Криминальная история христианства - Карлхайнц Дешнер

Современные историки все еще комментируют с похвалой эту практику «Это не образ благочестивого лицемера» (Штрауб), а «настоящего солдата, который в святилище своего крестного штандарта обращался за советом к своему Христу» (Вебер).

Придворный епископ ни разу не упустил случая отметить, что Константин «всегда побеждал и всегда мог радоваться памятникам своих побед над врагами», так как он «себя открыто называл и признавал рабом и слугой высшего Господа». И Феодорит — продолжатель евсевиевской церковной истории (от 323 до 428 г), кроме того, автор удивительной фразы «Исторические факты учат, что война приносит нам больше пользы, чем мир», — этот епископ тоже находил Константина, естественно, «достойным всех похвал» и не боялся воспевать его в стиле Павла. «Не человеком и не через человека (Галатам I, I), но от неба его призвание». Как именно сам Константин всюду похвалялся, «что Бог причина моих героических дел».

«Иисус Христос победит», — отныне это христианская формула для побед императора — «Император победит, как победит Христос и как победит крест» (Гернеггер). Но за этим стояло не что иное как старое языческое представление о победной силе властителей. Только побеждал он больше не с помощью языческих священников, а христианских, сражается он больше не при содействии богов, а креста. Как раз вследствие того, «что он во всем делает противоположное тому, что незадолго до этого позволяли себе ужасные тираны, он одержал верх над каждым противником и врагом» (Евсевий) Возникла религия мира, которая никогда не приносит мира.

Но теперь первый христианский император всюду насаждает крест, не только в церквах. Крест стал не только проекцией их самих, начиная со Св. Павла в Риме, со Св. Петра Его можно увидеть в IV веке как знак почета и победы не только на императорских монетах, на скипетре. Нет, крест появился и на полях сражений. Он стал военным знаком. И клир одобрил это, превознес это «С крестом Христа и именем Иисуса идут в сражения, благодаря этому знаку сильные, благодаря этому знамени стойкие», — проповедует не кто иной как Амвросий, согласно которому и «храбрость в войне» заключает в себе много «достопочтенного и пристойного, поскольку она предпочитает смерть рабству и позору» (Современное лучше умереть, чем стать «красным»). И св. Августин тоже учит «Не думай, что тот, кто хочет выполнять военную службу с оружием, не может понравиться Богу». И лишь когда христианское войско сражалось против христианского, крест начали находить при этом по меньшей мере фатальным, — в конце концов Лютер хотел бы, увидев как воин «крестное знамя на поле боя бежать от него, будто меня гнал черт. Но если на поле боя знамя императора Карла или одного из государей, тогда каждый бодро и весело бежит под свое знамя, так как он под ним давал клятву».

Поскольку в христианстве, классической религии лицемерия, считается, что свет — это венец на иконе Для протестантов тоже.

Во времена великого переселения народов епископы организовывали часто уже вооруженную борьбу Арианский клир без обиняков выступил как военное духовенство, включился в армейские формирования Приходские священники одновременно военные духовники Сотня получает священника, соединение в тысячу человек — епископа При Феодорихе епископская церковь в Равенне и вокруг, очевидно, соответствовала тысяче солдат столичного гарнизона Арианские церкви в Риме и Византии сходным образом суть «гарнизонные церкви в солдатских казармах» (фон Шуберт).

Христианское государство карает дезертирство тяжелейшими наказаниями отсечение головы для дезертира, смерть на костре для каждого, кто его скрывает. Даже уже неблагонадежных наказывают отсекновением руки и сжиганием заживо Семнадцать законов против дезертирства издано только в промежутке между 365 и 412 гг. А в 416 г Феодосий II требует, чтобы солдатами были только христиане — Конечно, если это подходит высоким пастырям, то они превращают войну в дьявола и проповедуют дезертирство (тогда и во все времена). Так, при царе Шапуре (310–379 гг.) персидские христиане отказываются от службы в вооруженных силах и открыто хватаются за христианскую римскую партию. Так, в 362 г учитель церкви Афанасий угрожает отлучением всем, кто служит в армии вновь языческого Юлиана и требует от христиан дезертирства.

Остаточные явления библейского пацифизма, конечно, еще долго имели место.

Св. Мартин из Тура, незадолго до смерти Константина ставший христианином, остается как таковой два года в армии, но отказывается от военной службы, когда дело доходит до сражения Впрочем, его биограф Сульпиций Север еще старается скрыть от читателей своей «Vita Martini Turonenssis»,[133] что святой был однажды офицером Собор в Риме исключает в 386 г каждого из клерикального сословия, кто после принятия крещения несет военную службу Хризостом утверждает даже, что в его время были лишь солдаты-добровольцы, никто не принуждал верующих к боям. Победители для него, однако, это сонмище всевозможных пороков, голая сила и разбой, подобны волкам. Нечто похожее думает позднее отец церкви Сильван, чуть раньше св. Василий, со своей стороны считавший разрешенные убийства хуже разбоя. Поэтому солдаты «со своими грязными руками по крайней мере три года» должны оставаться без причастия (Правда, за гомосексуализм, кровнородственный брак, прелюбодеяние Василий угрожал пятнадцатью годами покаяния) Аналогично в течение целого тысячелетия церковные исповедники налагали на убивших (в оборонительном бою тоже) солдат большей часть сорокадневное наказание Еще епископ Фюльбер Шартрский (умер в 1029 г), ученик Герберта Реймского (папа Сильвестр II), определяет «Если кто-то убивает человека в открытой войне, — должен каяться в течение года».

Однако, что это было по сравнению с ригоризмом раннего времени. Практически и без того лишенные значения, эти предписания к тому же часто едва ли воспринимались слишком серьезно Христианское двурушничество и здесь тоже празднует свой триумф. Столь испытанный в уличных боях церковный князь как Афанасий, совершенно не стесняясь распространяется, будто христиане повернулись «незамедлительно вместо борьбы к домашним занятиям, а вместо того, чтобы своими руками владеть оружием, подымают их в молитве». Хотя при других обстоятельствах он и считает святое убийство запрещенным, на войне, однако, «убить противника» было «столь же законно, как достойно похвалы» Учитель церкви Иоанн Хризостом, которому воины однажды показались «волками», который однажды объяснил, что христианский способ вести войну — это овце пойти к волкам и победить, в то время как волки прикидываются овцами, в другой раз называет «достойным удивления», когда тяжело раненный подымается вновь, «чтобы прочно стоять в центре схватки сражающихся рядов». И учитель церкви Амвросий прославляет уже как нечто само собой разумеющееся солдатскую храбрость, которая защи тила Отечество от «варваров» — об Августине здесь по молчим.

Хотя проповедовали, как и сегодня, мир, особенно во время мира, при необходимости (которая тут непрерывно верифицировалась), всегда однако беспрепятственно дрейфовали к войне. Хотя и проповедовали Евангелие, но постоянно злоупотребляли им ради собственного могущества и господства, как повелось уже со времен Константина, к которому мы тем самым возвращаемся.

Первый христианский император был велик не только как воин, но и, совершенно последовательно, в предписании смертной казни, которой католические теологи в особенности столь же последовательно, настойчиво требуют и сегодня. Да, император, пропагандировавший после своих побед «сладость совместной жизни», в семье которого «христианство распространялось по нарастающей» (Аланд), обширными убийствами родных уже дает начало бесчисленным династическим бойням христиан.

Сын св. Елены, о котором и во второй половине XX столетия католические церковные историки утверждают, что «лишь очень немногие» его преемники «достигли властительного и человеческого величия этого образца» (Баус), «и в своей частной жизни не делал никакой тайны из своих христианских убеждений и вел христианскую семейную жизнь» (Францен), — этот святой велел в 310 г в Массиле (Марселе) повесить своего отчима императора Максимиана (а после этого уничтожить все его статуи и изображения), он повелел удушить своих зятьев Лициния и Вассиана, мужей его сестер Констанции и Анастасии, принца Лициниана, сына Лициния, в 335 г низвели до положения казенного раба, высекли и убили в Карфагене, в 326 г убит, вероятно, отравлен, его собственный сын Крисп (произведенный на свет наложницей Минервиной незадолго перед его свадьбой с Фаустой), заодно «многочисленные друзья» (Евтроп), кстати, — несколько месяцев спустя после Никейского собора, на котором он сообщил христианскому миру никейский символ веры. И наконец, «лишь редко достижимый образец и человеческого величия» велел утопить в ванной свою супругу Фаусту, мать трех сыновей и двух дочерей, еще только что чествуемую на монетах как «spes rei publicae» (надежда государства), а теперь заподозренную и прелюбодеянии с Криспом, едва ли доказанном (собственные любовные похождения Константина были обще известны), после этого все ее владения на бывшей территории Латерани окончательно получил «папа».