Россия выходит в мировой океан. Страшный сон королевы Виктории - Александр Широкорад

— Станции необходимы для крейсеров, — будут ли они в Кронштадте или Владивостоке. Без этого негде будет взять угля, исправить повреждения и пополнить команду, — заметил Власьев.

— А «Алабама»? — возразили на это несколько голосов.

— Что же ваша «Алабама» доказывает? Если бы ее не поддерживали англичане, долго ли она плавала бы? Но после того как Англию приговорили к уплате 15 миллионов, вряд ли кто будет поддерживать крейсера, в особенности же наши, — отвечал Кононов.

Крейсер «Русская Надежда», сдав в Буюк-дере почту в русское посольство, прошел Босфор, миновал Архипелаг, обогнул мыс Матапан при самых благоприятных обстоятельствах и утром на пятые сутки входил на Тулонский рейд.

С крейсера уже рассмотрели на трехмачтовом броненосце французский вице-адмиральский флаг и русский контр-адмиральский на фрегате «Вячеслав». Затем увидели клипера «Оскол», «Заноза» и «Печора».

Подойдя ближе, вызвали всех наверх, «становиться на якорь». Старший офицер, еще отправляясь на мостик, осмотрел кругом наружный борт. Вообще не гоже было войти на рейд «спустя рукава», а теперь тем более, зная, как начальник отряда со всеми офицерами и вся французская эскадра от адмирала до матроса будут критически рассматривать крейсер в бинокли и без них, с клотика до ватерлинии.

Прорезав корму адмиральского фрегата так, что даже в Транзунде[133] было бы изъявлено «особенное удовольствие», крейсер положил право на борт и, дойдя до указанного сигналом места, отдал якорь. В ту же минуту спустили шлюпки, отвалили выстрелы и обменялись салютами. Капитан поехал с рапортом и визитами, а на крейсере начался полный аврал по уборке, мытью и приведению судна в рейдовый порядок.

— Однако вы сделали очень короткий переход, а лучше всего то, что не требуете никакого ремонта, — заметил адмирал, выслушав обстоятельный доклад капитана о совершенном им плавании.

В этот день в кают-компаниях всех судов русского отряда много говорили о плавании крейсера «Русская Надежда» и выражали некоторые сомнения в его исправности. Но плававшие в былое, хотя еще и в недавнее время, на различных судах и отрядах, уверяли, что крейсер, постояв в Тулоне дня три-четыре, непременно попросится в док.

— Ведь не было примера, чтобы наши суда по уходе из России не прошли через руки иностранных адмиралтейств для окончательной отделки, — говорили они, подтверждая свои мнения множеством фактов.

Надо признаться, что они были правы. Летопись плаваний наших судов была перечнем их исправлений и переделок в иностранных доках и мастерских, начинавшихся обыкновенно в Копенгагене и заканчивавшихся в Японии, и Йокосукском адмиралтействе. Но, благодаря Бога, все это уже дела минувших лет — дела, канувшие в вечность.

На следующий день на «Русской Надежде» побывали с визитами адмиралы — наш и французский. Первый тщательно осмотрел судно, надолго задержался в машинном отделении, поблагодарил всех за порядок и безукоризненную чистоту и, прощаясь, отдал приказание пополнить все запасы и затем вести счеты с берегом так, чтобы по поднятии сигнала «идти по назначению» крейсер мог тут же исполнить сигнал, не ссылаясь на незаконченные дела с берегом или какие-либо исправления.

— Мы не знаем, зачем собрали отряд в Тулоне, а потому и должны быть готовы ежеминутно исполнить первое же приказание из Петербурга, — крайне серьезным тоном добавил русский адмирал.

Образованный, молодой и энергичный адмирал Казанцев давно уже пользовался общим уважением и любовью флота. Без шума и крика, без крутых мер он умел так вести свое дело, что ни одно слово его не было зерном, упавшим на бесплодную почву. Если собравшемуся отряду предстояла какая-нибудь серьезная задача, то более подходящего и способного адмирала трудно было бы найти в русском флоте. Оказалось, что весь отряд Средиземного моря, неожиданно и вопреки предположениям флагмана, стянут в Тулон и уже вторую неделю стоял в той же готовности, которая теперь требовалась и от «Русской Надежды».

Как бы в ожидании чего-то, судовая жизнь отряда шла крайне однообразно, серьезно и строго. В 8 часов утра поднимался флаг с брам-реями и с отдачей парусом. С 9 до 11 часов проводились учения по сигналу адмирала, после обеда — снова учения.

Единственным развлечением для офицеров был осмотр Тулонского адмиралтейства и поездка в Ла-Сьен, где общество «La Forges — et Chantiers» с таким завидным успехом строило громадные броненосцы и океанские пароходы. Более дальние поездки не разрешались.

Между тем во французских газетах ежедневно стали появляться телеграммы, а затем и передовые статьи по поводу наших дел в Средней Азии. Спор с Англией, начавшийся, по-видимому, из-за какого-то пустяка, становился серьезнее. В Англии лихорадочно вооружали все суда, — фрахтовали лучших ходоков в частных компаниях. На Мальте и в Гибралтаре собирались британские эскадры. Из Кронштадта в распоряжение адмирала Казанцева прибыли два новых броненосных фрегата.

Французы с большим любопытством посещали суда русского отряда, как бы мысленно сравнивая их с английскими. На бирже наш курс начал сильно падать.

В один прекрасный вечер, когда офицеры на «Русской Надежде» мирно кончали свой вечерний чай, в кают-компанию пулей влетел мичман Золотов и закричал еще в дверях:

— Господа, лейтенант Григорьев приехал сейчас из Петербурга курьером. Добровольный флот остановлен во Владивостоке и вооружается… Война с Англией неизбежна! Говорил вам, что нас не без цели выслали так спешно и неожиданно из Николаева! Я говорил…

Англия сосредоточила свой грозный флот на Мальте и в Гибралтаре, а британские газеты не скрывали ненависти к России, что могло быть вызвано только очень серьезными обстоятельствами.

В свете этих последних соображений весь русский отряд ждал своего флагмана с огромным нетерпением. День начинался общим вопросом: «Не приехал ли адмирал ночью?» А в 8 часов утра по поднятии на фрегате сигнала «действовать по усмотрению», что можно было принять за отрицательный ответ, наступало общее разочарование.

Но вот, наконец, к общему удовольствию вернулся из Парижа адмирал Казанцев. Не прошло и получаса после того, как его гичка пристала к борту фрегата, на отряде заработали сигнальщики и сигнальные фалы.

Между прочими сигналами были и следующие: «Крейсеру „Русская Надежда“ приготовиться к походу» и «Командиру крейсера прибыть к адмиралу».

Работа на «Русской Надежде» закипела тотчас же и шла так усердно и энергично, что когда капитан, пробыв у адмирала около трех часов, вернулся, то крейсер был совершенно готов и ждал только приказания развести пары.

В полночь капитан вышел на мостик и приказал разводить пары, а в 4 часа утра, приняв лоцмана с адмиральского фрегата, «Русская Надежда» уже полным ходом выходила из Тулонского залива.

Вначале шли на юго-запад, на меридиане Орана легли за запад. «Значит, в океан», — заключили офицеры, поскольку хорошо знали, что спрашивать у старшего штурмана «куда идем» было бесполезно. Если он и знал это, то все равно бы не сказал никому.

Пройдя мыс Сан-Висенти (юг Португалии), офицеры узнали больше, нежели ожидали, Капитан собрал всех к себе и обратился со следующим: «Господа, по приказанию адмирала мы идем в океан, к берегам Южной Америки. Там нас ожидают дальнейшие известия и распоряжения. Политические обстоятельства сложились так, что война с Англией кажется более чем вероятной. Господа, никто и никогда не сомневался в храбрости, находчивости и умении русских моряков. От нас потребуется, быть можете очень скоро, поддержать эту давно заслуженную и дорогою кровью купленную славную репутацию. Но, справедливо гордясь нашими традициями, мы не должны забывать, что летопись флота нашего врага также полна доблестных дел и успехов. Поэтому мы не должны пренебрегать врагом, и употреблять в дело все наши знания и способности. Тогда победа будет на нашей стороне. Прошу и требую от вас крайней осторожности и сдержанности при сношении с нейтральными и с будущими пленными, которые, по условиям нашей деятельности, будут постоянными нашими гостями. Помните, что каждое лишнее слово или указание о расположении наших судов, о рандеву с транспортами и прочее могут повредить нашему делу. Предупреждаю, что служба будет тяжелая и утомительная, но, с Божиею помощью и с вашей готовностью мы исполним нашу задачу. Помните, что родина дала нам для этого все средства и в праве ожидать от нас успеха.»

Закончив свою речь, капитан поклоном распустил офицеров.

Броненосный фрегат «Владимир Мономах»

Теперь уместно сообщить хотя бы краткие сведения о крейсере «Русская Надежда». Это было недавно построенное стальное судно длиной 300 футов(91,4 м) и шириной 45 футов(13,7 м). Его фор- и ахтерштевни были выкованы из железа. Прямой форштевень был приспособлен для тарана небронированных судов. Крейсер имел двойное дно и множество поперечных непроницаемых переборок. Стальная броневая палуба толщиной от двух до трех дюймов защищала от затопления и разрывных снарядов подводную часть крейсера и все находившиеся там механизмы, котлы и другие важные отделения. Эта же палуба служила и креплением тарана.