Возвращение - Майрон А. Готлиб

Осторожно постигаю дозволенную мне принадлежность к происшедшему. Пока водворяю себя на Нетину сторону, туда, где она с сестрами осторожно нивелирует заминку, а я готовлюсь встретить ее взгляд, еще не зная толком содержание моего ответного, два других желания, с опаской озираясь, пробрались в мою волшебную Котомку Немыслимого и затаились в ожидании своей участи.

Как хорошо я понимаю Нету, как знакома мне ее неуверенность и как важно дать ей почувствовать мои одобрение и ободрение. Наконец, я обретаю власть над собой сорвать с нее взгляд, но к этому времени сам момент утерял свою откровенность – Марианна смотрит на меня добродушно, ничуть не помогая.

– Когда нам переодеться? – как бы между прочим, будто ничего не произошло, спрашивает Анна, – сейчас или через пятнадцать минут?

Ах да – они по-разному одеты, о чем я ни на секунду не забывал, но только сейчас осознал с какой целью. Мы не играем в затейливую и безобидную игру «кот – мышки», а в неравную «кошки – мышь». Марианета расчетливо и хладнокровно завлекла меня в свою «добро пожаловать в наш лабиринт» западню, не давая шанса насторожиться, затуманивая уверением, что ничего сверхъестественного в них нет. Обычные смертные. Слабые и уязвимые. До обидного очевидно, это не я взялся различить их. Они поселили во мне уверенность, что вполне различимы (особенно, такому прозорливцу и руковеду, как я). Понятным стало и присутствие трех немыслимых желаний в моей дырявой котомке, готовящейся растерять свои сокровища четверть часа спустя.

Непостижимо только, зачем им понадобилось бессмысленно терять время на меня. Неужели в их телефонных книжках не нашлось никого попривлекательнее и более подходящего по возрасту и рангу?

Может от того, что мне шестнадцать и они ничем не рискуют, испытывая пределы своей неотразимости, очарования и, в конце концов, власти и жестокости. Или не могут удержаться от соблазна отомстить мне за боль, причиненную одной из них кем-то неизвестным мне, в расчете таким каменнодушным путем обрести иллюзорный баланс справедливости.

Любопытно взглянуть на себя со стороны: насколько далеко фантазии заблудили меня в этой опрятной комнате среди трех берез.

– Как вам будет угодно – это не имеет значения. Ни в том, ни в другом случае шанса у вас нет.

Бравада разрисовала мое лицо наивной уверенностью (в моих глазах) и комичной самонадеянностью (в их). Но, в конце концов, какая разница, что видят они – важно, во что верю я. Если отличны наши предвидения будущего, то триумф мой будет тем более значительным, если, конечно, будущее великодушно вступится за меня.

Тем временем мне надо безотлагательно вернуть свои пять минут, выторговавших мне три желания. Они не были пожертвованы напрасно, они вовсе не были пожертвованы. Когда я отдавал их, знал, что верну и в точности знал, как.

Марианета более не существует. Представление закончено. Овации утихли. Зрители исчезли. Каждая из героинь превратилась в себя. Тройственность нужна была ей не для единения, а для противостояния излишне любознательному чужаку пересечь границу ее недоступности. Триада отслужила роль раковины и теперь, низвергнутая, изгнана за пределы мира, в котором мы в тот момент существовали. Они не только разрушили преграды между нами, не только наслаждаются этим – это часть их изначального плана. Меня уже мало беспокоит, что у них на уме и как они готовятся обвести меня.

Чего они пытаются этим достичь? После секунды – другой … ну да ладно, есть вопросы поважнее.

Как невидимо и неслышимо они общаются между собой?

Я не претендую стать четвертым обладателем их языка. Излишне упоминать, что сражение за право говорить на нем я безнадежно проиграл в момент, когда произнес свое дурацкое «можно?», и не тем, что не говорил на нем, а напротив – они понимали все языки, на которых я безуспешно пытался хранить молчание.

– У вас еще не пропало желание услышать неудобные вопросы? – начинаю из относительного далека.

АННА: Нет, конечно.

МАРИ: Мы готовы.

– Кто будет отвечать?

АННА: Сначала вопрос.

– Хочу понять ваши отношения с отцом.

– Вопрос, пожалуйста, – нетерпеливо напомнила Анна, давая понять, что эта игра ей не по нраву, и она с удовольствием поменяет правила, как только представится возможность, но никем не поддержанная, осталась в одиночестве. Мы, остальные, понимаем: в несущем нас потоке правила не меняют.

– Анна у нас очень…, – Мари делает короткую паузу смягчить продолжение, а не в поисках правильного слова.

– строгая, – неожиданно вступила Нета, не дав опомниться Мари.

Именно то, что мне нужно.

Очевидно, Нета не будет номинирована в нынешнем сезоне на Кубок Талейрана. Ее бесхитростность поразила меня приятностью и притягательностью.

– Когда вы одни, вы заканчиваете мысли другой или …

– Нет, никогда! – не понимая, куда я клоню, поспешно перебила меня Нета.

С опозданием заканчиваю вопрос, на который уже получил ответ

– или говорите одновременно?

Становится ясно, почему Марианна обеспокоена Нетой, то удерживая ее от взлета, то маскируя ее откровения. Нета – широко отворенное окно в их обитель. Проницательному наблюдателю не требуются изобретательные приемы вроде изощренных вопросов или наведение справок в надежно осведомленных источниках. Достаточно просто заглянуть в ее настежь распахнутые глаза, чтобы выяснить самые потаенные секреты, не предназначенные для посторонних глаз и ушей.

– Значит, все-таки вы не естественны со мной, я всего лишь случайный зритель, а вы исполнители ролей спектакля. Если помните…

– Помним, – Мари перебила меня (хотя ожидаемого раздражения не вижу) и по-хозяйски распорядилась, – ты получаешь дополнительные пять минут. Ты на это рассчитывал, когда говорил о неестественности?

– И на это тоже, но не только, – уточнять, впрочем, не стал.

Импульс помимо воли скосил мой взгляд в сторону Неты в то самое мгновение, когда она сбрасывала с лица улыбку удовлетворения. Вот оно что. Нета рассыпала передо мной каскад не по простодушию, а намеренно, отлично понимая, что и с какой целью делает. Марианна боится не ее наивной простоты, а острого ума и своеволия.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьева простушка».

Загадочная непостижимая Нета, что еще маскирует она своей наивной бесхитростной доверчивостью и открытостью?

– Хорошо, перефразирую. Это не вопрос. Просто расскажите об отце.

– Вот и долгожданный психоанализ, – спрашивает Анна.

– Вы просили неудобные вопросы. А этот еще и непозволительный. Можете не отвечать. Но в таком случае я получу дополнительные пять минут за неестественность и право не отвечать на ваши неудобные вопросы, когда подойдет мой черед.

МАРИ: Какую версию ты предпочитаешь? Короткую или правдивую?

– Любую, только не правдивую.

АННА: Объясни.

– Меня