Красавица, чудовище и волшебник без лицензии - Мария Заболотская

— Тогда подайте такую же ванну придворному птичнику! — сказала Джуп. — Он ведь тоже особа непростая, не говоря уж о самих сороках!..

И гоблины с кобольдами, несколько приободрившись, в мановение ока покинули ее спальню, привычно вереща на ходу. Впрочем, одного мелкого кобольда, все-таки свалившегося в гору пены и отчаянно пускающего оттуда пузыри, Джуп вытащила из ванны за шиворот и несколько раз встряхнула, чтобы привести в чувство. Он благодарно взвизгнул и последовал за остальными, оставляя мокрый пенный след.

— Ох, — сказала Джуп с тоской глядя на ванну. — Кто бы мог подумать, что быть придворной дамой — это так сложно!..

Глава 36. Утренняя церемония, торжественный выход принца и новые порядки в Ирисовой Горечи

Тишина, воцарившаяся в комнате после того, как гоблины и кобольды ушли, показалась Джуп едва ли не более волшебной, чем все, что она до сих пор видела и слышала. Перед тем, как забраться в ванну, она, поразмыслив, подперла дверь тяжелым креслом — и правильно сделала. Не успела она вдоволь наплескаться, как в дверь снова отчаянно забарабанили, затем что-то тяжелое пару раз боднуло створки так, что они затрещали, и наконец недовольный и встревоженный господин Заразиха пропыхтел, беспомощно скребясь под дверью:

— Сударыня! Сударыня Джунипер! С вами все в порядке? Что это вы такое придумали… у нас не принято запираться от слуг! Как же у нас получится оказывать вам почести и всячески угождать, если вы будете держать свои двери закрытыми?! Кто-то вас обидел или испугал? Все виновные будут сурово наказаны, обещаю! Откройте же!.. Вы готовы к утренней церемонии? Принц желает видеть всех обитателей усадьбы в главном зале!..

— Сейчас-сейчас! — торопливо отозвалась Джуп, кое-как просушивая волосы полотенцем. — Я уже одеваюсь и скоро присоединюсь!..

Оскорбленному Заразихе пришлось уйти ни с чем — Джунипер так и не открыла ему дверь, на все уговоры отвечая, что прекрасно управится сама с платьем и ей не нужны помощники, чтобы затянуть шнурки, завязать ленты и застегнуть пуговицы, ведь ее обычное платье устроено куда проще, чем здешние цветочные наряды.

Торопливо заплетая влажные волосы в косу, она недовольно посматривала на себя в зеркало — лицо после бессонной ночи казалось осунувшимся и серым. «А может быть, это все проклятие! — с грустью подумала Джуп. — Оно ведь потихоньку разрушает меня изнутри, как тайная болезнь. И с принцем Ноа происходит то же самое, просто он об этом пока что не догадывается. Конечно, он заслужил, чтобы его наказали, но все-таки… все-таки это подло — подсовывать ему все эти Шипы и Яды!».

И она, на ходу поправляя мятое будничное платье, заторопилась в главный зал, размышляя о том, кто более подвержен губительному действию проклятия — принц, для которого эти чары были придуманы, или же она, случайный человек?.. Кто быстрее заметит неладное?

В главный зал она почти вбежала, растолкав гоблинов, которые неистово чихали и сморкались после утреннего купания в озере, ничего не видя и не слыша вокруг себя. После веселой ночи угодить прямиком в холодные озерные воды — где уж тут радоваться жизни!..

— А, вот и прекрасная Джуп! — воскликнул господин Заразиха, успевший принарядиться в красно-золотой бархат, делавший его еще толще и уродливее. Рядом с ним стояла тощая госпожа Живокость, напудрившаяся так густо, что походила на умертвие. Губы у нее были подведены зеленым перламутром, взбитые волосы украшены золотой и серебряной чешуей, а узорчатое узкое платье, как догадалась Джуп, сшито из лучшей лягушачьей кожи. Должно быть, утренняя церемония считалась очень важным событием в жизни усадьбы, и домоправители с нескрываемым осуждением смотрели на выцветший наряд Джунипер.

— А где же придворный птичник? — невпопад спросила девушка, чувствуя себя очень неуютно под их пристальными взглядами. Но не успели домоправители ей ответить, злорадно переглянувшись, как в одну из дверей втолкнули чрезвычайно раздраженного и обиженного мэтра Абревиля, над которым кружили такие же рассерженные сороки. От их атласного лоска не осталось и следа — они были мокрыми и встрепанными, как куры, попавшие под дождь. Таким же взъерошенным и помятым выглядел и волшебник — должно быть, гоблины-банщики, которых прогнала Джуп, вымыли Мимулуса с двойным усердием, не ведая жалости и сострадания.

— Кто? Кто посмел?! — кричали истошно сороки, кружась над домоправителями. — Какая дерзость, какое преступление! Окунать придворных птиц в воду!.. Тереть их мочалками и щетками!.. Да где это видано?!..

— Его Цветочество не говорил, что для кого-то нужно сделать исключение, — мстительно отвечал на это гоблин Заразиха, скаля кривые клыки от удовольствия. — И вы, и ваш птичник спорили с приказом светлейшего принца! Скажите спасибо, что вас не утопили за вашу дерзость, перед тем досыта накормив мылом!

— Старый гоблин! — завопила Сплетня, вне себя от возмущения. — Ты еще поплатишься за эту шутку!

— Мы отомстим! — перекрикивала ее Небылица, норовя сбить с макушки Заразихи алую шляпу с высокой тульей, которой гоблин безуспешно пытался набавить себе росту. — Ты пожалеешь, что связался с королевскими сороками!

— Я думал, это вид изощренной казни, — с трагическим видом прошептал Мимулус, незаметно подобравшись поближе к Джуп. — Никогда я еще не чувствовал приближение смерти так явно. Кто бы мог подумать, что банные щетки способны причинять такую боль!..

Джуп ничего не ответила, чувствуя некоторую вину — ведь это она приказала гоблинам искупать волшебника, а Заразиха, видимо, поддержал это решение, увидев в этом возможность в очередной раз напакостить сорокам и их придворному птичнику. «Но если бы его бросили в холодное озеро — это понравилось бы ему куда меньше!» — сказала она себе, пытаясь избавиться от угрызений совести.

— Тишина! Тишина! — заревел тут Заразиха, размахивая своим посохом-тростью, и огрел ею нескольких случайных гоблинов. Остальные, посмотрев, как жалобно пищат сородичи, потирая ушибленные спины, и вправду притихли.

— Его Цветочество идет! — объявил старый гоблин, прислушиваясь к одним ему различимым звукам, и придворный оркестр, едва живой после развеселой ночи, грянул что-то печальное и торжественное, вызывающее в памяти штормовые завывания ветра, далекий гром и стук тяжелых капель дождя в оконное стекло.

Джуп неожиданно для себя ощутила что-то похожее на трепет и почтение, словно принц Ноа и в самом деле был кем-то важным и прекрасным —