Кремлевское дело - Николай Иванов

Поощрил суд и других проверенных товарищей – Кахраманова и Яхъяева, которые все месяцы процесса твердили о своей невиновности и изобличали «коварное следствие». Вместо 13 и 15 лет заключения, на чём настаивал государственный обвинитель, суд фактически реабилитировал обоих. При этом были проигнорированы изобличительные показания соучастников и многие другие подтверждённые в суде доказательства их виновности. Бывшие министр и замминистра внутренних дел Узбекистана, наиболее виновные в распространении коррупции в своём ведомстве, оказались в объятиях родственников и друзей. Успели дать и несколько интервью, отметив, что их освобождение стало возможным благодаря перестройке. И в этом они были, увы, правы…

Почему же, возникает вопрос, избежал светлой участи некоторых своих подельников Чурбанов? А потому, что не «дозрел». Да, его изобличали во взяточничестве премьер-министр Узбекистана Худайбердиев, управделами ЦК Умаров, секретари обкомов Каримов и Есин, соучастники по скамье подсудимых. Но точно также была доказана виновность Яхъяева и Кахраманова, но их-то реабилитировали, а Чурбанова осудили, поскольку в отличие от них все четыре месяца процесса он продолжал твердить о получении 220 000 рублей, правда, упорно считал эти подношения не взятками, а подарками. Такая позиция, так же как и поведение Бегельмана, связывала руки суду и весьма существенно. Поэтому, произвольно уменьшив объём взяток, предъявленных Чурбанову обвинением, в 7 раз – до 90 960 рублей, суд был вынужден отправить в заключение не пожелавшего «перестроиться» Юрия Михайловича.

Где вершилось правосудие

Приговоры на чурбановском процессе выносили вовсе не судейские чины, а «законники» со Старой площади, где и вершилось всегда партийное правосудие. То, что всё сведётся именно к такой ситуации, было ясно уже тогда, когда расследование дела Чурбанова и других только-только было завершено.

30 мая 1988 года обвинительное заключение по этому делу было утверждено заместителем Генерального прокурора СССР Катусевым, и все 110 томов направлены в Верховный суд СССР. Мы уехали в Узбекистан, где продолжалось расследование основного дела в отношении партийных функционеров.

Начало июня 1988 года застало нас в Хорезмской области, в Ургенче. Вот уже второй год с беспокойством и страхом поглядывали из многих сановных кабинетов на здание областной прокуратуры, где обосновались следователи нашей группы, которую местные жители называли «московской комиссией». Мы проводили обычное рабочее заседание, когда раздался звонок телефонного аппарата правительственной связи. Звонила из Москвы Надежда Константиновна Попова – один из надзирающих за делом прокуроров. Она сказала, что в Верховном суде СССР возмущены обвинительным заключением по делу Чурбанова и требуют его переделать, а Катусев уже неофициально изъял его из суда.

Итак, началось. С первых же дней появления в суде чурбановского дела нахально стали нарушать закон. Ведь в соответствии со ст. 226 УПК РСФСР, если суд не согласен с выводами обвинительного заключения, то в распорядительном заседании должно быть вынесено определение о возвращении дела на доследование с обоснованием такого решения. Вместо этого какие-то неофициальные договорённости, требования внести коррективы.

Ситуация выглядела так. После организованной в апреле 1988 г. пресс-конференции-выставки Лукьянов и его соратники уже не выпускали нас из поля зрения, жёстко отслеживая каждый шаг. Поступившее в Верховный суд СССР обвинительное заключение немедленно было доставлено оттуда в ЦК КПСС, на очередную, так сказать, экспертизу. После чего последовали раскаты грома и засверкали молнии. А какую иную реакцию могли вызвать такие, например, строки из обвинительного заключения: «Преступная клика во главе с Рашидовым находила поддержку и покровительство у части высокопоставленных лиц в Москве. Подобная поддержка была обусловлена не только лестью и угодничеством, присущими Рашидову, но и соображениями меркантильного характера. Иначе говоря, эти связи были проникнуты духом коррупции, когда немалая часть взяток из Узбекистана передавалась руководящим работникам в Центре». Как из пулемёта, посыпались гневные вопросы. Как эти следователи посмели утверждать, что в годы перестройки в Узбекистане ничего не меняется? Что значит – обстановке произвола покровительствовали в Москве? Как посмели пофамильно указывать повинных в беззакониях лиц из окружения Рашидова? Брежнева и Рашидова нет в живых – поэтому во всём виноваты только они! Ишь, самодеятельность тут развели! Заместителю Генерального прокурора Катусеву только и осталось, что оправдываться: дескать, недоглядел, невнимательно прочитал текст, учтёт замечания, всё исправит.

Преамбулу обвинительного заключения, где был дан анализ сложившейся в Узбекистане и в Центре обстановки коррупции, выделена роль всех обвиняемых, по указанию Катусева и несмотря на наши возражения, переписали заново. Все острые углы сгладили, изъяли все выводы, вызвавшие ярость на Старой площади. Дело Чурбанова и других взято было под неусыпный контроль ЦК КПСС. Именно там принимались все основные решения, оформлявшиеся затем в суде.

Скандал на XIX партконференции, публично проявивший несовместимость интересов правосудия и коррумпированной власти, окончательно определил и задачи чурбановского процесса: максимально скомпрометировать работу следственной группы в глазах общественного мнения. Конечно, наши оппоненты хорошо понимали, что сломать хорошо доказанное дело крайне сложно без нарушения уголовно-процессуального законодательства, принципов и процедуры правосудия. Но если того требует ЦК – что может быть выше для чиновников в судейских мантиях?! Ведь не Закон же, в самом деле!

Ну, а раз так, тогда поехали…

В соответствии со статьями 221 и 239 УПК РСФСР судебный процесс должен начаться не позднее месячного срока после поступления дела в суд, а начался только через три месяца. Всё это время подсудимые уже числились за Верховным судом, он же отвечал и за режим их изоляции, который был немедленно ослаблен. Создана была благоприятная обстановка для контактов подсудимых между собой и заинтересованными лицами на свободе. Вместе с тем, следователям отказывали во встречах с подсудимыми, хотя необходимость их допросов возникала в связи с продолжением общего расследования. Оперативным путём, например, мы установили, что у подсудимого Яхъяева налажен нелегальный контакт с волей и его убеждают отказаться от прежних изобличительных показаний. Но Яхъяев колебался. И вдруг узнаём, что за несколько дней до начала процесса судья разрешил дочери Яхъяева, юристу по образованию, свидание с отцом. Мы попросили отменить это решение, сообщив судье оперативную информацию по данному вопросу. Но нам отказали. На свидание дочь открыто, не таясь, в присутствии надзирателя заявила отцу, что «всё подготовлено», он окажется вскоре на свободе, если будет всё отрицать и твердить о полной невиновности. Яхъяев такую позицию и занял в суде. За три летних месяца подобным образом удалось обработать и других подсудимых.