Манюня - Наринэ Абгарян

— Натэла, — встрепенулся он, — принеси Мише мой синий жакет, а то вдруг ему холодно.

— Мне не холодно, — успокоил его дядя Миша.

— Ничего, пусть рядом полежит, — не дрогнул Гоги и кинул кости: — Готовься к проигрышу, Юрик. Ду-ек[7].

— Шикарный старт, — захохотал папа.

Мы лежали с закрытнлми глазами и прислушивались к звукам, которые лились в распахнутые окна спальни. Где-то совсем близко шумело море, ночь накрыла город темным звездным куполом, мама с Натэлой в два голоса пели «А напоследок я скажу»…

— Скажешь — не скажешь, все равно победа будет моей, — комментировал их пение Гоги.

— Хорошо-то как, — шепнула Манька.

— Угум, — промычали мы в полудреме.

Впереди были две недели замечательного, полного удивительных приключений отдыха.

Наутро, сразу после завтрака, мы отправились на пляж. Идти было недалеко, минут двадцать неспешным шагом. Огромное, густое, безбрежное Черное море разом обрушило на нас все свое великолепие.

— Ух ты, — задохнулись мы, — красота-то какая.

— Смотрите, народу как много, и все почти голые, — радовалась Каринка.

— Пахалеоод, самалеооот, деревоооо, пысоооок, много-много водыыы, — степным акыном перечисляла увиденное Гаянэ.

Мы расстелили пляжные полотенца, быстренько скинули наши платьица и остались в купальниках. Каринка в красном, я в голубеньком, а Маня в желтеньком, раздельном. Мы с Каринкой по очереди заглянули ей в лифчик.

— У тебя там ничего нет, — разочарованно протянули мы.

— Это на вырост, — важно сказала Манька и поправила лифчик, — в следующий раз я приеду на море уже с титьками.

— Где ты таких слов набралась, — рассердилась Ба, — надо говорить не титьки, а грудь.

— Ну, значит, с грудями приеду.

— Горе луковое, — вздохнула Ба и стянула через голову платье в мелкий цветочек.

— Хихихи, — захихикали мы.

На Ба был большой закрытый синий купальник в малиновые разводы. Грудь у Ба заканчивалась ровно там, где начинался живот, а живот плавно перетекал в бедра.

— Ба, я и не знала, что ты такая толстенькая, — прыснула я.

— Наринэ! — рассердилась мама.

Но я смеялась и не могла остановиться.

— Ничего смешного, — отрезала Ба и надела на голову соломенную шляпу.

— Ба, ты на Страшилу Мудрого похожа, — не вытерпела Маня.

— Ты с ума сошла, Мария? — разозлилась Ба.

— Ладно, на Гудвина, — не сдавалась моя подруга.

Дядя Миша хотел сделать дочери замечание, но глянул на Ба, прыснул и спрятал лицо в ладони.

— Манюня, — решила вмешаться мама, — нельзя так с бабушкой разговаривать!

— А чего я такого сказала? — обиделась Манька. — Была бы она худая и костлявая, я бы сказала, что она на Железного Дровосека похожа.

— Хыхыхыыы, — покатился со смеху дядя Миша.

— Пригрела на груди клубок змей, — сердито пробубнила Ба, вытащила из сумки тюбик крема «Балет» и толстым слоем намазала себе нос.

— Главное, не сгореть, чтобы шнобелем не семафорить, — сказала назидательно. — Нарка, иди, и тебе нос смажу, — подозвала она меня.

— Почему как только шнобель, так все сразу Нарку вспоминают, — обиделась я, — не надо мне вашего крема!

Потом наши папы в два счета надули плавательные круги.

— Надя, я сегодня научу тебя плавать, — обрадовал папа маму.

— Не надо, — испугалась мама, — мне и так хорошо, и вообще, на кого я маленькую Сонечку оставлю?

— Я за ней пригляжу, — сказала Ба, — ты можешь спокойно поплавать. Если что, я тебя позову.

— Тут шумно, я могу не услышать вас, — упиралась мама.

— Надя, если я захочу, то меня и в Варне услышат, так что не волнуйся, — успокоила ее Ба.

— Юра, ты же знаешь, я воды боюсь, — взмолилась мама.

— Будем страх лечить, — потянул ее за руку папа.

— Завтра, ладно? — попросила мама. — Дай мне сегодня просто к морю привыкнуть.

— Ладно, — смилостивился папа.

— Вы пойдите поплавайте, а я вещи постерегу, — выдохнула с облегчением она.

— А я буду красивые камушки собирать, — сказала Гаянэ.

— Смотри у меня, — выпучилась Ба, — если хоть один камушек в нос засунешь, то вытаскивать его буду я. Тебе ясно?

— Ясно, — сказала Гаянэ.

— Умная девочка, — похвалила ее Ба, — ну что, пойдем плавать?

— Пойдеоооом! — заорали мы.

И мы побежали к морю. Маня бежала впереди всех, двумя руками придерживая на талии надувной круг и смешно двигая лопатками.

Дядя Миша подхватил ее под мышки и с разбега кинул в море.

— Иииииииииии, — завизжала Манька.

Потом папа таким же образом отправил в воду меня, а Каринку они с дядей Мишей раскачали за руки и ноги и швырнула дальше всех.

— Аааааааааа! — орала в восторге Каринка.

— Роза? — Обернулся к Ба папа.

— Нет уж, молодые люди, я как-нибудь сама, — сказала Ба и села прямо у кромки воды.

— Плавайте недалеко, чтобы я вас видела, — крикнула она.

Дядя Миша с папой пустились наперегонки и скоро оказались у буйков.

— Как два дельфина, — загордилась Манька.

— А мы как кто?

— А мы как три девицы у окна, — сказала Манька, — смотрите, как я умею делать — и она навалилась на круг, легла пузом на воду и задрала ноги. — Я похожа на русалку?

Мы с Каринкой повторили ее маневр.

— Теперь мы три русалки у окна, — обрадовалась я. Потом Каринке стало скучно бултыхаться в воде, и она выдернула затычку сначала из моего, потом из Маниного круга.

В отместку мы выдернули затычку из ее круга и навалились на нее всем телом. Пока барахтались в воде, круги унесло волной. Хорошо, что рядом плавало много сердобольных дядечек и тетенек, они нам вернули круги и наказали больше не шалить.

— Куда ваши родители смотрят? — возмутилась тетенька в малиновой панаме.

— Они смотрят в другую сторону, потому что им стыдно, что мы их дети, — не растерялась Манька.

— Вот из-за таких безответственных взрослых и растет в мире количество преступников, — неосторожно сказала тетенька.

— Это кого ты преступниками обзываешь? — надвинулась на нее Ба. — Вроде на вид нормальная женщина, а туда же!

— Куда это туда? — растерялась тетенька.

— Да известно куда. Девочки, отплывайте подальше, мало ли чем можно от нее заразиться!

— П-позвольте, — пролепетала тетенька в малиновой панаме.

— Не позволю! — Ба сдвинула шляпу на затылок и стерла с носа толстый слой крема.

«Бить будут», — подумала тетенька и быстро-быстро отплыла в сторону.

— Николаи боз! — прогрохотала ей вслед Ба, сделала в воде два приседания и вышла обратно на берег.

— Ба-а, — взяла ее за руку Гаянэ, — водь, я габушгов нашда даздых.

— Деточка, ну ты сама напросилась, — выдохнула Ба и наградила Гаянэ своим фирменным подзатыльником.

— И камушки сами из носа посыпались, — рассказывала потом Гаянэ.

— Хэх, Гагасичка, — хмыкнул дядя Миша, — это еще что! У меня иногда целые звездные системы выскакивали из глаз от подзатыльников Ба. Хотя я никогда в жизни себе в нос ничего не засовывал.

— Бедненький, — пожалела его Гаянэ, — я, когда в следующий раз буду камушки себе в нос засовывать, и вам принесу.

Ба зашла в комнату в ту минуту, когда дядя Миша, заговорщицки подмигнув Гаянэ, говорил:

— И мы тогда вдвоем набьем наши носы и уши камушками до отказа, да?

Через секунду закатное небо озарил победный салют искр, вылетевший из Дядимишиных глаз, а следом все жители и гости славного города Адлера узнали все, что Ба думает о шлимазлах в целом, и о своем сыне в частности.

ГЛАВА 27

Манюня едет в Адлер, часть третья из трех, или Как Ба кокетничала с внуком Гольданской

На второй день отдыха, прямо с раннего утра, мама прикинулась больной.

— Что-то голова у меня ноет, — делала она скорбное выражение лица, — видимо, у моря продуло. Я посижу на пляже, но в воду сегодня не полезу.

— Хе-хе, — засмеялся папа, — жена, я тебя не первый день знаю, ты лучше сразу признавайся, что боишься учиться плавать.

— Ничего я не боюсь, — забегала глазами мама.

— Ну и нечего тогда придумывать. Чуть что — сразу голова болит.

— Вестимо дело, — рассмеялась Ба, — голова болит — самая известная женская отговорка.

— И прямой путь к раннему климаксу, — ввернул папа.

— Ну и ладно, — обрадовалась мама, — будем жить с тобой как брат с сестрой. Ого, рифма на радостях пошла!

— Это я пошутил, — забеспокоился отец, — это я так, к слову сказал.

— Поздно уже, — похлопала его по плечу Ба, — проложил себе необдуманными словам дорогу к раннему простатиту.

— Хахахахаааа, — покатилась со смеху мама.

— Сейчас пойдем учиться плавать, и я посмотрю, кто тут хахаха, — рассердился папа.