...Не повод для знакомства - Татьяна Туринская

Часов до десяти вечера славно покувыркались. А потом… Как в избитом анекдоте, неожиданно появился муж. Жанна была уверена, что увидит благоверного не ранее, чем месяцев через восемь-девять, ведь уже неделю его пароход стоял на внешнем рейде, а, как известно, с внешнего рейда в город уже не сходят, внешний — это уже практически море… Да вот подишь ты, неприятность какая — с неожиданной оказией оказался на берегу, решил юную супружницу порадовать…

В срочном порядке голому Владу пришлось ретироваться на крошечный балкончик, сплошь ажурный, так что и срам спрятать негде. Кое-какие тряпки Жанна успела схватить и бросить ему на балкон. Может, и закончилось бы все благополучно, не окажись на тумбочке в прихожей шампанское с конфетами, да брошенные на пол в порыве страсти цветы. Красноречивую картину дополняла очаровательная в своей наготе Жанна, растерянно застывшая у самой балконной двери…

Влад едва успел натянуть трусы (от волнения они все никак не одевались, ноги так и норовили влезть в одну штанину), когда за стеклом увидел подошедшего мужика. Обманутый муж оказался ростом подстать Владу, только в плечах гораздо шире — этакий несгораемый шкаф. Он и так был силен, а в разъяренном состоянии… Влад представил, как его сейчас будут бить, и возможно ногами. Представленная картинка глаз не порадовала. Избежать мордобоя можно было только одним способом, и он, как был босиком и в трусах, но благоразумно сжав в одной руке брюки и свитер, в другой — ботинки, не раздумывая ухнул в пропасть…

К счастью, пропасть оказалась не столь глубокой — всего-навсего второй этаж, но и этой высоты Владу хватило с лихвой. Неудачное приземление на пятки и, как результат — множественные переломы стоп. Левой ноге повезло чуть больше — один перелом и тот не слишком сложный. Правой же досталось по полной программе — переломы стопы и голеностопа плюс раздробленная вдребезги пяточная кость…

Обездвиженный, загипсованный до бедер Влад три месяца лежал в шестиместной палате большой владивостокской больницы с чудовищным названием "Тысячекоечная". Любка, с-сука, даже не соизволила приехать за ним, чтобы перевезти в Хабаровск. Как же, разве могла она ради него менять свои планы насчет Москвы и Сочей?! Бросила, сволочь, как собаку подзаборную! Всех мучений Влада не описать. Разве можно представить, каково лежать три месяца, не вставая с постели, зависеть от нянечек и медсестричек, когда ни поссать, ни посрать нормально, не говоря уж о помыться… А если добавить к этому еще и несусветно жаркое лето, как нарочно выдавшееся в том году в Приморье… Духота, вонища, мухи… Хорошо хоть у него деньги были, так нянечки не обходили стороной, забегали почаще, приносили покушать да тряпочками влажными обтирали вместо душа.

Потом пришлось заново учиться ходить. На первых порах на костылях, потом с палочкой. Собственно, с тросточкой он тренировался уже дома, в Хабаровске. Едва встав на костыли, он тут же покинул столь негостеприимный город. Единственный более-менее близкий человек во всем Владивостоке, та самая Жанна, так ни разу и не навестила своего одноразового любовника… Дрянь неблагодарная! Ведь Влад доставил ей столько удовольствия, а она, сучка дешевая, так и не появилась, не проведала болящего. Гадюка мерзкая! А может, и сама лежит в больнице — Влад ведь покинул арену боевых действий, не дожидаясь дальнейшего развития событий. О том, что огромный несгораемый шкаф мог сотворить со своей субтильной неверной женушкой, думать не хотелось. Да и чего ее жалеть, шлюху? Сама виновата. Да еще Владу из-за нее страдать приходиться — он-то тут при чем, он ведь даже не напрашивался в ее постель, она сама пригласила…

Дома лежать тоже было невыносимо. Любка с дочерью как раз вернулись с югов и теперь целыми днями сидели дома. Впрочем, Любаша довольно часто отлучалась в неизвестном направлении. Говорила, что по делам, что-то объясняла, но Влад по интонации чувствовал — врет, сволочь! Все врет. Уж он-то прекрасно знал, вернее, догадывался, по каким таким делам она шлялась до полуночи. Достаточно было увидеть ее затянутые маслянистой поволокой глаза и сытую до отрыжки довольную рожу, чтобы понять, чем она занималась. О, как Влад ее ненавидел! Уже давно прошло то благостное время, когда он считал свою жизнь вполне уютной. Тогда ему казалось, что он платит не такую уж высокую цену за карьерный рост и материальное благополучие. Теперь же ему больше всего на свете хотелось прибить это отвратительное рыжее животное, ненасытное в своей безмерной похоти. Но нет, он не смел даже показать этой твари свои истинные чувства, ни намека на ненависть, ни намека на то, что он знает, куда она ходит и чем занимается, о том, что дочка Маша — вовсе не его ребенок, а чистейший приблудыш, и хорошо, если хотя бы Любка знает, от кого она ее принесла…

Единственной отрадой для Влада были мечты о Тамаре. О том, что когда-нибудь Любка, наконец, сдохнет от передозировки "затрахана", или еще по какой экзотической причине, а может, он все-таки решится однажды и бросит эту тварь вместе с ее могущественным папашкой, дочкой-приблудышем, квартирой и прочим благополучием и таки женится на своем маленьком сокровище. Ах, как было бы здорово, если бы сейчас рядом с ним была не эта омерзительная склочная грушевидная баба, а тихая, уютная, такая родная и бесконечно любимая Тамара. Томочка, Томусик, где ты, родная? Ведь он каждый вечер названивает ей, но дозвониться никак не может — почему-то никто не берет трубку…

Едва научившись более-менее сносно ходить, опираясь на тросточку, в конце рабочего дня Влад подъехал к агентству "Астор". Ждать пришлось недолго — ровно в шесть часов Тамара выскочила из офиса и, не глядя по сторонам, быстрым шагом направилась к автобусной остановке. Влад посигналил. Тома оглянулась на ходу, но сделав вид, что не узнала ни машину, ни водителя, не то что не остановилась, а даже ускорила шаг. Влад завел машину и тихонько тронулся с места вдогонку за беглянкой. Поравнявшись, сказал в открытое окно:

— Садись, Малыш.

Тамара упорно делала вид, что не замечает его присутствия.

— Тома! — с тем же успехом. Тамара стремительно двигалась к остановке.

Влад обогнал ее и вышел из машины, преградив дорогу:

— Томусик, перестань…

Тома остановилась, непонимающе разглядывая красивую дубовую тросточку. То есть не саму тросточку, а то, как Влад двигался, опираясь на нее. На ее лице явственно читалась борьба — видимо, ей очень хотелось пройти мимо, но неловкие движения Влада взволновали, разбудили беспокойство. Тревога пересилила обиду. Остановилась, спросила не слишком приветливо, но все же участливо: