Почему существует наш мир? Экзистенциальный детектив - Джим Холт

«Истина сильно отличается от того, во что мы склонны верить», – хладнокровно заявлял автор156. Однако аргументы Парфита отличались такой силой и ясностью, что книга вызвала оживленную полемику в англоязычных философских кругах.

Теперь Парфит обратился к вопросу, который занимал меня больше всего и который он сам считал самым важным из всех: почему существует Нечто, а не Ничто? Ему удалось изложить свои мысли по этому поводу в скромном эссе – и я знал, что мне лучше как следует его изучить, прежде чем встречаться с автором.

А автор согласился на встречу.

«Я все еще очень интересуюсь вопросом: почему существует Нечто, а не Ничто?», – ответил Парфит, когда я написал ему несколько месяцев назад. Что касается моей просьбы об интервью, то он заверил меня, что с удовольствием со мной побеседует, однако добавил, что поскольку ему требуется много времени для формулировки своих мыслей, то предпочел бы, чтобы я не использовал его слова в качестве цитат. Вместо этого он попытается ответить на любые вопросы о его произведениях просто «да» или «нет» или чем-то столь же кратким.

В те выходные я провел много времени, нежась в ванне под самой крышей «Атенеума», читая книгу, потягивая кларет, любезно принесенный портье из винного погреба клуба, и размышляя. Уинстону Черчиллю это понравилось бы.

Есть два широких вопроса о мире, которые мы можем задать: почему он есть и каков он есть. Большинство мыслителей, с которыми я общался до этого, верили, что сначала должен идти вопрос «почему?». По их мнению, когда вы знаете, почему существует мир, вы уже многое знаете о том, как он устроен. Допустим, по примеру Джона Лесли (или как Платон и Лейбниц до него), что мир существует, потому что должен существовать. Тогда вполне ожидаемо, что мир должен быть очень хорошим. А если часть мира, доступная вашему наблюдению, не особо хороша, то вы должны прийти к выводу (как это сделал Лесли), что это всего лишь крохотный кусочек огромной реальности, которая в целом является очень хорошей – даже бесконечно хорошей.

Таким образом, один из способов рассуждения о мире идет от «почему?» к «как?». Другой, менее очевидный, путь лежит в противоположном направлении. Допустим, вы оглянулись вокруг и заметили какое-то особое свойство, выделяющее этот мир из всех возможных реальностей. Возможно, вы считаете, что эта особенность строения мира способна дать ключ к причине его существования.

Я обнаружил, что путь от «как?» к «почему?» составляет суть подхода Парфита, и это, противоположное традиционному, направление заставило меня увидеть тайну бытия в совершенно новом свете.

Парфит начинает с того, что предлагает рассмотреть все возможные варианты устройства реальности. Одним из вариантов, разумеется, является наш собственный мир – Вселенная, которая появилась 14 миллиардов лет назад в результате Большого взрыва. Однако реальность может включать в себя и другие миры, существующие параллельно нашему, даже если мы не имеем к ним прямого доступа. Эти миры могут отличаться от нашего в каких-то важных чертах: в своей истории, в управляющих ими законах (или в их отсутствии), в природе вещества, их составляющего. Каждый из этих отдельных миров Парфит называет «локальной» возможностью, а все множество отдельных миров, которые могут сосуществовать, складывается в «космическую» возможность.

«Космические возможности, – утверждает Парфит, – покрывают все, что вообще существует, и являются различными способами существования реальности в целом. Только одна из этих возможностей действительна, то есть реально существует. Локальные возможности являются различными вариантами того, какой может быть какая-то часть реальности или локальный мир. Если некоторые локальные миры существуют, то это ничего не говорит о существовании других миров».

Так какие же виды космических возможностей у нас есть? Один из вариантов признает существование любого мира, какой только можно себе представить. Парфит называет эту самую полную из всех реальностей возможностью «всех миров». На другом конце стоит космическая возможность полного отсутствия всех миров, которую Парфит называет «нулевой» возможностью. Между «всеми мирами» и «нулевым миром» раскинулся бесконечный диапазон промежуточных космических возможностей, одной из которых является возможность существования только хороших миров – то есть все миры в целом этически лучше, чем Ничто. Это составляет «аксиархическую» возможность Джона Лесли. Другой вариант – это существование нашего мира и еще 57 других миров, сходных с ним, но слегка от него отличающихся; его можно назвать возможностью «58 миров». Еще один вариант – это существование только таких миров, которые подчиняются определенному набору физических законов, например законов теории струн. В соответствии с современной теорией струн, таких миров примерно 10 в пятисотой степени, и они составляют то, что физики называют «ландшафтом». Еще одна космическая возможность – это существование только тех миров, в которых нет сознания; ее можно назвать «вариант зомби». Другой вариант – существование ровно семи миров, каждый из которых имеет определенный цвет: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый соответственно; ее можно назвать «спектральным вариантом».

Полный набор подобных космических вариантов представляет собой все возможные реальности, какие только могут быть, включая даже чистую ничтовость в виде «нулевой» возможности. С другой стороны, логически невозможные варианты не считаются: ни один космический вариант не включает квадратные круги или женатых холостяков. И из всех возможных вариантов осуществиться должен только один.

Из чего возникают два вопроса: какой именно вариант воплотился и почему?

«Эти вопросы взаимосвязаны, – утверждает Парфит. – Если какую-то возможность проще объяснить, то у нас больше оснований считать, что она воплощается».

Из всех возможных космических вариантов наименее загадочной кажется «нулевая» – в ней вообще ничего нет. Как указывал Лейбниц, это самая простая из возможных реальностей. И к тому же единственная, не требующая причинного объяснения. Если нет вообще никаких миров, то не возникает вопроса, какая сила или сущность вызвала эти миры к жизни.

Однако «нулевая» возможность, очевидно, не та форма, которую выбрала реальность.

«Тем или иным способом Вселенная сумела возникнуть», – замечает Парфит.

А какая космическая возможность наименее загадочна и одновременно не противоречит факту существования Вселенной? Это возможность «всех миров»: существуют все возможные вселенные.

«Любая другая космическая возможность вызывает дальнейшие вопросы, – пишет Парфит. – Если наш мир единственный, то мы можем спросить: почему из всех возможных миров существует именно этот? В любом варианте гипотезы многих миров мы сталкиваемся с подобным же вопросом: почему существуют только эти миры, с этими элементами и законами? Однако если существуют все миры, то такого вопроса не возникает».

Таким образом, возможность «всех миров» является наименее произвольной из всех космических возможностей, поскольку ни одна локальная возможность не исключается. И, насколько нам известно, такая наиболее полная из всех возможностей вполне может быть той формой, которую на самом деле принимает реальность.

А как насчет прочих космических возможностей? Если бы общее количество добра в нашем мире было больше нуля, то он мог бы быть частью аксиархического ансамбля миров, чье существование было бы этически наилучшим. Или если бы законы, управляющие нашим миром (в форме окончательной теории, о которой мечтает Стивен Вайнберг), оказались исключительно элегантными, то наш мир мог бы быть частью самой красивой космической возможности. Или, если правы Шопенгауэр и Вуди Аллен, то наш мир вполне может быть частью наихудшей космической возможности.

Суть в том, что каждая из этих космических возможностей обладает какой-то особенностью: самая простая – «нулевая» возможность, самая полная – «все миры», самая лучшая – аксиархическая и так далее. Теперь предположим, что реально воплотившаяся возможность тоже обладает какой-то характерной чертой. Возможно, это неслучайно. Может быть, эта возможность воплотилась, потому что она обладает этой чертой. В таком случае эта характерная черта фактически выбирает, какой вид принимает реальность. Именно это Парфит называет «селектором».

Не каждая особенность реальности может стать эффективным селектором. Например, допустим, что воплотилась упомянутая выше возможность 58 миров. Число 58 обладает особым свойством: это наименьшее число, являющееся суммой семи разных простых чисел (2+3+5+7+11+13+17=58). Однако никому не придет в голову, что такое свойство способно объяснить, почему реальность оказалась именно такой. Гораздо разумнее предположить, что число миров просто случайно оказалось равно 58. Другое дело – такие качества, как самый лучший, самый полный, самый простой, самый красивый или наименее произвольный: трудно себе представить, что они оказались случайными. Более вероятно, что космическая возможность стала реальностью, потому что обладала таким свойством.