Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши - Франческа Картье Брикелл

Но Луи обновлял для послевоенного мира не только драгоценности. Под его руководством Жанна Туссен создавала маленькие сумочки для дня и вечера. Луи не потерял своих чувств к Жанне, но продолжал пытаться держать их отношения в тайне. Альфред все еще верил, что романтическая связь между его старшим сыном и женщиной, ранее известной как дама полусвета, может серьезно повредить доброму имени Картье. И Луи, зная, как много принес в жертву его отец и как много он трудился, чтобы создать себе такую репутацию, не хотел его расстраивать. Он смирился с мыслью, что отношения с Жанной никогда ни к чему не приведут. И что это надо держать в секрете.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Когда Туссен начинала работать в Cartier, Луи поместил ее в отдел сумок, потому что она хорошо разбиралась в тканях. На Рю де ла Пэ она была известна тем, что могла почти чудесным образом превратить один кусок старинной парчи или шелка в две сумки. Она могла разрезать его самым экономным способом, чтобы не потерять ни дюйма. Луи восхищался ею.

Жанна, как и Луи, вращалась в художественных кругах. Далеко не у всех были деньги, чтобы купить крупные украшения, но когда Жанна Ланвен приобрела ожерелье Cartier и несколько очков с мотивом лотоса, или Коко Шанель выбрала кольцо с сапфиром и изумрудом, это было важным свидетельством для Луи, что коллеги-новаторы одобрили его работу. Когда Рене Гимпель искал подарок для Марселя Пруста, чтобы поздравить его с присуждением ордена Почетного легиона в 1920 году, он тоже отправился в Cartier, где купил маленький крестик с бриллиантами и рубинами.

Пруст, упомянувший о стильных часах Cartier в своей монументальной работе À la recherche du temps perdu («В поисках утраченного времени»), начатой одиннадцать лет назад, в 1909 году, был очарован. Он написал своему другу – арт-дилеру пространное любезное объяснение, почему его благодарность запоздала: «Позавчера… фирма Cartier запросила мой новый адрес, поскольку должна была сделать доставку… Я послал за этим предметом сестру моей горничной… После полуторачасовых поисков Cartier заявил, что произошла ошибка и для меня ничего нет. Я запросил вновь, и утром мне принесли восхитительную вещь, которая волнует больше, чем могу описать… Где я спрячу твой восхитительный крест? Не смогу его показать, поскольку не хожу на официальные приемы. Буду смотреть на него тайком. Умоляю тебя найти в этих строках самое нежное выражение моих чувств. Марсель Пруст».

Луи не волновало, что его родная французская публика не имела средств для более значительных творений Cartier. Cartier был и о стиле, и о сути. Минималистский дизайн необходим, чтобы опередить конкурентов в Париже. В любом другом месте в мире клиентская база Дома могла позволить себе крупные, безупречные бриллианты и нити идеально подобранного исторического жемчуга. Во время войны, учитывая неопределенность, Луи был вынужден воздержаться от покупки драгоценных камней, но сейчас – рад снова окунуться в них. К счастью, недостатка в снабжении не было; катастрофический финансовый упадок последних нескольких лет потряс установленный порядок подобно землетрясению, выбросив на поверхность драгоценные семейные реликвии.

До войны Cartier зависела от российских клиентов, которые делали самые крупные заказы. К 1920-м годам Луи полагался на тех же самых покупателей, которые теперь снабжали его драгоценными камнями. «Искусство ювелира, – говорил он позднее, – это не только роскошь, но и необходимость, и драгоценный камень – символ конвертируемого богатства, так же как платиновое кольцо – символ брака». После революции из России в Европу были вывезены драгоценности на миллионы франков. Когда-то они были символами власти, престижа и любви, а теперь стали «конвертируемым богатством», с помощью которого их владельцы пытались восстановить свою жизнь вдали от дома. «Сегодня знак любви, который русский дворянин подарил своей невесте 20 лет назад, – объяснял Луи, – возможно, спас им жизнь, когда они бежали к чужим берегам». Беглые русские прятали свои драгоценности в роскошных прическах и зашивали их в одежду. Другие даже в отчаянии глотали их (желудок был «единственным тайником, который нельзя было открыть»), предоставляя камням выйти естественным путем, как только беглецы добирались до безопасного места.

Однако не всегда можно было взять с собой драгоценности, убегая в безопасное место. Особенно, если их было много. Великая княгиня Мария Павловна, бывшая покровительница Луи и королева петербургской светской жизни, была среди тех, кому пришлось оставить свои многочисленные сокровища. Желая, чтобы они не попали в руки большевиков, княгиня позже обратилась за помощью к своему старому другу Берти Стопфорду, дав ему точные указания, как найти их, не вызывая подозрений дворцовой стражи. Во время ограбления в стиле Джеймса Бонда Стопфорд пробрался по тайным туннелям к ее будуару, отпер сейф и убежал с двумя саквояжами «Гладстон», набитыми драгоценностями.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна также сумела удержать свои драгоценности подальше от большевиков. Заключенная в тюрьму во дворце Дюльбер в Крыму вместе со своей многочисленной семьей, она обнаружила, что гвардейцы, странным образом придерживаясь российского династического закона, людей, не принадлежавших к королевской крови, не преследовали. Это позволяло ее дочери, великой княгине Ольге, которая развелась с первым мужем, чтобы выйти замуж за его адъютанта, полковника Куликовского, приезжать и уезжать, когда заблагорассудится. Ольга предложила тайком вывезти драгоценности матери из дворцовой тюрьмы в маленьких жестянках из-под какао. Не имея возможности спрятать их в надежном месте, она отнесла их на пляж и засунула банки с бриллиантами и сапфирами, которые когда-то блестели при свечах придворных балов, в скалистые расщелины пляжа. В 1919 году, когда вдовствующая императрица окончательно уступила требованиям своей сестры, вдовствующей королевы Великобритании Александры, покинуть Россию, она нашла зарытые сокровища и бежала сначала в Англию. Точно так же, как полвека назад, когда императрица Евгения бежала от осады Парижа, подальше от дома и экстравагантной жизни, эти драгоценности стали ее пенсией.

В течение 1920-х годов Картье пользовались доверием со стороны Романовых, которое было бы невозможно, если бы они не посещали их семейные дома до революции. В результате они часто первыми узнавали о том, что изгнанные русские продают свои императорские драгоценности, и это было фантастическим преимуществом перед остальными коллегами. Но не все российские драгоценности, поступавшие на рынок, продавались их прежними владельцами. Помимо драгоценностей, вывезенных контрабандой из России, оставалось еще много других, захваченных большевиками. Огромное их количество появится на рынке в Лондоне и Париже. Однажды торговец драгоценными камнями Розенталь рассматривал нитку изумрудов и заметил прядь светлых волос в застежке. «Я не сомневался, – воскликнул он позже, – что чья-то жестокая рука сорвала ожерелье с шеи жертвы».

С таким наплывом значительных драгоценных камней на европейских ювелирных рынках можно было бы ожидать снижения цен. На самом деле все было наоборот. Как показал аукцион чрезвычайно важной коллекции украшений