У каждого свое проклятье - Светлана Демидова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Толмачев выскочил из-за стола так стремительно, что в сторону отлетел стул. Саша подскочил к отцу Дмитрию, схватил его, что называется, за грудки и с отчаянием в голосе крикнул:
— Димка, гад! Ты это знал и ничего не сказал! Наши дети гибнут… А ты… Негодяй!
Марина тоже смотрела на красавца мужчину уже с ужасом и неприязнью. Похоже, он рассказал ей далеко не все, что знал. Отец Дмитрий между тем отцепил от своего джемпера руки Александра и спокойно сказал:
— Не знал я, Саша.
— Врешь, паразит! У самого ни жены, ни детей, а мы… У меня, ты знаешь, сыновья пропадают! Ты, бездетный, даже представить не можешь, что это такое!
— Да, ты прав, я, к сожалению, бездетный, но это вовсе не означает, что не могу понять вашего горя, — невозмутимо ответил отец Дмитрий. — Я же уже говорил и Марине Евгеньевне, и тебе, что узнал о существовании семейного проклятия совсем недавно. А о том, что оно, похоже, обошло моего деда, который отказался присваивать чужие ценности, вообще только сейчас понял. Честно говоря, я даже подумывал, что мне не удалось создать семью именно из-за этого проклятия. Но даже если бы не считал себя заинтересованным, все равно сделал бы то, что сделал.
— И что же ты такого сделал?! — все еще на грани истерики выкрикнул Саша.
— Для начала я хотел выяснить, где находилась эта Окуловка, но… в общем, не осталось никаких сведений. Даже на фотографии… — Отец Дмитрий перевел глаза на Марину: — Помните, Марина Евгеньевна, я вам ее показывал? Даже на ней не написано, где семья фотографировалась. Только год, и все… А после того как поговорил с Татьяной, я сделал запрос в Епархиальный архив об отце Захарии из села Окуловка.
— И что?
— Пока ничего, но… Этих Окуловок в России — пруд пруди. И еще Акуловок… Словом, я продолжаю поиски.
Отец Дмитрий опять сел на свой стул и обратился к Пирогову:
— Константин Макарович, а как вы объясните тот факт, что Татьяна была в курсе всего? Откуда она знала и имя Захария, и Пелагеи?
— Да… все очень просто… — махнул рукой Пирогов. — Когда мы разговаривали обо всем этом с Иваном, Маша как раз собиралась нашу подопечную купать. Она ходила из ванной комнаты в Татьянину и обратно несколько раз, не запирая дверь. Вот та и ускользнула. С тех пор началось: цыпки да цыпки. Но… — Константин Макарович обвел всех присутствующих глазами, — Машенька не в курсе. Я ничего ей не рассказывал про драгоценности, поэтому она действительно не знала, о чем Татьяна выкрикивает.
— Неужели Марию Петровну ни разу не заинтересовали имена Захарий и Пелагея? — удивился отец Дмитрий.
— А вот представьте, что Татьяна при нас только пару раз произнесла имя Пелагея, и все! Разве поймешь, что у этих сумасшедших в голове! Машенька спросила меня, не знаю ли я, о какой Пелагее идет речь. Я сказал, что не знаю. Маше даже в голову не пришло, что я от нее что-то утаиваю. Мало ли что Татьяна выкрикивала. Порой такую несуразицу несла…
— Ваша жена даже не спрашивала, зачем приезжал Иван Толмачев и о чем вы с ним разговаривали?
— Ну… почему же… Я рассказал ей про Татьяну… что она все-таки не моя дочь… Сказал и то, что Иван обещал увеличить плату за ее содержание, если мы все-таки согласимся за ней ухаживать.
— И Мария Петровна согласилась?
— А почему бы нет?! Деньги еще никому не мешали, тем более что к Татьяне мы уже привыкли… особенно она привыкла, Машенька…
— Вы, значит, продали сапфировое колье? — опять спросил отец Дмитрий.
— Нет. Продавать я наотрез отказался. Где бы я его продал? У меня и связей таких нет. Не в ломбард же такую ценность нести… Я сказал Ивану, что возьму только деньгами.
— Ну и?
— Ну и он уехал. А потом вернулся с большими деньгами. Очень большими. Собственно, дом на эти деньги был достроен… по-другому, в общем… в два этажа, с пристройками… И машина куплена… Ну… сначала, конечно, другая, не та, что вы сегодня видели… Не думаю, что вам есть за что меня осудить.
— Да мы и не за этим приехали, — сказала Марина.
Пирогов, взглянув в глаза Марине, усмехнулся:
— А я ведь сразу тогда понял, что вы с Александром пытались обвести меня вокруг пальца. Я очень хорошо знал его отца, Ивана, а потому был в курсе того, что ни у каких родственников не может быть к нему имущественных притязаний.
— Почему же тогда не вывели нас с Сашей на чистую воду? — удивилась она.
— А зачем мне это нужно? Мы с Машей вас ни в чем не обманули. Я просто умолчал кое о чем, и все.
— Ничего себе: кое о чем!! — опять возмущенно воскликнул Александр. — Речь идет о проклятии, а ему — «кое-что»!!
— Действительно… Константин Макарович… это как-то… — проговорила Марина.
— Я не воспринял это всерьез. Проклятие… Бабкины сказки какие-то… — улыбнулся Пирогов.
— Ничего смешного не вижу! У меня дети гибнут!!! — прорычал Саша и вцепился обеими руками в рубашку пожилого мужчины.
Отец Дмитрий с трудом оторвал его пальцы от фланелевой ткани и усадил брата обратно на стул.
— Ну… не знаю… — пробормотал Константин Макарович. — У меня вот детей нет… и без всякого проклятия…
— У каждого свое проклятие… — заметил отец Дмитрий. — А проклятие священника — это вообще очень серьезно… если, скажем, анафема… Константин Макарович, а Иван Толмачев не рассказывал вам, живы ли сейчас какие-нибудь родственники Захария и Пелагеи из села Окуловка? Можно ли их как-нибудь найти? И еще… Остались ли хоть какие-нибудь их вещи? Может быть, хоть церковные?
Константин Макарович пожевал губами, допил из чашки совершенно остывший чай и сказал:
— Иван Толмачев оставил мне письмо… для сына…
— И вы… до сих пор… — прошептал побелевшими губами Саша. — Да как же вы могли…
— А вот так и мог! Ванька мне сказал, чтобы я это письмо отдал Александру только в том случае, если он о нем спросит.
— Как же я мог спросить, если о нем не знал… Ерунда какая-то… — все так же растерянно проговорил Александр и беспомощным взглядом обвел собравшихся за столом.
— Я тоже спросил Ивана, как сын может спросить о письме, если не знает, что оно для него написано.
— Ну и что он ответил? — выдохнула Марина.
— Он сказал, что письмо особое… то есть оно понадобится Сашке только в том случае, если проклятие и впрямь существует. Понимаете, сам Иван тоже не очень в него верил. Конечно, в его семье происходили несчастья, но их было не больше, чем у других. Я его об этом спрашивал. Ванькины дед с бабкой… ну те… которые, собственно, и затеяли присвоить чужую собственность, оба умерли от тифа, но тогда полдеревни вымерло и без всякого проклятия. Тетя Дуся, их дочь, ничем особенным не болела и умерла своей смертью. Ее муж был жуткий алкоголик, с перепою и помер, ну так… пол-России пьет… То, что Татьяна неудачная получилась… тоже ведь немало таких убогих-то… Уж Иван повидал всяких, пока растил больную дочку.