Сказка про пушистого котика, или Самый лучший охотник - Татьяна Николаевна Гуркало

Впрочем, мамка у Малыша оказалась девушка вполне себе разумная и хваткая. И в каком-то кабаке схватила его хозяина за такое место, что сначала он женился, потом согласился платить за образование не только своих близнецов, но и их старшего брата, а сестру и вовсе выдал замуж за какого-то высокого чина в дознавателях, не пожалев ни компромата, по слухам, ни приданого.

Сейчас у мамки, успевшей стать вдовой, три кабака, репутация женщины, с которой лучше не связываться и, опять же по слухам, молодой полюбовник. А сына, успевшего вымахать на две головы выше, чем она, и стать магистром, по-прежнему зовет малюточкой и очень им гордится, потому что младшим близнецам ума и таланта хватило только на стражу, их даже в дознаватели вряд ли возьмут. И все, что мамка могла для них сделать, это найти умных жен, чтобы мужнее наследство сохранили и приумножили.

Зато старшенький вон какой красавец и умник.

В общем, с именем и происхождением несчастному магистру откровенно не повезло. Поэтому мальчишкой он часто дрался, а в юности научился так отвечать, что оппоненты не понимали пытаться ему ответить или уже бить морду. А он беззаботно улыбался, еще больше сбивая с толка. А потом еще и талант свой развить сумел. Так что желающих ткнуть его носом в происхождение осталось не так и много, а привычка улыбаться никуда не делась.

Такой вот веселый маг и отличный учитель.

Эту занятную историю Нэлле тихонько рассказал добрый Ваня, объясняя, почему над именем магистра лучше не хихикать. Остальным было не до нее. Остальные по очереди рассматривали то пленника, то мрачного Локара, наконец-то избавившегося от остатков платья.

— Рассказывай, — первым предложил Лост.

— Что именно? — уточнил на всякий случай Локар, а то мало ли?

— То, как ты бегал притворяясь бароншей, можешь пропустить, — сказал Лост. — Иллюзии никому не интересны.

Руководитель Шелеста почему-то тихо хмыкнул и подмигнул Нэлле.

— Не интересны! — повторил Лост. — Гораздо интереснее эта пещерка и то, что наш молодой и подающий большие надежды аспирант явно узнал предводителя этих людей, понял, зачем им мальчишка, и вообще, многовато знает для того, кто избавившись от подчинения, даже не сообразил изначально где находится, мало что помнит, да и недолго под этим подчинением проходил. Не совпадает ранее рассказанное с этими фактами.

— Кое-что ты придумал себе сам, — улыбнулся Локар.

— Что именно? Что недолго, что не помнил, что не понял?

— Я потом вспомнил. Понимаешь, когда ныряешь в чужую личность, забываешь свою до тех пор, пока якоря не вытащат. Так надежнее. И то, что видела, делала и все прочее та личность, настоящая вспоминает не сразу, постепенно. Так тоже надежнее.

— Иначе можно мозгами тронуться, — понимающе сказал амулетчик. — Проводил я когда-то похожий эксперимент, не продумал этот момент, потом знакомая лекарка душ три дня прятала, пока не распутала получившиеся наслоения и не отделила одно от другого. Зато потом было очень интересно.

— Ладно, это все понятно, — задумчиво сказал Лост.

— И то, что творит человек под принуждением, не может вменяться ему в вину, — добавил руководитель аспирантуры Шелеста. — Достаточно подтвердить это на камне правды…

— А ведь под принуждением была другая личность, наложенная, — заметил амулетчик. — Любопытно получается.

— Все равно, вряд ли это будет иметь значение. Принуждение все равно было.

— Уверены? — спросил Шелест.

— Абсолютно. Важен именно факт принуждения, а не чьи-то там эксперименты над собой. Если бы еще над другими, то да, а над собой можно издеваться сколько угодно, если это не вредит никому.

— Понятно, — мрачно сказал Лост.

И, наверное, даже амулетчик догадался, что понял он что-то для Локара неприятное. Но расспрашивать дальше не стал. Сейчас ему интереснее были другие вопросы.

— Что с мальчишкой?

— Он сосуд, — мрачно сказал Локар. — Я такое видел, не поверишь, но не помню где и когда. Может этот тип еще и память мне подчистил? А то вспомнить я уже должен был. Но почистил плохо и сам принцип я помню.

— Что за принцип?

— Что-то вроде того, как посвященные богов выявляют их волю. И даже похоже на то, как Нэлла говорила от имени богини, ну или богиня через Нэллу. Только тут сила. Думаю, изначально все дело в способностях, если бы можно было просто наловить первых попавшихся наловить магов, то стараться их так уж сильно беречь незачем, правильно? А он берег, жизнь сосуда важнее жизней всех остальных. Важнее сосудов только тот тип, с семейным амулетом, его он вообще за собой таскал.

— Ага, значит других дверей, через которые можно попасть куда-то очень далеко, здесь быть не могло, — догадалась Нэлла и одарила Локара очень мрачной улыбкой.

Он в ответ пожал плечами и заявил:

— Не знаю. Я не знаю всего о том амулете, я со стороны наблюдал. И дело не в амулете, дело в мальчишке, которому в резерв непонятным мне способом вложили чужую силу и то, как она должна быть потрачена. Понимаете? Этот проклятый маг словно скопировал сам себя и отправил копию делать то, что мог сделать только он. Может действительно очень хотел подчинить себе Нэллу, но не хотел выходить оттуда, где прячется. Или ему что-то другое понадобилось сделать именно здесь, а ее предполагалось принести здесь в жертву тьме, потому что нужна именно такая экзотика. Я не знаю, чего он добивался, но сейчас в резерве мальчишки ничего лишнего нет. И скорее всего, даже никаких следов этого лишнего нет. Или никто не знает как их искать. Сосуды на самом деле уже ловили и ничего особенного в них не находили, а потом их похищали и возвращали владельцу. Тоже что-то вроде якоря. Если ситуация такова, что сосуд может оказаться в чужих руках, все лишнее то ли рассеивается, то ли как-то иначе исчезает. Не знаю как.

— Еще лучше, — оценил сказанное руководитель