Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

— Именно на это Атямас и рассчитывает!!! — пояснил Хельгисон, услышав предложение Войнега, и, как обычно, оказался прав.

Хотя здесь в низовьях Ока не мелела даже в межень, быстрое, капризное течение намыло у левого няшистого берега изрядную песчаную банку, в которую с разбегу зарылись несколько полоцких ладей. Как только это произошло, из густых зарослей ольшаника и камыша вынырнули верткие финские челны, несущие воинов муромского воеводы Тёкшоня, вооруженных не только топорами и луками, но и горшками с горящей смолой.

Что же касалось обрыва, то его отвесный, подточенный водой и заканчивающийся наверху широким выступом склон давал находящимся внизу неплохую защиту. Несмотря на все усилия подбиравшихся к самой бровке мокшан, валуны и бревна перелетали через палубу и бултыхались в воду, не причиняя ладьям никакого вреда.

— Интересно, кто у нас накануне ездил в дозор? — сердито проговорил Неждан, вгоняя в мягкий известняк крючья, — Неужто, опять Свенельдовы хоробры?

— Да уж, — фыркнул в ответ Торгейр. — Не заметить валуны и бревна или не сообразить, для чего они приготовлены, надо либо бабой родиться, либо ни в чем, кроме скор и серебра, не разбираться!

Закинув за спину щит и меч, он и другие поляне вслед за Хельгисоном уже карабкался вверх по склону, дабы как следует «поблагодарить» мокшан за гостеприимство. Неждан и Войнег со своими людьми последовали их примеру.

«Поблагодарили» они мокшан славно. Рукояти мечей и топоров сделались липкими и скользкими от крови, лезвия иззубрились, разбивая вражеские шлемы и разрубая брони. Несколько сотен не самых плохих бойцов потерял на этом берегу Атямас.

— У, ведьмино отродье! Получили по заслугам! — сердито проворчал Сорока, убирая в ножны меч. Он сегодня был трезв и зол и потому сражался на редкость храбро.

— Ну что, Соловей, побывал в нашей шкуре? — не без ехидства приветствовал Незнамова сына после боя отчаянный варяжский воевода Икмор. Вместе с полочанами и подоспевшими им на подмогу гнездовскими и дорогобужскими радимичами он хорошо поучил уму-разуму засевшую в кустарнике мурому.

— Неважно, в чьей шкуре находиться, лишь бы оставалась цела! — отшутился Неждан.

Войнегу шутить как-то не хотелось. Снося мокшанам головы, превращая в никчемную волчью сыть одетые в кольчуги и кожаные доспехи тела, осматривая после боя раненых, предавая огню и земле павших, Войнег вспоминал слова Хельгисона о цене и о вире, которую им всем приходилось сейчас платить. Неужто скудное добро, найденное в опустевших градах и селах, стоило того пота и той крови, которые каждый день проливались, так что Ока едва не становилась соленой. Такой ли дани ожидал алчный Свенельд?

А о чем думал упрямый Атямас? Стоила ли хазарская клятва и видимость защиты от булгар того, чтобы подвергать свою землю разорению, стоило ли достоинство каназора крови и слез ни в чем не повинных людей? Нешто в его краю, как и во всех прочих землях данников каганата, не бесчинствовали хазарские налетчики и охотники за рабами, нешто те куны и гривны, которые каждый год везли мокшане в Итиль, не перекрывали втрое мыты, получаемой с идущих по Оке купцов. Атямас что-то говорил о дочери, живущей в гареме кагана. Войнег попытался поставить себя на его место… и только глухо застонал.

Ох, Всеслава, Всеславушка, кровиночка… княжеская! Этой ночью сотник вновь увидел ее во сне. Пышно убранный чертог окружал девицу. В парче да бархате, злате да каменьях сидела княжна на шелковых мягких подушках. Подносила к устам сахарным пряники печатные, пробовала вина заморские. Улыбалась девица, играла с пушистой каштановой косой, только в изумрудных, таких же, как у Войнега, глазах таилась печаль. Ох, Велес батюшка, спасибо тебе, конечно, за ласку! Не ведает княжеская дочь в твоих чертогах ни обид, ни лишений. Но уж лучше бы отпустил ты ее, как это случается в баснях, в средний, человечий мир! А и неспроста послали боги Войнегу этот сон!

Время новостей

После того, как Святослав взял Муром, буртасы отступили к построенной в устье Оки на расстоянии трех-четырех дневных переходов от муромского Града крепости Обран Ош, своему главному оплоту и твердыне. Понимая, что его противники, к воинству которых присоединились еще и горные черемисы, будут драться до последнего, русский сокол, вопреки своему обыкновению, решил не торопиться и, перекрыв устье Теши, Ушны и Клязьмы, а также все сухопутные подходы к крепости, дал своим людям небольшую передышку. К тому же, он получил вести от новгородского темника Сфенекла, сменившего на время похода на этом месте старого княжеского наставника Асмунда. Словене и псковские кривичи благополучно вышли на Итиль и собирались в течение ближайшей седьмицы добраться до устья Оки. Посоветовавшись с набольшими воеводами, Святослав решил дождаться их прихода, а уж затем скопом ударить на Обран Ош.

Для измотанных постоянными стычками и засадами людей решение оказалось очень кстати. Ратники долечивали раны, приводили в порядок оружие, чинили без спешки ладьи, купались в реке, а то и просто отсыпались. Старшие воины наставляли в ратной науке молодежь, готовя отроков к воинскому посвящению, многие удили рыбу или ходили на охоту.

Неждан, которого вынужденное бездействие, оставлявшее его наедине с невеселыми думами, несказанно тяготило, предпочитал проводить время в дозоре и, не успев вернуться из одного разъезда, тотчас отправлялся в другой, так что бедняга Кум, его неизменный спутник, выглядел понурым и не выспавшимся. Добрынич нередко их сопровождал.

Хельги в разъездах не принимал участия, однако тропы, которыми он ходил по окрестностям эрзянской крепости, были куда опаснее любого дозора. Из товарищей он никого с собой, кроме Торопа, не звал, и предпочитал вслух не говорить о своих, часто ночных, прогулках. Другое дело, что товарищи были далеко не слепы и могли смекнуть, для чего ему, руссу, надевать мокшанский панар или сувазский чапан, да еще таскать с собой повсюду берестяной сверток с рисунком крепости, на котором день ото дня появлялись новые пометы.

На этот раз Лютобор и его верный отрок какими-то лишь им ведомыми путями сами отыскали дозор.

— Есть новости! — вместо приветствия начал Хельги.

— Атямас решил сдать крепость без боя? — насмешливо поинтересовался Неждан.

— Или к нему на помощь подоспела тьма ал-ларсиев? — подхватил шутку Радонег.

— Ну, тьма, не тьма, а полсотни наберется, да еще столько же хазар, — недобро осклабился в ответ Хельги. — Все они, не считая слуг, составляют свиту хазарского тархана Иегуды бен Моисея из рода Ашина.

— Так вот чьи речи слушал все это время Атямас! — воскликнул Неждан.

— Возможно, — равнодушно бросил Хельги. — Но это не главное. Месяц назад Иегуда бен Моисей ездил по тайному поручению в землю вятичей, а в Обран Оше задержался из-за болезни сына.

— Это что же, он светлейшего Ждамира на крамолу подбить пытался? — недобро сверкнул глазами Торгейр. — Чтоб в спину нам ударили, хотел!

— Вряд ли Ждамир решился бы на такое, — покачал головой Хельги. — Скорее всего, хазарин вел дела с дедославским княжичем, но речь наверняка шла о подкупе корьдненских нарочитых. Вспомните боярина Остромира, которого мы в Мещере встретили. Он ведь поначалу в поход с нами не собирался. Могу только предположить, какие кромешные планы вынашивал Мстиславич, но без хазар и их золота дело не обошлось. Нынче я видел его в Обран Оше. Они беседовали с Иегудой бен Моисеем, точно старинные союзники и друзья.

— Ты видел Ратьшу? — не веря своим ушам, переспросил Войнег.

— Как вижу нынче вас. Распоряжается на стенах, точно у себя дома. Буртасы оказывают ему почти такой же почет, как тархану.

— И огонь подлеца не взял! — повел кривым носом Торгейр.

— Неужто Господь услышал мои мольбы! — воздел к небесам очи Неждан. — Теперь пусть только попробует отказать мне в поединке, я его как собаку в Итиле утоплю!

Войнег ничего к этому обещанию добавлять не стал, но погребенное под пеплом отчаяния сердце старого сотника вновь забилось надеждой. Коли дедославскому княжичу удалось избегнуть огня, может, среди уцелевших есть и другие? В верности этого предположения ему довелось убедиться еще до заката.