Семь ступеней в полной темноте - Павел Георгиевич Чагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я всегда тобой гордился… Это не справедливо, отец! За что ты так со мной!?
– Я знаю…. Прости, это эгоистично с моей стороны. Здесь, в тишине и покое, я понял это. Но уже ничего не смог изменить. Я виноват, гордыня подвела меня, сын. Кроме того, я не думал, что ты будешь за меня мстить. Своим эгоизмом, я сам свел свои же труды на нет. Ты обагрил руки кровью… прости и за это, сын. И за то, что дважды пришлось сжечь наш дом. Я кругом виноват, от этого не уйти. Но ты должен жить. Ведь ты последний. И от тебя зависит, возродиться ли дух твоего народа или останется бестелесным навечно.
– О чем ты говоришь? – не понял Арон.
– Ты, сын мой, вместилище духа прежде великого народа. Как и я в прошлом. Запомни: ничто в этой вселенной не уходит безвозвратно и не исчезает в небытие. Когда ты родился, часть нашего духа перешла к тебе. Когда умер я, тебе отошло все остальное. Тот свет, который лечит твои раны, и та сила, которая позволяет тебе исцелять других, дарована именно этим духом. Часть его переходит к тому, кого ты им наделил. Это духовная сила, которая не имеет ни оков, ни границ. Она поистине неисчерпаема. Это сама жизнь, которая стремится дать свои ростки в любом проявлении. Даже здесь, сейчас. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Ты говоришь загадками, отец, разве я могу кого-то лечить?
– Все просто, – улыбнулся отец. – Помог кому-то – наделил духом. Дал жизнь – поделился силой. Как и я в свое время. От отца к сыну, от сына к его детям, и так далее. Я отдал тебе половину себя, ты отдашь половину своим детям, они поделятся со своими детьми. Каждый из них взрастит эту силу и преумножит в себе. И так до тех пор, пока твой народ не возродится и дух его не воспрянет в каждом. Когда нас станет много, и дух окрепнет в телах, уже не будет нужды передавать его от отца к сыну. Он сам будет наполнять собою потомков. И как бы тот народ не звался, где бы он ни жил – это не важно. Главное, что он обретет новое бытие, и шанс на праведную жизнь.
– То есть… другими словами, ты хочешь сказать, что я могу дарить жизнь?
– Не только. Ты почувствуешь, это не сложно. Ты ощутишь силы со временем, понимание само придет к тебе. Может быть постепенно, а может и внезапно. Как взрыв… – Отец, замолчал.
– У меня есть еще вопросы…
– Довольно. Тебе уже пора сын.
– Но отец, я должен знать!
– Мне некуда спешить, я уже обрел покой, а вот тебе следует поторопиться. Ты найдешь ответы в свое время. Эсхил тебе поможет. Когда ты вернешься к жизни, скажи ему фразу: «От отца к сыну». Посмотришь, что будет.
Отец протянул свои теплые ладони, и на прощанье, грустно глядя в глаза, пожал сыну руку…. Арон стал задыхаться. Рука, за которую только что держал его отец, отозвалась болью. Запястье жгло огнем, так сильно, что он закричал от боли. Образ отца исчез. В глаза ударил свет, тишину прорезали звуки. Вокруг все закрутилось, забурлило. Он был погружен в какую-то мутную жидкость – это она не давала ему дышать. Арон принялся бить руками, в надежде выплыть, но руки упирались в невидимую преграду.
– Эсхил! – в отчаянии выкрикнул он. – Вытащи меня отсюда!
– Спокойно, – отозвался ровный голос в голове. – Скоро все кончится.
Арон взял себя в руки. Ему ответили, значит он в сознании, и это не кошмарный сон. Прислушавшись к чувствам, он осознал, что мутная жидкость вокруг него не дает дышать, но удушья он почему-то не испытывает. Прикрыв глаза, он отдался на волю судьбе и перестал брыкаться. Пульс успокоился, мысли пришли в норму. Вдохнув жидкость словно воздух, кузнец с удивлением обнаружил, что это не вода. Спазмы в глотке постепенно прекратились, и он был все еще жив. Прошло несколько мучительно долгих минут и, вздрогнув, странная жижа начала убывать. Вскоре, ноги его уперлись в холодное дно, и он смог стоять более или менее ровно.
Стеклянная крышка отошла в сторону, и в капсулу реактора хлынул прохладный воздух. Арон закашлялся. Его несколько раз вывернуло наизнанку. Мутная жидкость, казалось, заполнила собой все его полости, и желудок в том числе. Наконец, прокашлявшись, он смог сносно дышать и произносить слова. Голова болела, язык плохо слушался. Руки и ноги дрожали от недостатка сил.
– С возвращением на этот свет, Арон! – торжественно объявил Эсхил.
– В смысле!? Что за шутки… и почему так холодно?
– Я серьезен, Арон. Ты был мертв восемь месяцев, два дня, семь часов, двенадцать минут. Что бы я ни делал, твое сердце отказывалось биться. Твое тело отчаянно не желало приходить в сознание. Все как тогда.
– И что ты сделал? Почему я ожил?
– Я… не понимаю. Все повторилось, Арон. Как много лет назад. Неяркий свет… твой крик… потом сердце снова забилось.
– Ясно… Арон снова ощутил сильное жжение на запястье.
Браслет! Он вспомнил про браслет, что когда-то надел на руку Сольвейг, чтобы знать все ли с ней в порядке. Он почему-то считал, что его собственный сгорел во время битвы, но оказалось, что это не так. Чертова безделушка похоже была рассчитана на такие обстоятельства. Незаметный взгляду, браслет сиял красным цветом, подавая сигнал опасности, и причинял жгучую боль.
– Что нового ты узнал за это время, Эсхил?
– Боюсь, что ничего… Арон. Мне жаль.
– Я видел отца, пока был там, представляешь?
– Где, там, Арон? Ты не покидал капсулы, я точно знаю.
– На том свете, Эсхил. За гранью жизни и смерти.
– Занятно. Но у меня нет об этом данных. Нужно сделать томографию твоего мозга. Это могут быть последствия длительного пребывания….
– Черта с два! – прервал его Арон. – Я видел его и говорил с ним, как сейчас с тобой.
– Тебе нужно восстановиться.
– Как же он сказал… – Арон судорожно напряг память. Все что он видел и слышал, словно во сне, плавно ускользало из его восприятия.
– Эсхил, тебе о чем-нибудь говорит фраза «от отца к сыну»?
