Казачество в 1812 году - Алексей Шишов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Отечественную войну не было партизанского подвига, могущего сравниться со взятием Берлина, Люнебурга, Касселя, Бремена, Амстердама, Суассона. Ни один из городов, занятых неприятелем между Смоленском и Москвою, не был покорен партизанами; они не сорвали даже ни одного французского этапа.
Не менее того действия их были чрезвычайно полезны, по беспрестанному вреду, наносимому ими ежедневно неприятелю, особенно тем, что своим появлением в разных местах поддерживали они воспламенение в народе, единодушно восставшем против врагов».
Глава третья. От Малоярославца до Красного. Казачий авангард Главной русской армии. Старая Смоленская дорога. Истребление Великой армии императора Бонапарта «степными осами».
В разгар Тарутинского сражения, то есть днем 6 сентября, к главнокомандующему русской армией М. И. Голенищеву-Кутузову пришло с казаком-донцом долгожданное известие о том, что Наполеон наконец-то решил оставить Москву и начал к тому необходимые приготовления. Кутузовский ординарец Александр Голицын, корнет Лейб-гвардии Конного полка, так описывает то сверхважное для полководца событие в войне:
«В день сражения неудача всеми обходными корпусами прибыть вовремя на те пункты, где предполагалось каждому, раздражила Кутузова до чрезвычайности. Началась атака, неприятель побежал; все его преследуют, и при Кутузове не осталось никого, кроме его адъютантов.
Вдруг приезжает урядник Жирова казачьего полка, находящегося в партизанском отряде у князя Кудашева под Подольском. Он привез перехваченное предписание Бертье к д᾽Аржану (бригадный генерал Буке д᾽Аржан, взят в плен в Вильно. – А.Ш.), чтобы немедля все тяжести шли к Можайску. Вот обстоятельство, которое укрепило Кутузова в истине, что Наполеон решительно ретироваться будет, но куда и в какое время, было ему еще неизвестно. Опасение, не обходит ли он нас по дороге к Калуге, – вот что занимало старика…»
В партизанские отряды, действовавшие поблизости от Тарутинского лагеря, присматривавшие за дорогами в Калужскую сторону, находившиеся на столбовой Смоленской дороге, кружившие вокруг Москвы, с конными вестниками-казаками полетели приказания из армейской штаб-квартиры. Требовалось отследить возможные действия неприятеля, движения его походных колонн. Любую такую разведывательную информацию предписывалось по возможности быстро доставлять главнокомандующему.
В последние дни пребывания Наполеона в Москве казаки особенно досаждали французам, действуя на дорогах вблизи самого города, лихо «забегая» в столичные пригороды и занимаясь там «молодечеством». Истреблялись малые воинские команды, у фуражиров отбивалось награбленное, брались «языки». Об этом, к примеру, говорят короткие дневниковые записи наполеоновского адъютанта де Кастеллана:
«Направляясь за фуражом, казаки забрали (у нас) дюжину рабочих повозок…»
«Казаки взяли в плен Альфреда Потоцкого, адъютанта генерала Понятовского, и генерала Ферьера, адъютанта Неаполитанского короля…»
«Во время фуражирования казаки то и дело отбивают у нас служителей, лошадей, солдат…»
«У нас по-прежнему захватывают фуражиров…»
«Перемирие между авангардами прервано. Император его формально отменил; оно служило лишь для того, чтобы казаки свободнее действовали в нашем арьергарде: в миле от него все было для них легкой добычей…»
«Они (казаки) захватили двадцать семь солдат и одного офицера из 9-го гусарского полка…»
«Наши аванпосты испытывают большую нужду в продовольствии…»
«Его Величество осматривал шестьсот лошадей 1-го и 5-го полков легкой кавалерии, прибывших из Франции; дорогой они потеряли четыреста лошадей…»
«Вскоре после нашего прибытия показались казаки. Они на ура кинулись на обоз с ранеными; эскортировавшие его солдаты плохо вели себя…»
«Казаки ежедневно захватывают по несколько человек во время нашего перехода, они показались и справа и слева (от) дороги…»
Подобные записи адъютанта императора французов де Кастеллана не случайны. Казаки ко времени оставления Наполеоном Москвы превратились в настоящее «пугало» для незваных гостей. Те стали не только всюду опасаться партизан-казаков, но и винить их во всех своих военных и бытовых бедах. Даже самому Бонапарту становилось ясно, что пора уходить из России, чтобы «не потерять свое лицо» и сохранить для будущего Великую армию.
Такой пример. Когда случился страшный Московский пожар, французские мемуаристы винили в нем всех, кого угодно, но только не самих себя, занимавшихся в Москве повальным грабежом и пьяным буйством. Лейтенант Ложье, офицер штаба итальянской гвардии 4-го пехотного корпуса Великой армии постарался обвинить в умышленных поджогах и казаков, от которых итальянским войскам Наполеона уже крепко досталось. Мемуарист Ложье высказался по поводу устроителей пожара так:
«…Мы узнали, что казакам и русским солдатам, спрятанным в городе, удалось с помощью жителей и под прикрытием ночи и пожара собраться и, перебегая с места на место, разжигать огонь там, где он затихал. Они даже чуть не захватили один из наших пороховых обозов, который, во избежание взрыва, объезжал город. Вследствие этого… нам был отдан приказ преследовать этих поджигателей, всюду задерживать их и исполнять обязанности городской полиции…»
…Поскольку французские войска по приказу императора Наполеона начали стягиваться к Москве, вслед за ними стали приближаться к ней и армейские партизанские отряды. Их командиры старались не терять непосредственного соприкосновения с вражескими аванпостами. Приблизился к городу и отряд генерал-адъютанта Ф. Ф. Винценгероде, до этого базировавшийся в Черной Грязи. Боевое столкновение с французами не заставило его партизан-казаков ждать.
«Между Петровским дворцом и Тверскою заставою произошло кавалерийское дело; неприятель был опрокинут, потерял 400 пленных и побежал в город. Казаки подъехали к заставам, несколько раз прорывались в улицы, перестреливались в них, но при появлении пехоты должны были удалиться.
24 донца проскакали мимо Кремля по всей Москве и выехали в противоположную Серпуховскую заставу. Испуганные таким удальством, стоявшие на Тверской португальцы (их ведеты несли там сторожевую службу. – А.Ш.) бросились искать спасения в Кремле. Потом, опомнившись от тревоги, возвратились на прежние места, и с пистолетами в руках ходили по пепелищам домов, отыскивая, не спрятались ли там казаки».
10 октября утром Винценгероде, подошедший с отрядом к самой Москве, поехал к Тверской заставе. Вперед, в Московский Кремль он послал казачьего сотника Петрова пригласить маршала Мортье на переговоры. Винценгероде и его адъютант Нарышкин поехали в центр сгоревшего города, имея впереди одного конного казака. У Тверской заставы встал казачий полк, изготовившийся к схватке с французами, сильный отряд которых еще оставался в Москве.
По одной из версий, Винценгероде явился в Москву якобы для переговоров с маршалом Мортье, на что приказаний он не имел. На заставе генерала вместе с его адъютантом в плен взял су-лейтенант Леле из гвардейского вольтижерского полка. Пленных отправили из Москвы и возле Вереи их представили Наполеону. Бонапарт сперва хотел расстрелять барона Фердинанда Винценгероде как подданного Рейнского союза, но затем, передумав, приказал отправить его во Францию.
6 ноября 1812 года, во время рейда армейского партизанского отряда полковника А. И. Чернышева к Лепелю, казачья партия лихого урядника Дудкина в местечке Радошкевичи без особого сопротивления со стороны французов захватила трех «каб-курьеров с важными бумагами, выручила из плена генерала Винценгероде, генерал-майора Свечина, ротмистра Нарышкина и некоторых других людей». Военнопленных под вооруженной охраной отправляли по небезопасным от казаков российским дорогам во Францию для содержания там в плену.
…Последним покинул Москву, в которой французы так неудачно для себя осуществили операцию по подрыву Кремля, маршал Адольф Эдуар Казимир Жозеф Мортье, командующий элитной пехотой императорской Молодой гвардии. Герцог Тревизский был назначен Бонапартом военным губернатором города и Московской провинции. Тут уместно сказать, что император Наполеон I действовал как завоеватель, учреждая за своей подписью в России провинции.
В своем последнем «московском» донесении в наполеоновскую штаб-квартиру маршал Франции писал: «Эвакуация Москвы была произведена сегодня ночью. Была легкая перестрелка с казаками и крестьянами. Я потерял 400 раненых…» Здесь следует заметить, что перестрелку, от которой пострадали только с одной стороны сотни людей военных, назвать легкой никак нельзя. Огневой бой нешуточных размеров, вне всякого сомнения, выдался для французов серьезным и неудачным. Или такая «легкая перестрелка» велась в тот день во многих местах, отчего и получилась такая суммарная цифра в 400 раненых солдат и офицеров.
