Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1 - Исраэль Левин

На этом этапе оставалась только одна проблема: не получалось разработать систему наведения. В лабораторию Пильца в Германию направили специальную группу, которая сфотографировала необходимые документы и привезла их в Израиль. Поняв, что программа создания ракет действительно идет полным ходом и в случае успешного выполнения станет угрожать самому существованию Израиля, на совещании у премьер-министра решили остановить ее любыми способами.

Через месяц интенсивной работы Моссад вышел на австрийского ученого Отто Йоклика, сообщившего, что египтяне планируют создать ракеты, несущие химическое и биологическое оружие. Они также собираются начинить ракеты радиоактивными отходами и взорвать над Тель-Авивом, чтобы заразить смертоносными изотопами всю центральную часть Израиля, сделав ее непригодной для жизни. Это уже выглядело смертельной угрозой, и в Моссаде к решению данной проблемы привлекли особый отдел. Его сотрудникам поручались так называемые «деликатные дела», когда требовалось чье-либо физическое устранение. В итоге первым без следа исчез доктор Хайнц Круг, руководитель завода по производству ракетных двигателей в Мюнхене. Затем куда-то запропастились два его ведущих помощника. Их тоже так и не нашли, и завод остался без руководства. В доктора Ганса Кляйнвахера, специалиста по электронике, работавшего во время войны над созданием ракет «Фау-2», стреляли, но промахнулись. Знающие люди говорят, что неудачных покушений не бывает. Если кого-то хотят убрать, то не раздумывают. Доктор Кляйнвахер быстро понял намек и сообщил своему куратору, что не сможет больше консультировать египетских специалистов. А он считался ключевой фигурой в разработке системы наведения ракет. У египтян возникли серьезные проблемы, практически неразрешимые без посторонней помощи, и тогда они начали поиски новых специалистов, имеющих опыт в данной области.

Самую серьезную информацию о немцах, задействованных в программе, удалось получить от Отто Скорцени – главного диверсанта Гитлера, жившего в те годы в Испании под крылышком генерала Франко. Скорцени не считался военным преступником, мог свободно разъезжать по Европе, но поездок избегал, видимо, опасаясь за свою жизнь. Скорцени полагал, что до конца жизни ему потребуется прикрытие какой-либо солидной организации, что и заставляло его работать со всеми обращавшимися к нему спецслужбами. А на связь с ним выходили многие: и ЦРУ, и МИ-6, и французы, и даже разведка Западной Германии под руководством генерала Гелена. Скорцени много знал и щедро делился своими знаниями. В один весенний день к нему приехали представители отдела внутренних расследований НАТО. Им понадобилась не особо важная на первый взгляд информация о некоторых персонажах гитлеровского окружения. Скорцени даже ощутил гордость – еще бы, теперь с ним сотрудничает НАТО! Натовцы договорились встретиться с ним еще раз, затем еще.

Примерно через три месяца он познакомил натовского координатора с давним приятелем, работающим в Египте над ракетной программой. У того, видимо, тоже рыльце было в пушку, и он немедля рассказал все, что ему было известно о проекте. А знал он очень много, и не только о проекте, но и о личностях его участников.

Информация оказалась бесценной, и, исходя из нее, конечную цель операции немедленно поменяли. Часть немецких ученых и инженеров, вернее, ключевых специалистов, решили перевербовать и продолжить работу над проектом, но уже с целью опустошения египетской казны, для чего требовалось направить дорогостоящие разработки в ту сторону, где результата быть не могло. Израильтяне рассчитали, что через два-три года у Египта начнутся финансовые проблемы, настолько серьезные, что никакие арабские братья с их нефтедолларами не помогут. Не подсобит и давний друг – Советский Союз, чьи ресурсы ограничены. И тогда Египту не останется ничего другого, кроме как двинуться в сторону Западной Европы и США. А это уже легче.

Так и сделали. Первые вербовки прошли успешно, компромат оказался качественным, и работа по развитию египетской ракетной программы начала набирать обороты, именно в ту сторону, куда ее направил Моссад. Одним из руководителей проекта был доктор Пауль Герке, немецкий ученый, специалист по электронике, последние несколько лет живший в Египте. По данным, полученным от друга Скорцени, Герке завел роман с женой египетского инженера, работавшего под его началом. По мусульманским законам это грозило смертью и ему и ей. Более того, его дочь состояла в интимной связи с высокопоставленным египетским чиновником, отвечавшим за проект, что не так страшно, но тоже карается, ведь в Египте служба безопасности препятствовала любым связям с иностранцами. А тут и отец, и дочь замешаны, в общем, несдобровать никому. Когда в марте 1963 года они приехали в отпуск в Швейцарию, было решено завербовать сразу обоих. В Моссаде начали с дочки, на чем и прокололись. Она испугалась уже во время первой беседы и тут же позвонила любовнику. А тот, поняв, что из шантажа без потерь не выбраться, помчался к своему боссу раскаиваться. Египтяне быстро сориентировались и связались со швейцарской полицией, которая тут же арестовала агентов Моссада. Тайна операции раскрылась, и разгорелся скандал. Поняв, что теперь разорить Египет не удастся, в Израиле вернулись к изначальной версии – закрытию программы. Материалы передали журналистам, и вскоре газеты затрубили о том, что президент Насер приютил бывших нацистов и с их помощью пытается создать атомную бомбу для уничтожения Израиля. Совсем скоро практически все инженеры и ученые, так или иначе задействованные в проекте, отказались от сотрудничества. Те же, кто еще жил в Египте, поняли, чем рискуют, и покинули страну. Кроме того, правительство США предупредило Насера, что ему лучше отказаться от ракетной программы, поскольку гонку вооружений он все равно проиграет Израилю. Видимо, американцы узнали о тайном намерении израильтян разорить египетскую казну. В любом случае, египетское ракетостроение стало невозможным.

Альвенслебен и его люди в те дни внимательно следили за происходящим и собирались организовать операцию по прерыванию ракетной программы Египта собственными силами. Но позднее решили задействовать Моссад. Альвенслебен лично уговорил Йоклика собрать документы о радиоактивной угрозе Израилю, а затем навел оперативников Моссада на его след. Именно эта уловка и сработала. Конечно, методика работы Моссада не всегда ему нравилась. Ликвидации, посылки с бомбами… Альвенслебен твердо убежден, что убивать нельзя. Так написано в Каббале. Только Бог дает жизнь, и только он ее забирает. Святая цель, ради которой убивают, перестает быть таковой. Но с другой стороны, и сотрудников Моссада трудно осуждать. А что им еще оставалось? Программу необходимо было закрывать, она представляла собой смертельную опасность для молодого государства.

Альвенслебен снова улыбнулся, вспомнив одну из серьезнейших операций, в которой ему пришлось участвовать лично.

– Нужно попробовать тот же метод. Правда, времена другие, да и Россия – не Египет… Будет сложно.

Выполнив задание, я заработал несколько слов похвалы от Альвенслебена. Да и Рафи вроде бы доволен мною. Как мы и запланировали, старший научный сотрудник Вышев отправился к профессору Страхову и потребовал уволить нового сотрудника охраны Груздева по причине профнепригодности. Страхов, уже получивший обещание поста директора института после ухода нынешнего, особенно не сопротивлялся. Вообще вся история с протекцией ему была неприятна, а теперь и вообще не нужна. Через пару дней он вызвал меня и сообщил, что по мнению начальника службы внутренней охраны института для работы здесь я профессионально непригоден. В общем, все соответствовало намеченному плану.

Едва дождавшись увольнения, я отправился в Европу за Мариной. К тому времени она уже оправилась от операции и очень спокойно отнеслась к переменам в своей внешности, чем очень меня озадачила. Едва ли не первая фраза, с которой меня встретила Марина, тоже казалась странноватой:

– Ну вот, милый. Как видишь, теперь я даже лучше, чем была. По крайней мере, ни еврейских, ни армянских корней с ходу не разглядишь. Теперь по субботам сможем танцевать в ночном клубе…

Немного помолчав, она добавила все тем же шутливым тоном:

– Главное – чтобы тебе нравилось. Чтобы ты узнавал меня, и вообще…

Я не дал ей договорить, крепко обняв.

Весь день она была оживлена, постоянно улыбалась, болтала без умолку обо всякой чепухе. Разрядка наступила ночью. Я проснулся от тихого плача Марины.

– Что с тобой? Тебе больно?

– Нет. Ничего у меня не болит. Просто я подумала, что теперь нам нельзя иметь детей – они не будут похожи на нас! Их лица будут похожи на наши прежние, а не сегодняшние. Как будто чужие…

Господи! Только это? Есть еще сотни причин, куда более серьезных, не позволяющих нам никаких детей. Но говорить ей об этом сейчас я не имел права. Мне только и оставалось, что обнять ее, прижать к себе и долго-долго шептать на ухо какие-то слова, успокаивать ее, укачивать, пока она не заснула в моих объятиях.