Жаркие ночи в Майами - Пат Бут

— О Боже! Ты мне напомнил. Она прихватила Роба Сэнда, теннисного тренера Мэри, для прогулки по имению. Надеюсь только на Господа Бога, что она не стала охмурять его.

— Он мужчина?

— Несомненно. Но я надеюсь, что все обойдется. Он очень религиозен.

— Ну да, а Лайза такая простушка!

— Перестань, Стив. Я позвонила только для того, чтобы сообщить тебе хорошую новость. А Роб тебе понравится. Он необыкновенно хорош собой. Из него может получиться замечательная фотомодель. Я пыталась уговорить его подписать со мной контракт, но мне кажется, он считает меня эксплуататором белых рабов или чем-то в этом роде. Я все время забываю, что Флорида — это не Нью-Йорк.

— М-м-м. Звучит очень складно. Когда-то у меня был хороший удар с подачи. Возможно, я сумею восстановить его. Кстати, где ты сейчас? Кажется, я слышу музыку?

— Да. Мэри устраивает прием. Я приехала пораньше и обговорила с ней сделку. Я просто порхаю на крыльях на высоте шестидесяти тысяч футов. До сих пор не могу поверить!

— Ну, эти жители Палм-Бич скоро собьют тебя с высоты.

— Я буду сидеть за столом рядом с писателем Питером Стайном. Ты когда-нибудь встречал его?

Сердце в груди у Кристы билось с необычайной силой. Случается же такой счастливый день!

— Господи, а он-то что делает в Палм-Бич? Я слышал, он из тех мужиков, что живут вдали от мира и посыпают себе голову пеплом. Его книги невероятно угнетают, но, после того как прочитаешь их, кажется, будто знаешь ответы на все вопросы. Я слышал, он работает над романом, который называется «Мечта, которая мне снилась». Можешь подбросить ему эту тему, если захочешь извлечь его нос из ложбинки меж твоих грудей.

Криста рассмеялась.

— У меня нет ложбинки меж грудей.

— Послушай, дорогая, при таких титьках, как у тебя, всегда найдется какая-то ложбинка. И это не свойство тела. Это состояние души.

— Ты когда-нибудь читал его книгу о том, каково быть ребенком?

Кристе хотелось и дальше говорить о Питере Стайне.

— Да, довольно умное сочинение. На одной странице излагается, что делает и говорит ребенок. А на следующей — что он думает, его простые мысли, но изложенные сложным языком взрослых. Это нечто вроде интеллектуальной версии фильмов Траволты о разговаривающих младенцах. Он получил за эту книгу Пулитцеровскую премию. Называлась она «Детская игра». Книга неплохая, если тебя хотя бы отдаленно интересуют дети.

— На клапане суперобложки было сказано, что он женат и имеет одного ребенка, — сказала Криста.

— Ого! На самом деле он разведен, если верить журналу «Пипл».

— Стив, неужели ты читаешь «Пипл»? — поддела его Криста.

— Читаю иногда после работы. Не забывай, что я уже не так молод, как был раньше.

— Глупости, ты сейчас гораздо моложе! Того и гляди, окажешься снова в детской коляске. После чего сможешь написать продолжение книги мистера Стайна.

Она снова вернулась к теме Питера Стайна.

— Криста, я понимаю, что Стайн — это очень интересная тема, и я буду рад оказаться мухой на стене, когда он влюбится в тебя, но не думаешь ли ты, что мы могли бы потратить чуть больше времени на обсуждение моего миллиона… как я его буду зарабатывать и тратить, и что я должен сделать, чтобы выразить мою благодарность.

— Конечно, дорогой, но понимаешь, сейчас я не могу долго разговаривать. Я сижу в библиотеке Мэри Уитни и пора уже отправляться на ужин. Первое, что я сделаю утром, это позвоню тебе, ладно? Не празднуй слишком бурно. И подумай о том, где будем снимать. Помнишь, как мы снимали на плавучем доме в Кашмире? Я подхватила конъюнктивит, и тебе пришлось обходиться остальным моим телом. Это было гениально!

— Это, дорогая, был акт отчаяния.

— Шлю тебе мою любовь, Стив. Теперь мы богаты.

Криста положила трубку. В голове у нее крутились три проблемы. Мэри Уитни, местонахождение Лайзы и Роба… и мистер Питер Стайн.

20

Мэри Уитни торопливо шла по аллее: лоб нахмурен, руки покачиваются по бокам, как дубинки, голова наклонена наподобие тарана у ворот средневекового замка. Она не злилась, нет, но была настороже, готовая к битве. Конечно, она может ошибаться, но, когда дело касается чувств, ошибаешься редко. В делах сердечных дурные новости неизменно оказываются верными.

Она даже вычислила место, где может твориться «измена». Теннисный павильон, хотя и совершенно неприспособленный для этого, может оказаться любовным гнездышком. Да, если они занимаются любовью, то, конечно, только там, добавляя оскорбление к обиде, которую изменники так любят наносить. Неожиданно Мэри остановилась. О чем, собственно говоря, идет речь? Роб — ее теннисный тренер. В настоящее время он только тренер, не больше и не меньше, несмотря на ее прошлые дела и далеко идущие намерения. Предположим, она заподозрила, что он слаб на передок. Ну и что? Ведь их контракт не касается сексуальных отношений. Теоретически он может заниматься любовью с кем захочет. Но теория не интересовала Мэри. Всегда было так. И всегда будет. Для Мэри имело значение только то, что она чувствовала, как бы нелогично и неправильно это ни выглядело. Ее империя строилась на интуиции и на способности предугадывать, как люди будут себя вести в будущем, прежде чем они сами решались на какой-то поступок. Она и Роб станут любовниками. Это предопределено, хотя пока не случилось. И случится обязательно. Какое имеет значение, что это откладывается на некоторое время? Неприятно было то, что ее сексуальная мишень изменяет ей с самой красивой девушкой в мире.

Мэри пружинистым шагом зашагала дальше. Павильон, окутанный темнотой, виднелся впереди. Что она там обнаружит? Лежат ли они, усталые после совокупления, или находятся в каком-нибудь ужасном положении, к которому прибегают нынче для полового возбуждения? Почему все подходящие для этого названия существуют только в испанском или французском языках? Потому что англичане не умеют как следует трахаться. Вот почему. Дерьмо! Мэри шагнула к двери.

Ее встретила тьма. Мэри положила руку на дверную ручку и снова остановилась. Только что она согласилась подписать с этой испанской потаскухой контракт на колоссальную сумму. Подходящий ли сейчас момент для встречи со звездой ее крупнейшей рекламной кампании? Или осмотрительность — лучшая добродетель? Мэри улыбнулась в темноте. Женщина должна поступать так, как должна поступать женщина. Но пока Мэри колебалась, открывать дверь или нет, деловые соображения тревожно закопошились под зеленым покровом ревности, который окутал ее сознание.

Она вошла в павильон. Там никого не было. Глаза ее привыкли к темноте. О да, они здесь. Неподвижные, как трупы, эти двое лежали на столе для массажа. Мэри шагнула к стене и включила свет. Да! О Боже, какой ужасный момент, но как замечательно, что она оказалась права!