Под знаменами Москвы - Юрий Алексеев

События на вече в мае 1477 г. наглядно продемонстрировали нереальность расчета инициаторов посольства о титуле. Эти события привели к дискредитации членов господы — сторонников компромисса с великим князем, «тамошних посадник, которые приатны ему», — и к бегству их из Новгорода («а разбегоша же ся вси»)6. На повестку дня встали иные, насильственные меры ликвидации феодальной республики.

Итак, ход событий в Новгороде в мае — июне 1477 г. и позже свидетельствует, во-первых, о наличии в составе новгородских правящих кругов определенной группировки, искавшей соглашения с великим князем; во-вторых, о том, что эта группировка «приатных» Москве бояр отнюдь не была ни многочисленной, ни влиятельной и (вопреки мнению В. Н. Бернадского и Л. В. Черепнина)[30] далеко не отражала настроения новгородского боярства в целом. Никакого «союза» великокняжеской власти с этим боярством ни в 1475-м, ни в 1477 г., ни позже не было и, по-видимому, быть не могло — слишком существенны были противоречия между ними. Именно этим объясняется принципиально разное отношение московского правительства к Новгороду, с одной стороны, и к Пскову — с другой. Если компромисс с относительно слабым псковским боярством, искавшим поддержки и защиты Москвы, был возможен и желателен для великого князя (облегчая задачу подчинения Пскова), то подобный компромисс с могущественной и амбициозной новгородской боярской олигархией исключался, по-видимому, с самого начала.

К началу лета 1477 г. московское правительство пришло к выводу, что единственным средством для окончательной ликвидации феодальной республики является новый военный поход.

По данным Московской летописи, походу, как и в 1471 г., предшествовало совещание («дума») с участием братьев великого князя, бояр, князей и воевод, а также мероприятия идеологического характера — заседание освященного собора во главе с митрополитом, совершение многочисленных молебнов и т.п.7 Как и в 1471 г., поход на Новгород рассматривался как важнейшая политическая акция, нуждавшаяся в соответствующем идеологическом обосновании. Таким обоснованием на этот раз было «преступление крестного целования» новгородцами, т.е. отказ от Коростынского мира.

Последовал призыв к союзникам и вассалам принять участие в походе и выставить свои войска. По сообщению Псковской летописи, 7 июня во Псков приехали посол из Москвы Иван Зиновьев и дьяк Григорий Волнин, «повествуя и веля и поднимая Псков на Великий Новъгород». Если учесть, что московское посольство во главе с Федором Давыдовичем Хромым прибыло в Новгород 18 мая и оставалось там (по псковским данным) шесть недель, т.е. до самого конца июня, то становится ясным, что решение о походе на Новгород было принято в Москве задолго до возвращения посольства — по первым же известиям о майских событиях на новгородском вече. Псковичи сделали попытку мирного посредничества. Новгородский посол Иван Поклончев привез ответ господы: она потребовала возобновления союза Пскова с Новгородом и отмены Коростынского договора («опречь Коростынского прикончания»), отказываясь в противном случае от каких-либо переговоров. Отсюда видно, что московское правительство верно оценило политику господы. Новгородские власти фактически поставили вопрос о пересмотре Коростынских соглашений, хотя послов великого князя во время их пребывания в Новгороде уверяли в обратном: «На чем мы есмя… на Коростыни мир кончали и крест целовали, по тому хотим… и жити доконцанию»8. Политическое руководство Новгорода, пришедшее к власти в результате майских событий, снова взяло курс на разрыв с Москвой.

Однако, сознавая свое военное бессилие, новгородские власти сделали попытку вступить в переговоры с великим князем и тем самым оттянуть начало войны. В Москву был послан Федор Калитин, староста Данславской улицы, просить об «опасе» для приезда архиепископа и новгородских послов «бити челом». По распоряжению великого князя новгородский гонец был задержан и Торжке наместником Василием Китаевым9.

Война стала неизбежной. 15 сентября во Псков снова прибыл из Москвы Григорий Волнин с требованием немедленного («си часы») объявления войны Новгороду («грамоты вскинути»). Одновременно из Новгорода были изгнаны находящиеся там московские торговые люди «…много гостей прибегоша низовских и с товары из Новгорода во Псков, а инии поехали на Литву». Новгородцы фактически начали враждебные действия. 30 сентября Псков официально объявил войну Новгороду, «положиша на вечи» соответствующие «взметные» грамоты. В этот же день состоялось и официальное объявление войны Москвой: в Новгород была послана «складная грамота», которую вез подьячий Родион Богомолов10.

В последнюю минуту новгородские власти изменили свою позицию и сами обратились к псковичам с просьбой о посредничестве: во Псков прибыл Подвойский Панкрат, «прося послов изо Пскова к великому князю, хотячи сами ехати и псковичи поднимая». Но разумеется, было уже поздно. Новгородский гонец, схваченный на вече послом великого князя, а затем освобожденный по просьбе псковичей, ни с чем был отпущен к Новгороду11.

Поход московского войска начался в первых числах октября. Записи о нем сохранились в Московской летописи и представляют большой интерес с точки зрения состава и организации русского войска конца 70-х годов XV в., методов управления войсками, организации переговоров с Новгородом и т.п. В сочетании с независимым источником — Псковской летописью — эти записи дают редчайшую возможность подробно проследить ход одного из важнейших событий эпохи ликвидации боярской республики.

Оставив в Москве сына, великий князь выступил 9 октября вместе с братом Андреем Меньшим. Вперед была послана татарская конница царевича Данияра по маршруту Клин — Тверь — Торжок12. 14 октября великий князь был на Волоке у брата Бориса, где к нему прибыл «хидырщик» Михаила Тверского «отдавати кормы по отчине своей», т.е. организовывать снабжение войск при их движении через Тверскую землю в соответствии с московско-тверским докончанием. Далее маршрут шел на Торжок: у великого князя — через Микулин, а у Андрея Меньшого — через Старицу; 16 октября было получено известие о новой просьбе новгородцев об «опасе». С ней приехал в Торжок новгородский гонец — житий Иван Иванович Марков. По распоряжению великого князя гонец был там задержан.

19 октября Иван III прибыл в Торжок. Здесь его встретили новгородские бояре Лука Дементьев с братом Иваном и «били челом… в службу». Это событие характерно. Перед лицом неизбежного поражения Новгорода на последнем этапе его борьбы с великим князем в среде новгородских бояр усиливаются тенденции к феодальной коммендации главе Русского государства. Они видят единственный путь спасения в непосредственном переходе к нему на службу, порывая тем самым со старыми вечевыми традициями и пытаясь найти себе место в рядах московской военно-служилой иерархии. По существу это означает расширение и углубление политической дезинтеграции новгородского боярства. «Поход миром» 1475 г. начался жалобами новгородцев на свою господу, начало похода 1477 г. ознаменовалось явными признаками распада самой господы. Политический кризис феодальной республики продолжал нарастать.

Находясь в Торжке, великий князь 21 октября «отпустил… князя Василия Васильевича Шуйского воеводою и наместником на Псков, а Пскову князем»[31]: во время похода не прерывалось управление русскими землями — решение важнейших вопросов оставалось в руках великого князя, несмотря на его отъезд из столицы.

23 октября Иван III выступил из Торжка, отдав подробные распоряжения о движении своих войск. Сам он двинулся на Вышний Волочек и дальше между Мстой и Яжелбицкой дорогой. Отряд царевича Данияра с воеводами Василием Образцом и Борисовичами Сучковыми должен был двигаться за Мстой (по ее правому берегу). Вместе с главной квартирой шел князь Даниил Холмский с частью двора, владимирцы, переяславский и костромичи, а также тверичи, дмитровцы и кашинцы, «которые служат великому князю», — во главе со вчерашними выходцами из Твери воеводами Бороздиными: кроме детей боярских и полков Московской земли военную службу великому князю несли многие феодалы Тверской земли, жители Тверского и Кашинского уделов.

Правее колонны главных сил двигался князь Семен Иванович Ряполовский с суздальскими и Юрьевнами, а левее, из Торжка на Демон, — Андрей Меньшой и воевода великого князя Василий Федорович Сабуров с ростовцами, ярославскими, угличанами и лужичанами, а также воевода великой княгини Марии Ярославны Семен Федорович Мешок Сабуров с ее двором. Как видим, система непосредственных служебных отношений к великому князю пронизывает Углицкий и Бежецкий уезды — удел князя Андрея Большого.