Секрет китайской комнаты - Елизавета Коробочка

Три. Два…

— А-а-а-ай, блять!

Раздалось смачное «чавк», а потом один «Одокуро» завизжал, когда у него на руке повисла Сакура.

А вот и сигнал.

Они ринулись вперед: следом Сатоши выстрелил из дробовика в ближайшего парня, что явно не ожидал подобной делегации к ним в гости (за что и поплатился дыренью в груди). Исао выстрелил, Кичиро не был уверен, что тот попал, потому что сам напрыгнул с катаной на оставшегося в стороне, ошалевшего от такого происшествия. У его предполагаемой жертвы в руках была бейсбольная бита, они сошлись в клинче, ненадолго: Кичиро был сильнее, и от неожиданности удара, бедолага получил своим же оружием прямо себе по голове. Ой, звук какой, не зря говорили, что голова у всех бандитов была пустая.

Блин, у Ханами это получалось получше…

Мимо пронеслась пуля: дружки Исао тоже времени не теряли. Один из «Одокуро», оставшийся не у дел, выпустил когти и бросился на Годо, но не успел даже звука издать, как перед тем, словно из-под земли, вырос Синдзи и снес выстрелом голову.

Кичиро обернулся — и едва отшатнулся, когда мимо него пронесся кулак Исао, разбивший биту недобитого «Одокуро» вдребезги. В голове вдруг почувствовалось возмущение, вестимо, Ханами, и Кичиро замахнулся — сильно, и ударил по шее. Заскрежетал металл, и, следом, чужая голова полетела за борт к остальным своим товарищам.

Тем временем Сатоши выстрелом добил жертву Сакуры, оставив у той на память симпатичный сувенир в зубах — чужую руку.

— А ну брось! Фу, фу!

И все это — в тишине. Ну, почти. Не зря же у них глушители.

… почти стелс, да?

Тела они спихнули в воду; затем пошли следом за Сакурой. Вперед, в черное нутро «Бакэ-кудзиры».

Пробуждение было тяжелым.

Все болело. Конечности словно налились свинцом. Каждый новый звук отдавался ужасающей пульсацией в голове, удар за ударом — бам, бам, бам, отчего хотелось закрыть уши руками и не слышать, ничего больше и никогда. Но больше всего болел живот, мучительной тянущей болью в том месте, куда вонзили нож.

С трудом Хэби раскрыла глаза.

Ничего не изменилось. Они были все в той же комнате. Раны были обработаны, грубо. Огромных сил ей потребовалось, чтобы поднять взгляд и посмотреть на Кайто с замотанным коленом. Если они отсюда выберутся, хромать он будет долго. Впрочем, если им все же удастся… это будет меньшая цена, какую они смогут заплатить.

— Ну что, все? Пришли в себя, ребята?

Голос Ханзе вызвал только больше головной боли.

Замолчи. Замолчизамолчизамолчи. Не говори ничего, заткнись. Дай прийти в себя.

— Алло? Слышите меня?

— Молчание, — раздался хриплый голос рядом, — знак согласия, не слышал, что ли?

— Хорошо. Хорошо! — с энтузиазмом Ханзе потер руки. — Давайте повторим еще раз: на кого вы работаете?..

Но вновь — тишина.

Ничего. Скоро ему надоест. И тогда они смогут отдохнуть. У них будет целое посмертие на то, чтобы этим заняться, и никто, даже такой человек, как Ханзе, не сумеет их оттуда вырвать. Ведь смерть была чем-то твоим, личным, и никто не мог проникнуть за ее врата и вытащить тебя на белый свет вновь.

— Понятно…

Разочарованно цокнул.

Следом, чужая рука схватила Хэби за лицо и заставила поднять голову. Между пальцем у него был зажат нож, уже чистый.

— Твой вариант?

— Нахер сходить, такой вариант.

Да, Ханзе был прав. Пустые угрозы были признаком отчаяния. Но у нее уже ничего не осталось. От пустого молчания только больше кипело что-то внутри, а таким образом… Ну, это хотя бы его бесило. Тоже приятное зрелище.

— Кайто?

— Нахер иди.

Лицо Ханзе на секунду приняло озадаченный вид, восхитительное зрелище, в самом деле, но затем он пожал плечами. И занес нож.

В следующую секунду полоснул им прямо по глазам. Не будь у Хэби аугментики, она бы заорала, но искусственные глазные яблоки не ощущали боли (в отличие от порезанной переносицы, но, в самом деле, на фоне ноющего живота даже эта вспышка боли показалась почти незаметной, незначительной). В эту же секунду все потемнело, а по лицу полилось что-то теплое, горячее. Кровь.

Глаза закоротило.

Как же больно. Как же больно.

— Так… — судя по голосу, терпение у Ханзе подступало к концу. — Раунд третий. Что мне сделать в этот раз? Нет-нет, я понимаю, в нашем двадцать втором веке все так легко заменить, все поменять! Вот, я вырезал ей глаза, а ведь они даже не настоящие, мать вашу. Нужно только немного потерпеть, да? На это вы рассчитываете?

Боже, как же больно. Как же больно…

Голос Ханзе сорвался на крик:

— Да, я спрашиваю?!

Судя по шороху одежды, развернулся. Последовал удар, по лицу, и Хэби тихонько заскулила, чувствуя, что теряет самообладание.

— Я жду ответа.

Нет. Ты ничего не добьешься. Смирись.

— Хорошо… — Ханзе нетерпеливо запыхтел, судя по звуку шагов, вновь начав кружить по комнате. — Никаких проблем, окей-окей. Так, ребята!

Щелкнул пальцами. Раздались глухие удары, видимо, кто-то бил Кайто. Если бы она только могла видеть…

Но видел Кайто.

Видел, как Ханзе взял со стола аккуратный длинный штырь с молотком, угрожающе сверкнувшие под тусклым светом лампы. Подошел к Хэби и с улыбкой, не грозившей ничем хорошим, наклонился над ней, после чего абсолютно милейшим (и не подходящим такому уебку) голоском поинтересовался, будто делал что-то шаловливо-невинное:

— Кайто-кун, узнаешь, что это?

О, Кайто знал. Кайто хорошо знал, и это вызвало у нее скорее даже разочарование, чем какое-то удивление. Честно говоря, он чего-то подобного и ожидал, а потому эта игла не вызвала в нем какого-либо удивления или шока. Он сухо заметил:

— Как примитивно.

— Примитивно! — Ханзе вскинул руки, излишне драматично, подобно актеру театра Но. — Но эффективно. Знаешь, что можно сделать с человеком, чтобы он остался жив, но не жив?

— Столько способов, что не счесть.

Голос неожиданно сел. С чего бы…

Ладно, ладно! Он знал. Твою ж мать.

Ханзе это определенно развеселило, и он улыбнулся, хотя больше походило на оскал:

— Может посоветуешь мне какой-то? Я, лично, очень люблю лоботомию. Это требует филигранной хирургической точности. Один удар — и все. Человека больше нет. А ты что посоветуешь? — насмешливо бросил он. — Мозги выжигать? Да господи боже. У меня этих выжигателей мозгов по всему Эдо. Мне уже надоело.

Все это время он продолжал вертеть в руке иголочку.

Надо было что-то предпринять. Хорошо было бы вырваться и начистить эту наглую рожу, но Кайто, при всем том, что язык его сегодня подвел, был весьма рациональным человеком,