Не жизнь, а роман! (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Получалось, что он должен восхищаться теми дамами, что ему не нравились, а его любимая, видите ли, не эталон! Его бесило, что Катрин не восхищаются, и одновременно он сходил с ума, если кто-то попадал под её чары. В результате в ссорах он всё переворачивал с ног на голову и выплёскивал недовольство на неё. Сейчас её «божественная улыбка» превратилась в «слащавую улыбочку» - и слава Богу, что он на этом остановился.

- Я не дам им больше грабить себя и нам не миновать наветов, - упрямо повторил Берт то, о чём они не раз говорили, а пальчики Катрин приятно массировали голову, и ему уже не хотелось возвращаться к гостям.

- Ну, может всё же показать, что мы умеем считать налоги, а потом что-то подарить? -только что обрётший спокойствие муж, вспыхнул: - Они меня грабили, а я...

Оброк. Мы уже профессионалы и по одежде видим, что время не нашего века, да и лица такие у всех приятные, но суть здесь показана верно.

- Берт, - Катя обхватила его лицо ладонями, - мы не можем сейчас конфликтовать с герцогом, а эти люди его глаза, уши, длани. Я тебе объясняла, что либо мы пока прогибаемся под сборщиков, потихоньку отстаивая свои деньги, либо надо подкармливать близких сюзерену людей, чтобы они защищали нас от кружащих вокруг него шептунов.

- Это всё мерзко.

- Я знаю, мой честный рыцарь, но наш замок ещё не достроен, а воинов даже в полном составе не хватит, чтобы противостоять в открытом конфликте.

- Катрин, я всё сделаю сам, но ты не выходи, а то, клянусь, я убью их всех! Ты мне веришь?

- Верю. Ты человек чести и слова. Верю, что справишься и верю, что всех поубиваешь, -она вновь улыбнулась, а он резко поднялся, подхватил её на руки и целовал до тех пор, пока не почувствовал, что она распалилась в ответ. А потом поставил её на ноги и, с удовлетворением посмотрев на её затуманившийся взгляд, невозмутимо оправил на ней платье, словно являлся чопорной дуэньей.

- Ну, мне пора, - вышел, слыша, как Катрин сердито запыхтела и со злостью чем-то громыхнула.

Настроение у него поднялось. Пусть побуйствует. Он задержался, надеясь, что она ещё как-нибудь проявит своё разочарование его уходом, но услышал только, как она в раздражении проскрежетала по полу тяжеловатым креслом-скамьёй и затихла. Захотелось вернуться, чтобы закончить начатое, но раз решил показать ей, кто тут хозяин положения, то надо держаться!

Внизу Леон с юношеской непосредственностью вещал гостям о неурожае, о бедности земли, о том, что он прекрасно понимает, насколько сложна обязанность сборщиков налогов, так как его отец тоже с трудом выколачивает положенную плату за охрану земель.

Бертран усмехнулся. Когда только его сопляк научился петь соловьём, и ведь как красиво заливает, не поверить невозможно! Гости не верили только потому, что примерно одно и то же слышали в каждой сеньории или феоде*, но юноша на удивление умело оперировал цифрами, и это их настораживало.

(прим.авт. сеньория - земля+замок+церковь и выплата налогов сюзерену; феод - земля дана за военную службу и её могут забрать обратно, если служба прекращена.)

Охрана сборщика с удовольствием уплетала рыбу, приготовленную так, что она напоминала оленину, с блюда исчезали одно за другим псевдояйца, скорлупки которых были начинены рыбной икрой с миндальным молоком. Все эти ухищрения были сделаны потому, что сегодня рыбный день, но гостей, находящихся не один день в пути, надо было сытно накормить, удивить, вот и расстарались.

Катерина помогала на кухне, но изображать из рыбы мясной продукт была не её идея. А ещё она долго смеялась, узнав, что одну из птиц, а именно казарку, не считают дичью! Никто не видел, чтобы она откладывала яйца, и предполагалось, что она растёт в ракушках как моллюск, поэтому её мясо смело подавали даже в строгий пост*.

(прим.авт. Истинно так)) В 1215 г. на 4-ом Латеранском соборе этот вопрос обсудили и решили, что казарка всё же дичь, а не моллюск и запретили употреблять её в пищу в ходе Великого поста.)

Гости потягивали вино, сыто поглядывая на разложенные сыры и каштаны, не зная, чему отдать предпочтение, чтобы завершить трапезу. Все устали и подумывали об отдыхе в предоставленных покоях. Бертран дал знак, чтобы человека герцога проводили в гостевую, а для его охраны он освободил часть казармы. Терпеть слащавую морду приезжего рыцаря в замке, где тот может столкнуться с Катрин, он не намерен.

Весь следующий день был посвящён битве за каждую серебрушку. Человек герцога, почуяв сопротивление, старался как можно меньше брать изделиями, и пересчитывал всё в денежный эквивалент. Обе стороны считали по-разному, и всё это рождало новый виток конфликтов.

Под конец дня Катерина попросила важного гостя принять в подарок чудесные духи и коробку с душистым мылом, что могли бы порадовать его близких - и на том распри закончились. Сопровождающему рыцарю она не рискнула делать подношение не только из-за мужа, но и потому, что мужчина следовал заветам церкви и опасался мыться, чтобы не прогневить Бога. А Бертран ещё долго кипел, возмущаясь пронырливостью герцогского посланца.

- Берт, он этим всю жизнь занимается, - успокаивала его Катя, - неудивительно, что ты его прижимаешь, а он подходит к тебе с другой стороны и все равно получает своё. Ты не злись, а учись!

- Господи, я ощущаю себя младенцем рядом с такими людьми! Как вспомню, что считал этого сборщика приятным малым, так тошно становится от своей глупости.

- Ничего, ещё год-два, и ты будешь уверенно противостоять ему. У тебя тоже крепкая хватка в делах, и вообще я тобою горжусь.

После выплаты налогов в замок приехал посыльный от старшего брата Бертрана с приглашением на свадьбу его сына. Событие было запланированным, и Катерина с Люси давно готовили подарки молодым. Воспользовавшись оказией, по приезду в замок Бланшфоров Катя вручила Манон приличную сумму денег за четыре года работы, чем растрогала женщину до слёз.

Алейна её не обижала, но бывшая управляющая уже отвыкла от многолюдности и быть в подчинении у кого-либо ещё, кроме сеньоры, а здесь она вновь очутилась среди работниц кухни, к тому же окружающим было приятно лишний раз задеть Манон хотя бы за то, что она уходила и вернулась. К сожалению, наличие такой племянницы, как Ева, добавляло негатива в её положение.

Девочка никак не могла смириться с тем, что её не ожидает большое будущее и, став сожительницей одного из рыцарей, она вовсю пользовалась его защитой, вела себя нагловато, тем самым невольно настраивая местных обитательниц замка против Манон.

Катерина, вручая деньги, надеялась, что женщина не станет делиться ими с племянницей, но вряд ли Манон оставит Еву без помощи, если её нынешний покровитель выставит вон.

Катя смотрела на создавшуюся ситуацию со стороны и даже восхищалась юной особой. Столько дерзости, напористости, хитрости и полнейшее отсутствие уважения, сочувствия, любви к близким. Девочка с лёгкостью манипулировала людьми, проявляя недюжинное рвение идти по головам.

Ева умудрилась заручиться покровительством местного священника, добрейшей души человека, создав образ гонимой жертвы. Среди других наёмников считалось, что её красоте позавидовала хозяйка замка и взревновала к пасынку. Эти намёки были особенно опасны и неприятны для Кати, но они были популярны так же, как слухи о злых мачехах и несчастных падчерицах.

На фоне этого мужчины шептались о Еве, как о деве ангельской внешности, а на приехавшую в гости к сеньорам жену младшего Бланшфора косились с подозрением. А Ева даже своё положение беременной смогла использовать во благо. Её едва заметный животик доказывал, что она может быть плодовита и девушка всячески подчёркивала это.

Если бы она не пыталась строить из себя властную даму перед другими женщинами и помалкивала бы о своей бывшей сеньоре, то Катя не взялась бы предсказать её будущее. Возможно, у девчонки получилось бы вырвать свою судьбу из крестьянства, но глухое раздражение против неё росло, и как только она лишится покровителей, так все учинённые ею обиды воздадутся разом. А поддержки у неё не будет, об этом Б ерт позаботится сразу, как только она родит.