За семью замками. Внутри - Мария Анатольевна Акулова

— Салон не приспособлен. Тесно. Будет сложно. — Костя сказал, берясь за ремень, ныряя следом в машину.

Говорил серьезно, но почему-то вызывал у Агаты улыбку и триумфальный трепет. Вероятно потому, что пусть с минетом на скорости у них не сложилось, но классический секс в элитной тачке у неё точно будет. А значит, и галочка.

Костя — снова теплый, успевший сдернуть футболку и приспустить джинсы с бельем, вжался своим телом в ее, заставляя Агату испытать новую волну желания, копившегося всё то время, что они ехали. Настолько сильного, что Агата понимала — ей сейчас многого не надо. Это скорее всего будет до смешного быстро. Хотя почему до смешного? Костино самолюбие она потешит. Только смотрит на него — а уже кончает.

Костя сделал резкое движение в нее, Агата дернулась, долбанувшись головой о подлокотник…

— Вот черт… — Агата ругнулась, Костя засмеялся, уткнувшись лбом в ее плечо.

За что девушка сначала стукнула его, реагируя на безжалостное: «я же говорил», а потом потянулась к своему затылку, чтобы потереть…

Пытаясь предотвратить повторный эксцесс, Костя протиснул руку между ее затылком и подлокотником. Потом снова двинулся, она не ударилась уже — просто вжалась в ладонь… На третьем движении испустила стон… На четвертом попыталась податься навстречу, но все равно было неудобно, поэтому на пятом шепнула:

— Ты какой-то херовый кризис-менеджер. Реши проблему нормально.

Почувствовала, что Костя выходит, чуть отползает, берется за ее бедра, тянет ниже, чтобы она полностью была на диване. Смотрит в лицо, вздернув бровь…

Мол, справился?

А получив кивок, прижимается губами уже к груди, ласкает, мнет руками ягодицы, оглаживает бедра, спускается ниже, щекочет дыханием сначала живот, а потом самую нежную кожу, когда она прогибается, пытается еще сильнее раскрыться, Костя ведет языком, Агата не сдерживает стон, накрывает рукой его голову, сжимает волосы, тянет… Чувствует скольжение и будто бы легкие удары… Теряется в удовольствии… Но в определенный момент этого удовольствия становится мало. Агата тянет Костю вверх настойчиво, втягивает его язык, снова хнычет, пока он не заполняет будто пылающую пустоту до отказа, и тут же начинает двигаться в ней размашистей, сильней, выбивая стоны на каждом толчке, собирая их своим ртом… И ей уже абсолютно все равно, обо что и чем она бьется. Лишь бы он не останавливался.

В какой-то момент Агата слышит странный, немного свистящий звук, вскидывает взгляд, чувствует, что Костя остановился, одной рукой держит вытянутый ремень, другой — фиксирует сначала одно ее запястье — заводит за голову, глядя в глаза, обматывает ремнем… Потом другое заводит туда же… И тоже обматывает…

Чуть отстраняется, скользит по ней взглядом. Видит в ответном немного страха, огромный интерес… Видит, что она сама сжимает ремень в кулаке, чтобы не соскользнул… Возвращается своим лицом к ее лицу, медленно входит снизу, растягивая будто…

— Ты царапаешься вечно. Хожу потом, как с кошкой дрался.

Шепчет, Агата чувствует, что щеки розовеют, потому что она не специально, но становится не до смущения, когда Костя идет дальше — обездвижив, забрасывает ее ногу выше — практически себе на плечо, ограничивая движения сильнее, обеспечивая более глубокие проникновения… И становится понятно, что дело не в том, что она царапается. Ему просто хочется еще больше власти. Еще больше стонов. Полного подконтрольного ему сумасшествия.

И он всё получает. Вбивается, хмурясь, глядя то в полные неконтролируемого желания глаза, то на повторяющие его имя губы. Ждет, когда знает, что еще секунда, и Агата кончит, закрывает ее рот своим, чтобы не распугала птиц вскриком.

Агата чувствует, как ее захлестывает волнами такой силы, что даже дыхание перехватывает, а его движения становятся агрессивней, практически болезненным. Дальше он действует чисто для себя. Костя мнет тело, оттягивает губы, толкается — языком и членом. С каждым разом все быстрее и все сильнее. А в какой-то момент закрывает глаза, входит на максимум, отрывается от губ, вжимается носом в висок, дышит тяжело, кривится сильнее, пользуется тем, что Агата при всем желании не вывернется, бесстыже кончая в неё.

Не спросив даже, порешала ли она с таблетками. Потом разберутся.

Обратно они ехали, уже не больно-то разговаривая. Агата потирала саднящие немного запястья — скорее всего, останутся следы… Хорошо, что она никуда не выходит и никто этого не увидит.

Костя был просто спокоен. Не гнал. Ехал быстро, но без заигрываний с машиной и дорогой. Уже не столько катался, сколько стремился к пункту назначения.

Прокручивая в голове случившееся, Агата внезапно для себя же испытывала жгучий, но будто бы в то же время сладкий стыд. А еще немного злость. Или много. Если бы могла сейчас злиться полноценно, если бы колени до сих пор не подрагивали из-за напряжения, а мысли по-прежнему не разбегались по углам, растягивая губы в улыбке, то наверняка злилась бы куда сильней, а так…

— Не делай так больше.

Сказала, когда они въехали в город. Вполне дружелюбно, будто шепотом даже, но тон и посыл Косте все равно явно не понравились. Он не любит, когда ему приказывают.

Бросил на Агату быстрый взгляд, как бы говорящий: «мне без разницы, о чем ты сейчас, но тебя спрашивать не планирую».

Агате же так и хотелось ответить, что стоило бы… Непременно стоило.

— Я не хочу залететь, Костя.

Она сказала, он усмехнулся. Несколько секунд молчал, потом изрек легкомысленно, пожимая плечами:

— Ну так не резинками в меня бросайся, а с таблетками разберись. В чем проблема?

— В том, что резинки нужно надевать! Когда они валяются в машине, это не защищает!

Агата завелась моментально. Сказала громче, чем хотела. Снова наклонилась за пачкой, которую они так и не вскрыли, снова бросила.

На сей раз она отскочила уже от Костиного плеча, он снова посмотрел предостерегающе. Мол, не перегибай…

Чтобы не сорваться сильнее, Агата отвернулась к окну. Молчала. Злилась. Терла запястья уже яростней…

БДСМщик сраный… Шибарист недоделанный. И она тоже… Дура легкомысленная. С мозгами, стекающимися в одно место, когда речь заходит о нем…

Потому что хотела бы — остановила.