На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945 - Ханс Люк

Все мое внимание поглощала чертова пушка, так что ничего вокруг я не видел, даже не знал, как высоко мы летим, не вынырнули ли откуда-то уже британские истребители. Внезапно летчик стал набирать высоту.

– Подлетаем к Сицилии, – зазвучал в наушниках его голос, – скоро будем вне опасности.

Я почти не слышал его – был поглощен пушкой. И вот наконец она изрыгнула длинную очередь.

– Ура! – обрадовался я. – Заработала!

– Стойте, стойте! – закричал пилот. – Перестаньте стрелять!

Вокруг уже стали рваться первые снаряды зениток. Итальянская ПВО решила, видимо, что это британцы летят на трофейном «Хейнкеле». К счастью дня нас, они плохо прицелились. Мой пилот выпустил опознавательные ракеты, итальянцы перестали палить по нам, и мы смогли спокойно приземлиться.

– Спасибо за то, что довезли, – поблагодарил я фельдфебеля. – В следующий раз возьму с собой нашу 2-см пушку.

В тот же день я вылетел в Рим челночным рейсом, получил от немецкого офицера связи номер в знаменитом отеле «Эксельсьор» на Виа-Венето и был уведомлен о времени свидания с Кессельрингом на следующее утро.

Рим казался почти не затронутым войной. Здесь не было затемнений, как в Германии, на улицах довольно редко попадалась военная техника, а на знаменитой Виа-Венето бурлила жизнь точь-в-точь как в мирные времена. Я в своем тропическом обмундировании чувствовал себя тут совершенно чужим.

В гостинице я передал письма и посылки моих итальянских друзей портье, который немедленно поздравил меня с награждением Медалья д’Ардженто. После ванны – первой за долгое время – я решил отобедать в «У Альфредо». Альфредо славился своими спагетти и получил от итальянской королевской фамилии золотые столовые приборы, которыми пользовался только сам лично и только когда накрывал важным лицам. Стены его маленького ресторана на Пьяцца-Колонна покрывали фотографии и автографы знаменитых политиков, актеров и писателей; в его Золотой книге посетителей можно было встретить самые громкие имена со всех концов света.

Едва завидев меня, Альфредо поспешил ко мне:

– Commandante, какая честь, какая радость! Поздравляю с Серебряной медалью, команданте. Я лично принесу вам лучшие спагетти, которые пока еще не переводятся у меня, несмотря на войну.

Люди, сидевшие за другими столиками, смотрели, как Альфредо схватил свои золотые ножи и принялся суетиться, накладывая мне спагетти.

И вот в конце погас свет, и главный официант принес на мой стол пылающий «omelette surprise» – яичницу-сюрприз, а Альфредо прокричал в восхищении:

– Ecco maestoso! – Великолепно!

За всеми столиками зааплодировали. У меня голова пошла кругом: еще утром я был в Северной Африке, на войне, а теперь меня сподобили тут церемонии, не имеющей ничего общего с войной и смертью.

Я поблагодарил Альфредо:

– Восхитительно! Просто первый класс! Мы и не мечтали о таких вещах в Северной Африке. А теперь бы запить праздничную еду отличным мокко.

Альфредо чуть не зарыдал:

– Команданте, идет война! Мы давно уже не видели кофе. Как же, черт побери, она некстати, эта война!

Я засунул руку в карман и достал оттуда маленькую упаковку кофе.

– Вот, дон Альфредо, вот наше мокко. Вам, шеф-повару и мне – всем по чашке. Что скажете?

Глаза Альфредо просияли. Вскоре после этого он пригласил меня в святая святых – к шеф-повару на кухню. Там мы трое уселись за столом, с наслаждением потягивая мокко; большая честь для меня сидеть рядом с шефом.

Заплатить мне не позволили, но потребовали оставить запись в Золотой книге посетителей, где мое скромное имя стоит теперь рядом с именами знаменитостей. Размякший и умиротворенный, я прогулялся по Венето, затем вернулся в гостиницу и нежился в постели – в нормальной постели, спать в которой мне не доводилось уже очень давно.

На следующее утро машина, присланная офицером связи, отвезла меня в Фраскати, центр виноделия поблизости от Рима, где находилась штаб-квартира Кессельринга. Время там, казалось, текло медленно и спокойно – и вновь ни следа войны. Уже наступила весна, и овеянный романтикой, окруженный виноградниками городок мирно дремал среди гор и холмов.

Меня немедленно пригласили к Кессельрингу, он, как видно, был полностью в курсе дела. Фельдмаршал был обаятельным человеком среднего роста с теплыми и понимающими глазами. Мы уважали его уже за то, что он единственный из высших командиров бывал в Африке.

– Как добрались? – спросил он. – Понравилось лететь в «Хейнкеле» Зайдеманна над водой?

Он здорово посмеялся, когда я рассказал ему о приключении с 20-мм пушкой.

– Я не очень-то верю, что удастся убедить Гитлера принять наш план, но надо попробовать все же протолкнуть его, заручившись подписями Шмундта и Гудериана. Хорошо бы вам вылететь в Берлин уже сегодня самолетом курьерской связи. Каждый день на счету. Удачи.

Он пожал мне руку.

Все так же в своей пропыленной, полинявшей и выгоревшей тропической форме я приземлился в Берлине, послав предварительно из Фраскати донесение фон Арниму.

Какой контраст с Римом! Повсюду виднелись груды развалин – следствие бомбежек, многие дома лежали в руинах, а лица некогда доброжелательных берлинцев потемнели и осунулись. Сразу же становилось ясно, что никто тут не верит в «окончательную победу» Гитлера и Геббельса, хотя открыто высказывать подобных мыслей никто не решался – слишком уж велика была опасность доноса.

Тем же вечером меня принял генерал Шмундт. Он тоже находился в курсе дела. Как лицо, ответственное за меры по выводу личного состава, он подписал план, даже не читая его.

На следующее утро я предстал перед генерал-полковником Гудерианом, вновь назначенным начальником генерального штаба армии. Я не видел его с самого начала войны. Он выглядел уставшим, но в глазах еще виделся прежний свет.

– Люк, я рад видеть одного из ветеранов танковых войск живым и здоровым. Сколь многие из наших храбрых танкистов уже никогда не вернутся! Мы потеряли Сталинград. Вы, наверное, знаете, как много опытных солдат и офицеров погибло там или попало в плен. Теперь то же самое грозит нам в Африке. Не могу даже думать о бывалых военнослужащих трех дивизий старого доброго Африканского корпуса с их неоценимым опытом войны в пустыне, как и о тех новых дивизиях, которые посланы в Тунис.

Потому-то я сразу согласился на план эвакуации, который был разработан Роммелем, хотя у нас и немного надежд получить согласие Гитлера. Идея послать к нему вас, закаленного фронтового бойца, разумна, в любом случае ваше мнение будет значить больше, чем наше, – Гитлер уже окрестил нас «пораженцами». Можете уехать сегодня ночным поездом, прибудете в Берхтесгаден завтра утром.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});