БОББИ ФИШЕР ИДЕТ НА ВОЙНУ - Джон Айдинау

Подозрения касались не только условий жизни в отеле. По словам Ларисы, «Борис считал, что с ним происходят удивительные и тревожные события. Внезапно в первом или во втором часу дня он мог почувствовать сонливость. Сперва ему казалось, что он слишком много ест. Он урезал себе рацион и стал есть только закуски, но желание спать не пропадало. Дважды он уезжал на партию с нормальным пульсом, от 68 до 70, а через час оказывался в состоянии прострации. Он не пил кофе или сок, который ему давали, опасаясь, что туда что-нибудь подсыпали».

Лариса Спасская присоединилась к мужу. Он боялся, что в его еду что-то подсыпают, но домашним блюдам доверял.

Проведя несколько дней в посольстве, Лариса и Борис переехали в дом, расположенный в десяти километрах от Рейкьявика. Организацией занимался советский посол Сергей Аставин. «Нам удалось сбежать» — так говорит об этом Лариса. Дом принадлежал отелю и напоминал обычную дачу. Там её муж впервые за несколько недель выспался. Глаза заблестели, вернулась нормальная оживлённая манера разговора. Он начал больше обращать внимания на слова Крогиуса и Геллера, чьих советов практически не замечал, находясь во взвинченном состоянии. Обратившись за помощью к повару посольства Виталию Ерёменко, большому поклоннику Спасского как человека и как шахматиста, Лариса взяла на себя заботу о еде. «Сперва я делала им обед, потом стала наливать термос кофе и фляжку сока». Она выжимала свежие апельсины, что было приятным разнообразием после приторно-сладких суррогатных соков Москвы. «С этими двумя фляжками он оправлялся на матч». Она добавляет: «Раньше я ни разу не видела его в таком состоянии. Ничего подобного на других матчах не происходило. Даже отдалённо». У Ларисы техническое образование: по профессии она инженер. Она не из тех женщин, что любят строить пустые домыслы, и до сего дня уверена, что против её мужа использовались психотропные вещества. «Я не знаю, как они это делали, но уверена, что так было. Возможно, какой-то особый свет, или что-то в зале, или в еде».

Твёрдое убеждение, что команда Фишера предприняла серьёзные защитные действия, увеличило советскую паранойю насчёт вреда их чемпиону, и это казалось единственным возможным объяснением того, что Спасский был не в себе. Геллер позже отметил подготовку американцев к матчу: «С ними приехала техническая команда. Зачем, скажите на милость, она им понадобилась? А ещё психологи, служба охраны и служба информации». Лариса не единственная, кто утверждает, что дом Фишера охранялся вооружёнными морскими пехотинцами.

Однако это было не так. Американские записи сообщают, что, хотя люди Фишера потребовали морских пехотинцев, американский поверенный в делах Теодор Тремблей им в этом сразу отказал. Его отвращала невоспитанность Фишера, он был разочарован в нем и не мог дождаться, когда Бобби покинет остров, а потому в ответ на попытки Фреда Крамера запугать всех окружающих совершенно сознательно сократил посольскую помощь до минимума. Крамер предупреждал, что дойдет до Белого дома. Тремблей молился, чтобы этот «проклятый» не прилетел в Рейкьявик, предвидя проблемы, которые Фишер может создать исландцам. «У меня не было сомнений, что исландцы справятся. Но Фишер ещё до матча обладал такой репутацией, что даже я, не будучи шахматистом, знал о ней и предвидел одни сплошные неприятности». И когда Крамер, этот солдат личной гвардии Фишера, заявил, что посольство должно помогать ему деньгами, Тремблей выставил железный заслон. «Я не был расположен сотрудничать ни с одним из этих людей, и, честно говоря, их угрозы меня не волновали. Государственный департамент приказал, чтобы я не тратил на Бобби Фишера ни единого цента из кармана американских налогоплательщиков, поскольку он совершенно наплевательски относился к окружающим. Вот так всё и было».

Советские «воспоминания» показывают всю глубину неуверенности и подозрительности, сопровождавших граждан СССР, куда бы они ни направлялись. Мысль о том, что против команды в Рейкьявике использовались неспортивные методы, звучала как погребальная песнь в течение четырёх месяцев после матча, хотя и не очень громко, поскольку участникам приходилось улаживать более срочные дела. Сталинизм воспитал в людях постоянное стремление искать тайный умысел, внутреннего и внешнего врага, преступников, тех, кого можно было бы во всем обвинить. Памятка для сотрудников КГБ, «Словарь КГБ, официальное руководство советского офицера разведки», утверждает, что «политическая бдительность советских граждан выражается в их неизменном внимании к возможным опасностям, угрожающим стране».

Бдительность такого рода проявлялась ещё до матча, что явствует из официального доклада в Спорткомитет о подготовке Спасского, составленного 16 октября 1971 года Виктором Батуринским. В докладе он предупреждает, что американцы могут попытаться провести матч на своем континенте, давая тем самым Фишеру «определённые преимущества». Далее говорилось:

Более того, в связи с результатами матчей, которые Фишер провел с Таймановым, Ларсеном и Петросяном, существуют некоторые предположения о возможности воздействия на них факторов, не имеющих отношения к шахматам (гипноз, телепатия, отравление еды, подслушивание домашнего анализа, и так далее).

После разгрома Тайманова руководитель его команды Александр Котов поднял вопрос о возможности внешнего влияния на Спасского: «Кажется, такое происходило и раньше. На матче Тайманов — Фишер у меня постоянно возникало ощущение, что нас подслушивают».

Ботвинник также не доверял американцам; он считал, что Спасский не должен играть в стране, на территории которой располагается американская военная база. Поэтому он был против Исландии. Инженер-электрик с ранним и страстным интересом к компьютерной науке, Ботвинник боялся губительных компьютерных манипуляций с сознанием Спасского и помощи самому Фишеру — по-видимому, здесь имелось в виду американское оборудование спецслужб. Когда Рейкьявик утвердили в качестве места проведения матча, некоторые представители Спорткомитета даже советовали, чтобы туда отправили советский корабль, на котором советская команда могла бы жить в безопасности. Эта идея не вышла за пределы Спорткомитета, что, возможно, было и к лучшему для нервов Спасского.

Потом, уже во время матча, советскую сторону встревожило то, что Спасский катастрофически ошибался и не использовал многообещающие позиции. Не причастны ли к этому гипноз, парапсихология или химические вещества, слухи о применении которых так пугали команду?

Вернувшись в Москву, Спасский и сам не мог объяснить своё умственное состояние. «Могло ли такое произойти, чтобы моё понимание шахмат настолько сильно ухудшалось в результате незначительных инцидентов и задержек? Могла ли моя психика быть настолько нестабильной? Либо она сделана из стекла, либо там были какие-то внешние воздействия». Прежде чем мы недоверчиво и удивлённо пожмём плечами, давайте вспомним, что СССР использовал против своих врагов токсичные вещества. Когда КГБ решил поставить квартиру полковника Олега Пеньковского на прослушивание, подозревая его в шпионаже в пользу Британии, специалисты намазали ядом его кресло, и он быстро оказался в больнице. Почему же другие не могут иметь доступ к подобным технологиям?

Разумеется, не все в Союзе обвиняли американцев в очевидной потере Спасским своей формы. Но даже те, кто отрицал возможность «внешних воздействий», обвиняли Фишера в использовании нешахматных приёмов, имея в виду психологическое оружие. Тренер и помощник Спасского Николай Крогиус являлся в то же время заведующим кафедрой психологии Саратовского университета. Размышляя о случившемся, он выносит следующий вердикт:

Психологическая война, развязанная Фишером против Спасского, и его (Фишера) попытки отстаивать свои притязания (подавляя волю другого игрока) были связаны; это две стороны единого процесса борьбы со Спасским... В 70-е годы Фишер большое значение начал придавать психологическим аспектам в игре. Он неоднократно заявлял, что стремится подавить волю соперника. Для этого все средства хороши. Психологическое подчинение противника неизбежно приводит к резкому снижению его шахматной силы. Эту программу Фишер последовательно осуществлял до и во время матча.

В Спорткомитете такие игры Фишера виделись корнем проблем Спасского. Комитет размышлял о возможности гипноза ещё в начале августа, но отмел её. Бывшая чемпионка мира Елизавета Быкова заявляла Ивонину, что среди юристов Фишера находился телепат. Это было неправдой. В любом случае, Спорткомитет в телепатию не верил.

Советский посол в Исландии жаловался в Спорткомитет, что пресса, как советская, так и западная, неправильно понимает мотивы поведения Фишера, обсуждая его «выходки». Это не выходки, говорил он, а хорошо спланированная, неспортивная кампания, направленная на подрыв сил чемпиона. В Москве специалисты проанализировали личность Фишера и пришли к выводу, что это психопат, человек, для которого конфликтная ситуация представляется нормальной, а Спасский с этим справиться не мог.