отчаянии, и качаю головой, уткнувшись лбом в мужскую грудь.

— Тата, — Марат отодвигает меня за плечи, чтобы посмотреть в мои заплаканные глаза. — Ты должна собраться, у нас нет времени. Понимаешь?

— Да, конечно, — тараторю я, утвердительно кивая в такт своим словам. — Все, — шмыгаю носом и быстро вытираю ладонью следы слез. — Все нормально, я готова.

Но Марат по-прежнему удерживает меня за плечи, только сейчас его взгляд становится строже.

— Птичка, я хочу, чтобы ты услышала меня. Сейчас ты отправишься с моим человеком в безопасное место, — я тут же пытаюсь возразить, но замолкаю, когда грубые пальцы причиняют мне легкую боль. — Ты не поедешь со мной, — едва не рычит Марат, но, встретившись с моим яростным выражением лица, внезапно отстраняется, а потом выходит из себя. — Твою мать, Тата, я не могу отвлекаться на твою безопасность, я еще не знаю, насколько подготовился этот ублюдок! Ни черта не знаю и не могу потерять тебя! Не хочу рисковать тобой и одновременно спасать нашего сына!

— Он мой! Мой сын! Тебя не было рядом, он не знает тебя! — огрызаюсь в ответ, позволяя эмоциям взять верх, но чувство, прямо сейчас вспыхивающее в глазах Хаджиева, пугает меня, и я отступаю. Более того, начинаю жалеть о сказанных словах, которые явно причинили ему боль.

Однако, несмотря на темноту в этом мрачном взгляде, Марат отвечает мне. Слишком спокойно. И холодно.

— Ты едешь домой, и это не обсуждается.

Проклятье, я обидела его. А еще чертовски злит, что я вообще волнуюсь о подобном. Тут же ощущаю вину, и мне хочется извиниться за сказанное, вот только Хаджиев больше не намерен вести со мной диалог. И от этого я чувствую себя еще отвратней. В конце концов, он вообще не обязан помогать мне, так же как и не должен делать вид, что переживает о ребенке, которого лишь раз держал в руках. Но, как бы мне не хотелось верить в обратное, этот мужчина сорвался по первому моему зову и прилетел, а сейчас готов сделать все, чтобы вернуть моего мальчика. Да, я действительно могу заслуженно считать себя стервой.

И самое неприятное, что у меня нет времени что-то исправить, потому что Марат уже скрылся в одном из внедорожников, а через мгновение машина срывается с места, оставляя меня наедине с водителем, который с готовностью открыл дверцу второго автомобиля и ждет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не желая больше устраивать сцен, я покорно занимаю пассажирское место на заднем сиденье, прежде чем мы трогаемся.

Всю дорогу в сторону дома я погибаю в мучительной неизвестности, мысленно читая молитву за двух своих мужчин. За Ванюшу, и за Марата. Я не готова потерять ни одного, ни второго. Это ужасно, но сейчас, понимая, что Хаджиев готов рискнуть собственной шкурой, я действительно осознаю, что люблю этого мужчину. Пусть неправильно. Какой-то больной любовью. Но делаю это так, как умею.

Внезапная трель мобильного вынуждает мое сердце сжаться в невидимую молекулу, пока я судорожно достаю аппарат из кармана, а увидев на экране скрытый номер, сглатываю, но вскоре отвечаю: