Секреты Достоевского. Чтение против течения - Кэрол Аполлонио

Рассказ Петруши представляет собой ряд избитых литературных клише. Прежде всего бросается в глаза перекличка подробностей жизни Марьи Тимофеевны с историей Сони Мармеладовой в «Преступлении и наказании»: такое же нищее, бездомное семейство, те же убогие трущобы в том же городе, такой же мот и пьяница в роли опекуна… Внеязыковые реалии – реальный мир того времени, литературная традиция, скрытые евангельские реминисценции и даже написанные ранее произведения самого Достоевского – вновь выводят нас на историю падшей женщины, проститутки, обитающей в центре безжалостного и порочного города. Даже в деталях «обрамление», в котором предстает перед персонажами романа героиня Достоевского, напоминает появление Сони в дверях комнаты, где умирает ее отец:

Из толпы, неслышно и робко, протеснилась девушка, и странно было ее внезапное появление в этой комнате, среди нищеты, лохмотьев, смерти и отчаяния. Она была тоже в лохмотьях; наряд ее был грошовый, но разукрашенный по-уличному, под вкус и правила, сложившиеся в своем особом мире, с ярко и позорно выдающеюся целью. Соня остановилась в сенях у самого порога, но не переходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось, ничего, забыв и о своем перекупленном из четвертых рук, шелковом, неприличном, здесь, цветном платье… [Достоевский 19736:143] (курсив мой. – К. А.).

Сравним это с появлением Марьи Тимофеевны на страницах «Бесов».

Насмешки и даже удивление сопровождали и даму всё время, пока она пробиралась к соборным вратам между экипажами и ожидавшим скорого выхода господ лакейством. Да и действительно было что-то необыкновенное и неожиданное для всех в появлении такой особы вдруг откуда-то на улице средь народа. Она была болезненно худа и прихрамывала, крепко набелена и нарумянена <…>, с совершенно открытою головой, с волосами, подвязанными в крошечный узелок на затылке, в которые с правого боку воткнута была одна только искусственная роза… [Достоевский 19746: 122] (курсив мой. – К. А.).

Сходство бросается в глаза: героиня неожиданно входит с улицы и проталкивается через шокированную ее дешевым нарядом толпу к порогу святого места; возникает драматический контраст сакрального и профанного. Реалии эпохи Достоевского не позволяют предположить, что Марья Тимофеевна, будучи окружена в «ужаснейшем Содоме» грубыми, развратными людьми, могла доставлять своему безработному брату-пьянице средства к существованию лишь поденной работой в качестве служанки. Могла ли она не торговать собой?

Читатель помнит мысли Раскольникова о том, что у проститутки (Сони) есть три торные дороги: разврат, безумие и самоубийство. Марья Тимофеевна выбрала безумие. Соня сумела сохранить свое смирение, кротость и способность любить; и она привела Раскольникова к спасению. Несмотря на различия между этими двумя книгами, между двумя ракурсами (в «Преступлении и наказании» мы знали все мысли и чувства Раскольникова изнутри, в «Бесах» мы видим Ставрогина лишь снаружи), и несмотря на печальный финал «Бесов», парадигма здесь та же: распространенный сюжет, описывающий помощь падшей женщине (ее спасение) со стороны просвещенного, образованного юноши-«шестидесятника». Однако, насколько мне известно, такая трактовка в литературоведении не появлялась. Почему?

Неужели только из-за слов самого Ставрогина? В одном из наиболее памятных «срываний покровов» в романе Ставрогин говорит Шатову: «Марья Тимофеевна девица» [Достоевский 19746: 194]. Изъявительное наклонение здесь соблазнительно. Итак, болтун Петруша – источник наших знаний об истории первых встреч Ставрогина с Марьей Лебядкиной, и он лжец. Читая «против течения», мы можем предположить, что Ставрогин в таком случае представляет истину: его слова правдивы, даже если они явно противоречат фактам. Иначе говоря, Верховенский лжет (Марья Тимофеевна не зарабатывала деньги одной лишь поденной работой; на самом деле она торговала собой), но Ставрогин говорит правду (она чиста, несмотря на то что торговала собой).

Когда Ставрогин берет в жены проститутку и заявляет, что она девственница, он отказывается обвинять, то есть впадать в самый страшный, с точки зрения Достоевского, грех: отказывается распространять клевету[133]. Называя ее невинной, он предлагает ей стать такой. При этом он скрыто цитирует евангельский текст и предлагает падшей женщине возможность спасения, отрицая ее грех. Но Марья Тимофеевна (и это неудивительно) не может ему поверить. Она цепляется за факты – отсюда ее помешательство. Важно то, что Ставрогин рассказывает об этом именно Шатову. Будучи праведным человеком, Шатов верит. Это может помочь нам понять известное высказывание Достоевского о том, что он предпочел бы остаться с Христом, а не с истиной – независимо от фактов[134]. Вера ведет к откровению. Отказ верить (или зависимость от вещественных доказательств) выпускает бесов на свободу.

Так и происходит в случае Марьи Тимофеевны. Ставрогин действует (и говорит) как спаситель. Нетрудно поверить, что Ставрогин, возможно, отказался осуществить де-факто свой брак с некрасивой, физически и умственно неполноценной женой, которая к тому же является бывшей проституткой и, по всей вероятности, ведьмой. Но при этом невольно возникают другие трудные вопросы – вопросы, напоминающие о нашем анализе личной жизни Степана Трофимовича Верховенского. Как насчет других женщин? Как насчет всех этих погубленных женщин, всех этих беременностей и младенцев? Как насчет изнасилования и самоубийства малолетней девочки? Как и о Свидригайлове, о Ставрогине ходят слухи как о ненасытном соблазнителе женщин. Сюжетная линия Степана Трофимовича зиждется на попытке Варвары Петровны женить его, чтобы покрыть «чужие грехи» – т. е. предполагаемое соблазнение Даши не кем иным, как Ставрогиным. Марья Тимофеевна, его жена, заявляет, что родила от него ребенка. Марья Игнатьевна Шатова указывает на него как на отца ее ребенка. Лиза Тушина, благовоспитанная и высокообразованная молодая наследница крупного состояния, проводит с ним ночь, губя свою репутацию. И потом, есть еще Матреша.

Все эти женщины любят Ставрогина, но характер этой любви достаточно туманен, поскольку основные события скрыты от читателей. Обратившись к вопросу о роли женщин в «Бесах», мы не можем пройти мимо загадочных упоминаний в этом романе секты скопцов и их связей со Ставрогиным. Интересное совпадение: скопцы особенно почитали Откровение святого Иоанна Богослова, а в «Бесах» имеется множество апокалипсических реминисценций. Как пишет Л. Энгельштейн в своем мрачном исследовании секты скопцов,

эти мистические аскеты считали себя агнцами Божьими, овцами, стоящими по правую руку Спасителя. Они были «искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу» (Откр. 14: 4). И тем не менее они проживали свою повседневную жизнь посреди непосвященных – козлищ, стоящих по левую руку Спасителя и недостойных войти