На перекрестке больших дорог - Жюльетта Бенцони

Катрин быстро оделась. Она повесила кошель на пояс, но кинжал спрятала в корсаж. Записку от Тристана она успела сжечь еще раньше в камине. Набросив накидку на плечи, Катрин вышла за дверь.

– Я готова.

Девушка, ожидавшая ее в непринужденной позе на скамейке, застланной подушками, молча встала, взяла подсвечник и пошла к лестнице, охраняемой стражниками. Следуя за ней, Катрин пересекла двор, освещаемый отблесками света из окон королевской резиденции, к которой направлялась ее провожатая. Войдя в дверь, охраняемую двумя железными статуями, Катрин ощутила, что очутилась в гигантской ракушке, наполненной шумом праздника. Скрипки, рожки, лютни буйствовали, перекрывая голоса, громкий смех, крики восторга. Толстые стены не могли скрыть этот шум и гвалт. Факелы и огромные свечи, расставленные повсюду, излучали теплый, золотистый свет.

Катрин забеспокоилась: не собираются ли ее втащить на этот праздник, как ночную птицу, извлеченную из тени и оставленную под яркими лучами солнца?

Но нет, ее сопровождающая прошла мимо этажа, который почти полностью занимал огромный зал, и стала подниматься под самую крышу дворца. Девушка наконец толкнула рукой низкую дверь в конце коридора, и они очутились в небольшой комнате, похожей на ларчик для хранения драгоценностей. Она была задрапирована зеленым бархатом настолько плотно, что нигде не проглядывали каменные стены. Плотные, мягкие ковры устилали пол. На улице довольно тепло, но здесь, в комнате, ярко горел камин, и казалось, пламя в нем являлось частью золотой отделки, украшавшей занавески.

В середине необычной, роскошной комнаты, набитой дорогими предметами, стояла госпожа Ла Тремуй, окруженная фрейлинами, лениво расположившимися на подушках или просто на полу: кто-то играл на лютне, кто-то щелкал орехи. На этот раз красавица графиня была одета в очень тонкие голубые шелка, огромная масса ее пышных волос рассыпалась по плечам. Легкий, словно воздух, материал скрывал только часть тела, но это ее совсем не смущало.

С первого же взгляда Катрин отметила возбужденное состояние графини, покусывавшей губы и нервно заламывавшей руки.

– Вот эта девушка, почтенная дама, – бросила с порога провожатая.

Графиня Ла Тремуй удовлетворенно кивнула головой, затем повелительным жестом показала своей свите на дверь.

– Уходите все! Идите спать и не беспокойте меня ни по какому поводу.

– А я? – с недовольным видом спросила девушка, ходившая за Катрин и бывшая, по-видимому, любимицей.

– И ты тоже, Виолен. Я хочу остаться наедине с этой девицей. Побудь за дверью и следи, чтобы никто не входил. Когда будет нужно, я тебя позову.

Недовольная Виолен вышла и закрыла за собой дверь. Именитая дама и мнимая цыганка остались лицом к лицу и разглядывали друг друга… С чисто женским злорадством Катрин обнаружила, что красота графини поблекла: в уголках губ появились морщинки, красивый яркий рот поблек, белая и нежная, как бархат, кожа покрылась тонкой сеточкой, а под серо-зелеными глазами появилась фиолетовая тень. Ноги и руки наливались излишней полнотой, грудь отяжелела.

Рыжая красавица жила слишком бурно и предавалась излишествам. Разгул и сладострастие оставили неизгладимые следы… Но Катрин скрыла свою радость. Она понимала, что изучающий взгляд графини бесстыдно обнажал ее. От этого взгляда она покраснела, а до ее ушей дошел окрик хозяйки:

– Почему ты не кланяешься мне? Или твоя спина стала деревянной и не позволяет тебе приветствовать хозяев?

Катрин закусила губу и чуть не наделала глупостей. На какой-то момент она забыла о своей роли и чувствовала себя на равных с графиней. Поспешив подчиниться, она нагнула голову и, скрывая свое замешательство, прошептала:

– Простите, мадам, но я на минутку забыла, где нахожусь. Мои глаза подвели меня: показалось, что я попала в покои Кешали, нашей королевы.

Гордая, довольная улыбка пробежала по мрачному лицу дамы. Ей всегда нравилась лесть, от кого бы она ни исходила.

– Встань, – сказала она, – или лучше садись на подушку. У меня к тебе длинный разговор.

Она жестом показала на подушки, положенные на ступеньки перед ее кроватью. Катрин не заставила себя ждать. Графиня уселась на кровать. Она по-прежнему разглядывала лицо Катрин с таким вниманием, которое не могло не смущать. Катрин показалось, что этому не будет конца, а красавица графиня пробормотала:

– Ты действительно очень хороша… слишком красивая! Ты не вернешься больше к монсеньору. Ты можешь застрять у него на долгое время. Он слишком глуп в отношениях с женщинами. А ты не похожа на дурочку.

– Что же мне делать? – решилась спросить Катрин. – Если я не вернусь, то это грозит…

– Ничем не грозит. Если ты сослужишь мне службу, я, возможно, оставлю тебя при себе и тебе нечего бояться. Иначе…

Ее слова повисли в воздухе, но тон был угрожающим, и Катрин воздержалась от дальнейших вопросов. Она покорно опустила голову.

– Я буду поступать как лучше, – сказала она, ожидая, что будет дальше.

Графиня Ла Тремуй не спешила. Задумчиво она протянула голую руку к бокалу с вином, поставила его на ступеньку кровати, а затем медленно выпила до последней капли. Катрин видела, как двигалось ее горло. Затем дама отбросила пустой бокал, наклонила к Катрин свое лицо, слегка раскрасневшееся от вина. Глаза ее блестели.

– Говорят, что девушки вашего племени занимаются ворожбой, предсказаниями и приготовлениями необычных лекарств. Говорят, что судьбы людей открыты вам, вы умеете наводить порчу, вызывать смерть… или любовь. Верно ли это?

– Вероятно, – ответила осторожно Катрин. Она начала понимать, куда клонит дама, и подумала, что это ей на руку. Пусть эта жадная и испорченная женщина верит в ее искусство или преданность, и это, возможно, приведет ее к Арно.

– Знаешь ли ты, – спросила она, понизив голос, – секрет приготовления любовного напитка, который заставляет играть кровь, терять голову, стыд и даже неприязнь? Знаешь ли ты это магическое средство, влекущее одного человека к другому?

Катрин подняла голову и заставила себя посмотреть в глаза своей соперницы. Она вспомнила о жаркой ночи, пережитой в объятиях Феро, и, почти не лукавя, ответила утвердительно:

– Да, я знаю такое средство. Жажда любви, которую оно вызывает, невыносима, охватывает все тело, мучает его, если ее не удовлетворить. Никто, ни мужчина, ни женщина, не могут ей сопротивляться.

Алчное лицо, склонившееся над ней, торжественно светилось. Графиня резко встала, побежала через всю комнату, открыла маленький ящик, опустила в него руки и вытащила пригоршню золота.

– Смотри, дочь Египта. Все это золото будет твоим, если ты мне дашь этот напиток.