Незавидный холостяк - Ашира Хаан

Паника сдавила горло, придушивая до звездочек в глазах.

Но тут кто-то похлопал по крыше машины – и как будто включили звук в колонках.

– Эй! – услышала я. – Эй! Ты там живая? Выбраться можешь?

Я могу?

Я не могу. Кажется, у меня сломаны все кости. Все до единой, каждая из трехсот с чем-то или сколько их там?..

Но грохот по крыше стал громче, и я обернулась посмотреть, кто меня зовет.

Обернулась и застыла, забыв дышать.

Зада машины просто больше не существовало. На его месте была какая-то мешанина из желто-черно-серого железа и бетона.

Меня накрыло запоздалым ужасом.

Затрясло как в лихорадке.

Сразу почему-то нашлась ручка на двери, я дернула ее и выползла, цепляясь пальцами за все, что попадалось по пути. В глазах расплывались разноцветные круги, ноги и руки я не чувствовала, но умудрялась как-то стоять. Значит не сломала. Не сломала.

Онемение растекалось не только по телу, оно пробиралось и в голову. Я никак не могла сообразить, что надо делать дальше, мозг буксовал на этом месте.

Кто-то потряс меня за плечо, разворачивая к себе, заорал прямо в лицо:

– Где страховка? Есть у тебя страховка? Кому звонить? Ментов вызвала?

– Не надо никому звонить… – проговорила я непослушными губами.

– В страховую надо, дура, что ли?

– Идиотка какая-то тормознутая, – услышала я еще один голос сбоку.

– Да она упоротая, посмотри на нее.

– Насосут на тачку, а потом такое вот.

Шум сирены заглушил остальные голоса.

Я пошатнулась, оперлась на крышу разбитой «ламбы», но тут же отдернула руку – она показалась мне раскаленной. Захотелось уйти подальше, сбежать, предупредить всех. Она ведь взорвется? Или нет? Или не взорвется? В фильмах машины взрываются. Почему нет?

Кто-то подхватил меня под локоть и куда-то потащил. Я почти не сопротивлялась, лишь бы подальше.

– Как зовут? Адрес? Телефон? Страховка есть? Где паспорт? Кому позвонить?

Меня закидывали вопросами, но я реагировала только на последний:

– Никому. Не надо! Не надо…

Руки дрожали, и я все время подносила их к глазам, чтобы на это посмотреть. А потом увидела в окно, что «ламборгини» затаскивают на эвакуатор, мигающий оранжевым маячком и запаниковала.

– Куда ты! – только и успели крикнуть мне вслед, а я уже выскочила и подбежала к эвакуатору, пытаясь уцепиться за распахнутую искореженную дверь «ламбы».

– Стой! – меня догнали и попытались удержать, но я рвалась за ней, словно за кем-то близким в уже выкопанную могилу.

– Нет, я с ней! С ней поеду! – настаивала я, вырываясь так сильно, что понадобилось двое мужчин, чтобы не дать мне забраться следом.

– Надо ехать в отделение, дамочка, – веско сказал мне полицейский в салатовом жилете. – Страховка у вас где? В машине?

– Не надо ехать! Не надо…

Мои губы дрожали, воздуха в легких не хватало, да плюс ко всему ныли ребра, отзываясь вспышками перед глазами на каждое резкое движение.

– Ты что босиком? Ну-ка, марш в машину!

– Давай ее в отделение, потом разберемся.

– Куда?! Нет! Я никуда не поеду! – я отталкивала руки, которые тянулись ко мне, пятилась и пыталась убежать, но под ноги попадались осколки стекла и пластика, и я спотыкалась на каждом шагу. – Я с ней! С ней!

– Вот дурная! – посетовал кто-то. – Да уж, деточка, папик тебя теперь выебет за машинку.

– Давай ее уже пакуй, толку здесь торчать.

Но когда меня жестко перехватили за запястья, вынуждая уйти от эвакуатора, я рванулась так, что чуть не вывихнула руку. Желто-черная «ламба» в свете мигающего оранжевого фонаря двоилась и троилась в глазах, меня накрывало черно-желтыми вспышками и визгом тормозов, которого я не слышала изнутри машины, но теперь мозг заботливо проигрывал мне этот звук снова и снова.

Пришла в себя я от резкого запаха нашатыря и боли в плече.

Медик в синей форме «скорой» пристально всмотрелся в мои глаза и кинул кому-то за плечом:

– Да чистая она! Просто в шоке. Сейчас очухается.

Я потерла плечо, куда мне что-то вкололи. Приклеенная на пластырь ватка резко пахла спиртом.

Все кружилось – синяя форма, оранжевый чемоданчик, грязно-зеленые стены, серый потолок с убогой лампочкой без плафона, полицейские, стоявшие полукругом, окружая неудобный жесткий стул, на котором я сидела.

– Ну что, вспомнила, где страховка? – нагнулся надо мной, уперевшись ладонями в колени, один из полицейских. – Кому звоним?

– Никому! – испуганно вскрикнула я. – Никому!

В голове мелькали лица – Женька? Андрей? Мама? Нет, нет, нет!

Кирилл? Господи, нет!

Платон? Нет!

Нет!

– Паспорта тоже нет? Телефон?

Телефон остался в сумке, паспорт тоже. А сумка в «ламбе»…

– Ну что, задерживаем до выяснения личности?

Я затряслась, окуная лицо в ладони. Сухие рыдания не приносили облегчения, а слезы отказывались литься, только сухо жгло в уголках глаз.

Что делать, что делать, что делать…

– Здесь она, здесь, проходите!

Я подняла глаза, заслышав новый голос, и увидела в проеме двери Кирилла.

Первый порыв броситься к нему, жестоко пресекло внезапное головокружение, а через мгновение я заметила выражение его лица. Суровое, жесткое – словно вместо Кирилла в отделение вошел его злобный брат-близнец.

Тропический душ

Наперерез Кириллу выскочил кто-то из полицейских, но он даже шаг замедлять не стал, только снял темные очки, посмотрел на препятствие – и оно рассосалось.

– Ярцев, – коротко бросил он кому-то. – Вам звонили. Где она?

Но уже заметил меня сам. Очки, что держал в руке, бросил, не глядя, на чей-то стол, шагнул вперед и смерил меня злым взглядом с ног до головы и обратно.

– Скорую вызывали? – не оборачиваясь, бросил он в пространство.

– Были уже, уехали, вкололи что-то.

– Что вкололи?