Кровавая Земля (ЛП) - Корнуэлл Бернард

Джексон утверждал, что лишь Господь может наделить человека силой, и лишь эта сила заставит батальон действовать сообща. Батальон состоял из людей с разными страхами, подозрениями и амбициями, и задача заключалась в том, чтобы объединить все желания в одно - желание вместе завоевать победу. Через пару дней, как опасался Старбак, Желтоногим придется столкнуться с настоящей армией янки, той самой армией, из-за которой в последние два дня горизонт затянула дымка, и как они буду сражаться? Из офицеров лишь Поттер был верен Старбаку, а Поттер, как известно, был слабаком. Старбак закрыл глаза. Какая-то часть его жаждала, чтобы Божья благодать вселила в него силы, но каждый раз, когда он испытывал искушение воззвать к помощи Создателя, вмешивалось другое искушение, и весьма заманчивое. Оно состояло из воспоминаний о телах, залитых огнями свечей, не о мертвых, перекошенных, изъеденных вшами, покрытых шрамами и грязью, а о телах на простынях. Салли откидывала волосы с лица. Девушка, погибшая от пули Блайза в таверне. Он вспомнил, как она нагибалась над камином, а рыжие волосы струились по обнаженной спине, как она смеялась, поджаривая хлеб с расплавленным куском сыра, вытащенным из мышеловки. Старбак считал, что рай состоит именно из таких мгновений, и не желал называть их адом. Его отец всегда говорил, что быть христианином нелегко, но последние два года показали Старбаку, насколько это чудовищно тяжело. Он не хотел расставаться с грехом, но опасался, что если этого не сделает, то не преуспеет в военном деле. Он раздумывал, не следует ли помолиться. Может, молитва у этой спешащей реки пробьет путь через дымный воздух к Господу, а он единственный может дать силу побороть искушение.

Справа от Старбака послышался шорох камней. Он открыл глаза и заметил, как среди булыжников и низкорослых деревьев на берегу мелькнула тень.

- Кто здесь? - крикнул он.

Никто не ответил. Он решил, что это, должно быть, крыса или один из одичавших тощих котов, обитающих на развалинах арсенала. Сквозь листву показались городские огни, но они ничего не высветили на берегу реки, где на осколках камней бурно разрослись сорняки. Он снова повернулся к воде. Наверное, думал он, нужно помолиться. Может, его путь обратно к Господу будет тернистым и медленным, но где закончится это путешествие? У янки? На коленях перед отцом?

Раздался щелчок, и Старбак понял, что это звук взводимого курка. На секунду он замер, едва осмеливаясь поверить своим подозрениям, а потом откинулся на спину в то самое мгновение, когда из дула вырвалось пламя, и где-то справа раздался хлопок. Пуля просвистела над головой, и дымный след сдуло в сторону реки. Он залез в наполовину затопленную дренажную трубу, по краю которой пенилась вода, и вытащил револьвер Адамса из кобуры. Старбак услышал шаги, но никого не разглядел. Закричал часовой, желая знать, кто и по какой причине стрелял, а потом Старбак увидел силуэт на фоне приглушенных деревьями городских огней и поднял револьвер. Тут показался второй человек, и Нат сменил прицел, но оба врага убегали, пригнувшись и оставшись неопознанными, они удирали к ржавым рельсам железной дороги Балтимор-Огайо. Он выстрелил, но поверх голов, иначе в случае промаха пуля попала бы в отдыхающих солдат. В сторону реки бежали другие люди, выкрикивая предупреждения и вопросы.

Старбак вылез из грязной воды. Его заметил часовой и опустился на одной колено с нацеленной винтовкой.

- Вы кто? - прокричал он.

- Майор Старбак. Бригада Свинерда, - Старбак засунул револьвер в кобуру и отряхнул с панталон вонючую воду. - Положи оружие, приятель.

Прибыл офицер, желая узнать, кто и зачем стрелял. Старбак махнул в сторону реки.

- По-моему, я видел, как там кто-то плывет. Думаю, это янки удирает.

Офицер всмотрелся в блестевшую в лунном свете реку, пенящуюся на скалах.

- Я никого не вижу.

- Значит, мне померещилось, - сказал Старбак. - А теперь пойду спать.

И отправился восвояси. Нат услышал вдогонку слово "напился", но ему было плевать. Он знал, что именно видел, но не знал, кто это был. Два человека, его человека, догадался он, и они по-прежнему находятся в батальоне и ждут своего шанса.

Вместе с сотней тысяч янки по ту сторону реки. Направляющихся к городу, о котором никто никогда не слышал. К Шарпсбергу.

Часть вторая

Глава десятая

Ручей пробивался из заросшего мхом родника в узкой расселине южной горной цепи, затем тек на юго-запад по каменистому ландшафту, по тощей почве и между старых деревьев. Первые несколько миль его ничто не тревожило - в этой части Пенсильвании не было поселений, но к востоку от Уэйнсборо ручей пересекал поля, и скот месил его копытами. Здесь не было мостов, потому что он был достаточно узким, чтобы пересечь его вброд даже во время зимних паводков, и ручей тек до границы с Мэрилендом, где в него вливались другие ручьи, и он становился глубже и шире, и у Хейгерстауна его пересекал первый мост. К тени моста плескались рыбы, а летом по пояс в воде играли дети.

За Хейгерстауном ручей бежал на юг, становясь глубже и мощнее по мере того, как собирал другие притоки, но по-прежнему оставался узкой речушкой. Местами он мельчал, когда тек по камням, пенясь в водоворотах через тенистые леса, а потом змейкой извивался по сочным зеленым полям. Из ручья пили олени, люди ловили в нем рыбу, а скот стоял в заводях, чтобы охладиться от летней жары.

В пяти милях от Хейгерстауна в речушку втекал ручей Бивер, и теперь она уже действительно становилась похожей на реку. Всадники еще могли перейти ее вброд, но местные жители построили прекрасные каменные мосты, чтобы не замочить ног. Извиваясь, река следовала дальше, но теперь она спешила к слиянию с Потомаком, где ее поглощали мощные воды, текущие к морю на востоке.

Примерно в четырех милях к северу от того места, где река впадала в Потомак, пологий галечный берег спускался к воде от рощи огромных вязов. Это было чудесное место летней прохлады, любимое детьми, которым нравилось сбегать в воду по камням или раскачиваться на веревке, привязанной над рекой к ветке вяза, но пару раз за лето, в воскресное утро, здесь никто не играл, потому что в эти дни по смоктаунской дороге двигалась процессия, огибая Восточный лес, а потом следуя по проселку через поле Миллера к крутому лесистому берегу реки. В процессии насчитывалось, наверное, человек пятьдесят, редко когда больше, они шли в торжественной тишине, которая прерывалась лишь когда кто-нибудь затягивал гимн. К нему присоединялись и остальные, их голоса становились сильнее, когда они держали путь через кукурузные поля и леса к воде. Мужчины были в плохоньких костюмах из темного толстого сукна, но неудобства официальной одежды являлись той данью, которые они отдавали этому дню. Женщины были в чепцах и шалях и крепко держали за руки детей, чтобы неподобающее поведение не испортило торжественное событие. Во главе процессии шагал священник в широкополой черной шляпе.

Добравшись до реки, он входил в воду и молился Богу Авраама, Исаака и Иакова, чтобы Господь благословил этот день и этих добрых людей, а потом один за другим все те, кого собирали окрестить в присутствии соседей, шагали в воду, и священник складывал их руки у груди, а свою руку клал им на спину, после чего с радостными возгласами благословлял их, потому что душа обрела свое место на небесах, и окунал спиной в реку, чтобы вода покрыла головы. Священник секунду держал человека в таком положении и снова поднимал его вертикально, а паства на берегу громко просила Господа смилостивиться над жалкими грешниками. Почти всегда только что окрещенные мужчины и женщины плакали от счастья, выходя из реки, чтобы присоединиться к одетым в темное прихожанам, поющим для них гимны.

Пели они по-немецки. Многие местные поселенцы происходили из Германии и являлись прихожанами маленькой выбеленной церкви без шпиля, крыльца, кафедры и вообще каких-либо украшений, хотя, отдавая дань суровым зимам, между добротными церковными скамьями стояла черная железная печка. Со стороны церковь выглядела больше похожей на скромный дом, чем на святилище, хотя внутри была на удивление просторной, а в солнечные дни наполнена светом. Немцы были баптистами, хотя их говорящие по-английски соседи добродушно называли их данкерами [17] из-за традиции крестить новообращенных полным погружением в воду. По субботам немцы отправляли службы в одном месте, а англоговорящие в другом, но в рабочие дни Поффенбергеры и Миллеры, Кеннеди и Хоффманы, Мидлкауфы и Пайперы были добрыми соседями и работящими фермерами, и все сходились во мнении о том, что владеют прекрасной землей. То там, то сям среди тучных полей встречались выходы известняка, но на этих фермах можно было вести славную жизнь, пока семьи усердно трудились, верили в Бога и имели терпение. Именно потому они и приехали в Америку - чтобы преуспевать и жить в мире у мэрилендской речушки, что вытекала из узкой расселины в южных горах, стремясь вниз, к широкому Потомаку.